- Примаков сам позвонил мне и сообщил, что в Штатах вышла новая книга Тэлботта, в которой наши имена неоднократно упоминаются рядом. И будто бы Тэлботт там здорово все искажает. А еще добавил, что уж я-то должен знать, как хорошо он, Примаков, всегда ко мне относился и продолжает относиться...

Книга, упомянутая в телефонном разговоре Евгения Примакова, нынешнего шефа российской Внешней разведки, и Григория Явлинского, известного политика и экономиста, называется "На высших уровнях". Она написана послом по особым поручениям, специальным советником госсекретаря США по Новым Независимым Государствам Строубом Тэлботтом, в прошлом ведущим сотрудником журнала "Тайм", в соавторстве с титулованным американским историком, писателем и журналистом Майклом Беклоссом. Подзаголовок на суперобложке увесистого тома выглядит многообещающим: "Конец холодной войны: взгляд изнутри. Впервые: секретные послания и телефонные разговоры между Бушем и Горбачевым, Бейкером и Шеварднадзе, встречи за закрытыми дверями в Кремле, Белом доме, Пентагоне, ЦРУ и КГБ".

- Разумеется, многое из того, о чем говорится в книге, станет для широких читательских масс сенсацией. Хотя надо заметить, что авторы, при всей их осведомленности, кое-каких деталей, особенно касающихся советской стороны, знать просто не могли: были встречи, проходившие с глазу на глаз, были разговоры, о содержании которых до сего дня известно лишь крайне ограниченному числу людей. Впрочем, судя по реакции Примакова, и персонажи описываемых событий смогут почерпнуть для себя что-то новое.

Григорий Алексеевич листает страницы книги, только что присланной ему американскими коллегами из Гарвардского университета. Находит нужное место, скороговоркой читает английский текст. Порой останавливается, хмыкает или задумывается, припоминая, а то принимается дополнять и комментировать. 

Беклосс и Тэлботт: "Горбачев и его экономические советники не имели ясного представления о том, какую именно форму западной помощи следует избрать. Со своей стороны, администрация Буша хотела воодушевить реформы, но не знала, как лучше это сделать. В этот вакуум ворвалась небольшая группа ученых, которые имели в лучшем случае лишь небольшой опыт соприкосновения с тем, как делается политика в советском и американское правительствах... Основным автором проекта был Григорий Явлинский... С осени 1990 года он часто вступал в контакт с Грэмом Аллисоном, политологом из Гарварда".

- Да, у советского руководства вроде бы имелось тогда понимание желательности и даже необходимости западной помощи, но не было не только представления о ее формах и механизмах передачи, но и единого мнения об условиях принятия такой помощи. Что касается Запада, то и он, заявляя о готовности оказывать помощь, не стал бы делать этого, не имея четких гарантий, что помощь будет использована по назначению и не обернется в итоге против него. Нам представлялось, что такие гарантии могло бы дать проведение в Советском Союзе действительно радикальных политических и экономических реформ, включая принятие новой конституции, проведение многопартийных выборов, массовую приватизацию, снятие правительственного контроля над ценами, либерализацию внешней торговли, земельную реформу. А помощь выделялась бы Западом в согласованных объемах, но под вполне конкретные программы и в зависимости от хода их практической реализации. Мы исходили из того, что в данном случае взаимные интересы сторон совпадали. СССР преобразовывался в современное демократическое государство, получая при этом помощь с Запада, без которой осуществление реформ было бы гораздо более сложным и затяжным процессом. Запад же хоть и нес немалые затраты, но все же они были бы во много раз меньше безумных расходов на оборону, которые теперь оказывались уже не столь нужными, ведь главный противник - Советский Союз - превращался в партнера. Именно эти идеи легли в основу проекта, названного нами "Согласие на шанс". Впрочем, американским коллегам пришлось по душе название "Grand Ваrgain" ("Большая сделка"), и в английском тексте фигурирует именно оно.

