У ВХОДА в 17-й подъезд "Останкино" - тот, через который приходят на работу сотрудники НТВ - митинг в поддержку телеканала. Но совсем не такой, к которому мы привыкли еще с перестройки, когда истово выкрикивали лозунги в поддержку кумиров, а ближайшему соседу по толпе готовы были глаза выцарапать за микронные разногласия. Такого митинга, как у "Останкино", я точно никогда раньше не видел.

Еще с утра вышел Киселев и попросил, поскольку митинг не санкционирован, не выставлять плакаты и не скандировать особенно настойчиво. И до самого вечера, хотя слышавшие Киселева давно ушли и вместо них пришли другие, люди просто стояли и вполголоса разговаривали. Не слушали чужие пламенные речи, не скандировали лозунги, а общались друг с другом. Не исключая даже персон с нестираемыми признаками экзальтированности, не пропускающими, наверное, ни одно подходящее мероприятие.

Никакого митингового пафоса, зато много самоиронии. Когда кто-нибудь начинал, в расчете на поддержку, кричать: "Эн-тэ-вэ!", чаще всего раздавались смех и подначки в адрес трибуна. Но иногда, когда инициатива была уж очень зажигательной, поддерживали все. На 7-9-х этажах, где сидят энтэвэшники, слышно было хорошо.

Те, кто подходил на митинг после конца рабочего дня, оказались большей частью очень молодыми людьми. И все равно - никакого гама и визга: тихие разговоры, тихие гитары. Потом взяли и построили из себя логотип "НТВ", развеселили телевизионщиков наверху. Одна девушка все же очень разволновалась и спрашивала всех выходящих из здания, хотя они могли работать на каком угодно канале: "Ну как там? Что там происходит?"

"Там" была тишина. После нервного дня и наэлектризованной ночи все устали. Говорили, как и на митинге внизу, вполголоса, с серьезными лицами подначивали друг друга. Один из корреспондентов криминальной хроники зашел в приемную главного редактора и сурово спросил: "Калашниковы" выдают?" "Вам бы только крови побольше", - отшили его в приемной.

Суетились в коридорах НТВ только многочисленные репортеры со всего земного шара, набрасываясь на знакомые по экрану лица. Сотрудники НТВ впервые на собственной шкуре ощущали, что значит быть объектом журналистского интереса. Григорий Кричевский, руководящий службой информации, давал интервью трем телекомпаниям сразу. Голова направо - американской, прямо - итальянской, налево - российской. Тут по мобильному позвонила мама. Кричевский краснел и отвечал кратко: "Ну, все в порядке, ну, я понимаю, мам, ну, не маленький, ну ладно".

К возможным санкциям против себя относились философски. Кирилл Рыбак, руководитель самой полезной на ТВ потребительской программы "Впрок" и заодно отец двух детей, размышлял: "Ну, стану безработным. Но ведь ненадолго. Я ведь и про балет сделаю так, что все обсмотрятся". Один из корреспондентов с серьезным лицом делился в коридоре: "А у меня сын, 18 лет, в баре устроился за 300 долларов. Пора, пора теперь и парню семью кормить".

Член бюро центрального совета "Яблока" Алексей Захаров устало курил в коридоре. "Я на "яблочном" посту. Уехал в 3 ночи, вернулся в 11. Наверное, к 11 вечера мне будет смена. Задача "Яблока" - не допустить, чтобы заразные палочки Коха распространились на всю страну".

О компромиссах и отступлении никто не заикался. Здесь все много лет работают вместе, поодиночке их разорвать - не получится. Здесь говорят, что всех, кого можно было отколоть, давно увели на РТР. Которое, между прочим, умудрилось полдня вообще не упоминать о конфликтной ситуации вокруг НТВ...