Беклосс и Тэлботт: "Аллисон и Роберт Блэкуэлл, ныне читающий лекции в Гарварде, сконцентрировали усилия на представлении "Большой сделки" старому коллеге Блэкуэлла - Роберту Зеллику, который в начале 1991 года был назначен помощником госсекретаря по экономическим делам. Зеллик испытывал большие сомнения. По его мнению, трудно было представить, что советское правительство, особенно в руках такого человека, как Павлов, согласится на принятие крутых и быстрых мер, к которым призывал проект. Ему также представлялось нереалистичным убедить индустриальные демократии выделять по 20 миллиардов долларов ежегодно. Тем не менее его убедил уровень разработчиков "Большой сделки". Аллисон и Блэкуэлл представляли академическую внешнеполитическую элиту, которую Зеллик хотел привлечь на сторону администрации, и, кроме того, он был заинтригован блестящим молодым реформатором Явлинским и той ролью, которую он мог бы сыграть в будущем в СССР".

- Американцы — люди практичные, и, конечно, они хотели получить подтверждение того, что вся эта затея — не просто некие академические упражнения, что и с советской стороны за ней стоят влиятельные силы. Я поинтересовался, в чьем лице они хотели бы видеть поддержку идеи. "Ну, например, Примакова", — сказали мне. Я вернулся в Москву, подготовил концепцию, отнес ее Примакову, и он ее подписал.

Беклосс и Тэлботт: "В апреле Явлинский был приглашен на двухдневную экономическую конференцию, которая должна была состояться в Вашингтоне. Предварительно он проконсультировался с Примаковым, чьи многочисленные портфели дополнились тогда ответственностью за международную экономическую политику в новом горбачевском Совете Безопасности... Встретившись в примаковской квартире, Явлинский и Примаков составили открытое письмо лидерам "Большой семерки", в котором... призывали советских и западных экспертов к "совместным усилиям" с целью выработки плана для "эффективного взаимодействия между реформистским руководством СССР и Группой Семи"...

Во время телефонного разговора с Бушем в середине мая Горбачев предложил направить в Вашингтон делегацию, чтобы объяснить, что его правительство делает для "ускорения, расширения и углубления" реформ советской экономики. Группу должен был возглавить Примаков, а сопровождать его - Явлинский и вице-премьер Владимир Щербаков. 18 мая, в субботу, Аллисон и Явлинский в Кремле представили контуры "Большой сделки" Черняеву. Помощник Горбачева сказал им: "Я не экономист. Но я вижу, когда что-то работает, а система, которую мы получили, просто не работает. То, о чем вы рассказали, обещает нам путь разрыва с прошлым".

- Я привел Аллисона в Кремль, чтобы лишний раз продемонстрировать американским партнерам: предлагаемый проект пользуется поддержкой на самом высоком уровне. А он, как мне тогда казалось, действительно ею пользовался. К тому времени я обсудил эту проблему с Ельциным и с Горбачевым. И Ельцин дал мне добро, потому что он шел на президентские выборы, и идея была такая: он закончит выборы, и у него уже будет готовый план действий. И Горбачев согласился, несмотря на то, что Павлов и Щербаков едва ли не обвиняли меня в пособничестве ЦРУ. Да, и еще поддержал Назарбаев. Я сказал Аллисону, что имеется поддержка трех этих людей, и это придавало проекту уже совершенно иной уровень, он ни в коей мере не носил конфронтационный характер. А в телефонном разговоре с Бушем Горбачев сказал еще, что он направляет под руководством Явлинского группу людей для работы над программой, и эти его слова сыграли в дальнейшем большую роль для нашей работы, после той встречи в Кремле. Аллисон, я и несколько моих коллег по Центру экономических и политических исследований (ЭПИцентр), с которыми мы вместе создавали еще программу "500 дней", вылетели в США. Работали там как проклятые, американцы с непривычки даже жаловались и протестовали, и управились меньше чем за месяц: с 19 мая по 15 июня.

Беклосс и Тэлботт: "21 мая, в среду, Аллисон привез Явлинского в Вашингтон на неофициальную встречу с Зелликом и Деннисом Россом. Явлинский объяснил, что, хотя лично он близок к реформаторам, окружающим Ельцина, он все еще верит в Горбачева... И добавил, что Запад также должен помогать Горбачеву... Зеллик заметил, чтд трансформация советской экономики — дело куда более сложное. нежели перестройка его внешней политики... "Вам надо постараться не выглядеть так, словно выдержите жестяную чашку для сбора пожертвований", - сказал Зеллик собеседникам... Явлинский ответил, что у него вовсе нет желания увидеть, как Запад подписывает крупные чеки Советскому Союзу, даже напротив: "Не давайте нам денег вперед. Вы только сделаете моих детей должниками. Вам нужно пообещать нам деньги в будущем, чтобы заставить нас делать то, что мы должны делать сейчас".

- Правильно, об этом я говорил и позже, на встрече с Бушем. Он тогда неожиданно предоставил мне целых 20 минут, и я начал с того, что сказал: "Господин президент, мы не попрошайки и пришли сюда не с протянутой рукой. Мы пришли, чтобы говорить о программе, о будущем".

Бенлосс и Тэлботт: "27 мая, в понедельник, Буш позвонил Горбачеву и сказал, что он ожидает "интересную неделю переговоров" с группой Примакова... Буш подчеркнул, что особенно ждет Явлинского, чтобы встретиться и послушать его. Для усиления этого послания Зеллик направил телеграмму Мэтлоку (послу США в СССР - Прим. авт.) в Москву и проинструктировал его: надо в недвусмысленных выражениях сказать Примакову, что "активное участие" Явлинского является основным фактором успеха миссии. Примаков уже предпринимал несколько попыток заранее отстранить Явлинского от наиболее важных встреч в Вашингтоне. Когда Явлинский пригрозил объясниться напрямую с Горбачевым, Примаков отступил, хотя он и Щербаков продолжали настаивать, что, поскольку именно они представляют советское правительство, они и должны вести большинство переговоров, если не все вообще. Вскоре после прибытия в Вашингтон Примаков отвел Хьюетта (один из помощников Буша. - Прим. авт.) в сторонку и сообщил конфиденциальным тоном: "Ты знаешь, Эд, Явлинский работает на меня". После таких слов Хьюетт не должен был бы удивиться, если бы Явлинский оказался отодвинут в сторону. Раскусив эту уловку, Хьюетт сказал, что слышал, как Горбачев по телефону сообщил Бушу: Примаков и Явлинский направляются в Вашинггоч вместе, как равные. Примаков возразил, что он тоже слушал этот разговор в Кремле и что Горбачев ничего подобного не говорил... (после одной из неофициальных встреч) Примаков отвел Зеллика в сторонку и сказал, что взгляды Явлинского "не отражают точку зрения правительства". Он добавил: "План Павлова не так плох, как вы думаете"... Миссия Примакова ... показала, насколько противоречивы и неадекватны подходы центрального правительства к экономике и как мала кооперация между официальными деятелями типа Примакова и Щербакова, с одной стороны, и наиболее нетерпеливыми реформаторами Явлинского".

- Да, примерно так все и было. Правда, первую скрипку там играл не столько даже Примаков, а Щербаков, поскольку он представлял как бы альтернативные позиции правительства, выраженные в "антикризисном плане" Павлова. И они говорили американцам: то, что делает Явлинский, не пользуется никакой поддержкой, и вообще он работает на Ельцина, делает программу для Ельцина, а не для Горбачева. Что касается формальной стороны, то придраться к ним трудно: они действительно представляли правительство, а кого представлял я? Так что они пытались регулировать характер наших встреч с американцами, но те, исходя из слов, сказанных Горбачевым по телефону Бушу, вели себя последовательно.

Бэклосс и Тэлботт: "29 мая, в среду, принимая советскую делегацию, Бейкер перечислил умеренные, постепенные шаги, которые администрация подготовила, чтобы показать, что она всерьез заинтересована в воодушевлении реформ. "Потенциально мы могли бы сделать больше, если придем к заключению о том, что вы серьёзно намерены двигаться к рыночной экономике", - заявил он.

Утром 31 мая, в пятницу, Буш принял Примакова, Щербакова и Явлинского в Овальном кабинете. Предварительно Примаков и Щербаков пытались отстранить Явлинского от встречи, но Белый дом настоял на его участии... Заранее предупрежденный Хьюеттом, Буш адресовался непосредственно к Явлинскому и спросил о его взглядах. Явлинский высказался за немедленную и быструю реформу ценообразования и приватизацию. Рассерженный Примаков сказал, что рекомендации Явлинского "слишком радикальны". Позднее он сказал Бушу, что Явлинский - "проворный молодой человек с интересными, но совсем не практичными взглядами". Примаков утверждал, что он один разговаривал с Горбачевым. 

Когда репортеры спросили Буша о советской экономической миссии, тот постарался быть неопределенным и любезным: "Мне понравилось то, что я услышал". Он добавил, что у него создалось впечатление, будто русские "предпринимают то, что означает для них радикальные экономические реформы".

Примаков был восхищен. Это было то самое президентское подтверждение, на которое он рассчитывал. Аллисон и Явлинский, напротив, были ошеломлены. Они почувствовали, что публичные комментарии Буша ставят крест на их долго вынашиваемых намерениях увести Советы от плана Павлова к чему-то наподобие "Большой сделки".

Действительно, пришедшая неделя только сократила и без того ограниченный интерес администрации к "Большой сделке". Нездоровое напряжение между Явлинским и остальными советскими визитерами породило... мнение о том, что Явлинский не получит большой поддержки, вернувшись в Москву. "Большая сделка", при всех ее концептуальных достоинствах, не имела необходимого прочного политического тыла на советской стороне, чтобы заинтересовать собой Вашингтон.

В любом случае, Буш не горел желанием связать Соединенные Штаты с широкомасштабной экономической помощью Советскому Союзу, и миссия Примакова, как он почувствовал, предоставила ему прекрасную новую причину, чтобы не делать этого. Он сказал Скоукрофту (помощнику президента США по национальной безопасности. - Прим. авт.): "На самом деле эти парни не контролируют ситуацию, нет?"

- Вот тут не знаю, - Григорий Алексеевич отодвигает книгу, в сторону. - Конечно, Тэлботту лучше знать, что сказал Буш Скоукрофту, но у меня тогда создалось впечатление, что программа ему понравилась. Примаков принял слова Буша на свой счет? Может быть, но я помню, что все американцы меня поздравляли и я был вполне удовлетворен встречей. Возможно, потом на обеде Бушу еще что-то сказали?.. Не знаю, но мы с Аллисоном не приходили в отчаяние, а, напротив, продолжили работу над проектом,

- Она была завершена 13 июня. А что произошло дальше?

- Потом все было очень просто. В середине июня программа была передана Бушу, и люди из его окружения мне сказали, что, как они полагают, к программе будет проявлен очень большой интерес. И что я должен ждать в конце июня - не помню сейчас, какого числа, но это можно проверить по документам - выступления Бейкера в Берлине. В этом выступлении должна была прозвучать условленная фраза, и если

она прозвучит - значит, документ поддержан. После этого я улетел в Москву, и здесь уже была целая коллизия с этой программой... У меня была очень тяжелая встреча с Бурбулисом, крайне тяжелая... Да, и я сообщил Ельцину, который к тому времени уже стал президентом, и Горбачеву о своей договоренности с американцами: вот, мол, выступит Бейкер, должен произнести такую фразу... Они посмотрели на меня, как... как на существо с другой планеты. Но фраза все-таки была Бейкером произнесена. В этот момент Ельцин уехал в Соединенные Штаты и там на вопрос об этой программе ответил, что он ее еще не прочитал. А что касается Горбачева, он поступил еще интереснее: он поручил Вадиму Медведеву... 

- Партийному идеологу?! 

- ... да, поручил ему готовить поездку в Лондон, на встречу с руководителями "семерки", отдал Медведеву мою программу и заверил меня, как он всегда это делал, что все самое лучшее из программы будет взято. И когда этот документ был сделан Медведевым, я понял, что означают слова: "все самое лучшее".

- На сколько процентов сохранилась ваша программа?

- Какие проценты! Это было иное, все совсем иное... Да, а потом пошли отклики. Горбачев включил меня в делегацию для поездки в Лондон, но я отказался.

- Вы ведь в это время находились в Европе?

- Да, когда Бейкер произнес условленную фразу, я поехал по Европе, чтобы убедить правительства... И вот, пока я ездил и убеждал всех и на доске в министерстве финансов в Лондоне показывал формулы, по которым мы производили наши расчеты, в это самое время Медведев, сидя на даче в Волынском, писал все совершенно другое. А у меня уже все было сделано, это был момент, когда мне пришлось встретиться и беседовать практически со всеми лидерами... Потом уже Горбачев сказал мне: "Ты действовал категорически". Но я не поехал в Лондон. Миттеран сделал заявление о том, что не видит в составе делегации Явлинского и это его очень волнует. Правительство Японии заявило, что разделяет программу "Согласие на шанс", но полагает ее слишком радикальной для советского руководства, которое, скорее всего, эту программу не примет. И так далее. Мне много звонили, но я не хотел ни с кем разговаривать, сидел под Москвой, переживал...

- В книге приводится фраза, сказанная вами американцам в ходе работы над программой: "Михаил Сергеевич дал нам нашу свободу. Некоторые диссиденты наподобие Сахарова сами отвоевали свою свободу, но остальных спас Горбачев. Я хочу сделать то, что могу, чтобы помочь ему". После истории с программой "Согласие на шанс" этот ваш взгляд не изменился? 

- Ничуть, ведь это так и есть. 

- С прошлого века и по сей день люди в России задают, причем с неубывающим жаром, два сакраментальных вопроса: "что делать?" и "кто виноват?". Применительно к вашей программе: кто же все-таки виноват, что "Согласие на шанс" не было достигнуто и "Большая сделка" не совершилась? Горбачев? Ельцин, который в силу каких-то тогдашних амбиций фактически отказался от прежней поддержки? В целом система власти, позволяющая ставить собственные и достаточно сиюминутные интересы выше интересов общего дела?

- Понимаете, это процесс движения... Конкретных виновников искать бессмысленно. Я для себя вижу это так: надо идти, предлагать, падать, вставать, снова идти и падать, и опять вставать, предлагать, стараться... Иначе не выбраться из этой ямы.

- Допустим, ваши программы были бы реализованы... 

- Но они реализованы! 

- ?

- Да, и "500 дней", и "Согласие на шанс", причем даже в плане цифровых показателей зарубежной помощи, и теперь вот Экономический договор между республиками... Так что зря меня упрекают в том, что у меня ничего не состоялось. У меня все состоялось, хотя и не так, как мне хотелось.

- Вы имеете в виду идеи, подходы, принципы? Но ведь ваши программы включали в себя еще и механизм реализации идей, предлагали четкую методику и последовательность действий, были привязаны к конкретным срокам... 

• Совершенно верно. 

- ... придет на смену?

- Эра Советов находится не в зданиях райсоветов, а в голове. И так быстро она не заканчивается. Голову указом не отменишь. Поэтому еще много чего произойдет. Сейчас нужно решать задачи поэтапно. И первая задача - демократические выборы. Выборы, создающие легитимные органы власти. Если это удастся - значит, победа. Если не удастся - впереди мрак.

- То есть вы считаете, что на сегодняшний день главное - выбрать парламент, который стал бы подлинным, а не карманным.

- Увы, есть все основания для того, чтобы он стал именно карманным.

- Почему вы тогда идете на выборы?

- А потому, что у меня есть опасение: очень долго теперь не будет других выборов, во-первых. А во-вторых... Это же моя страна, как я могу стоять в стороне? На что еще рассчитывать? На когда? На кого? На какие силы? Когда правительство делало неверно, можно было рассчитывать на общество, которое рано или поздно укажет правительству на дверь и приведет других людей, которые лучше справятся со своей обязанностью. Но если отсутствуют вообще всякие законы, отсутствует конституция, если общество управляется авторитарно, то здесь на что рассчитывать? На какой еще сюжет? Прервана легитимность, прервана законность. Хорошо, плохо, можно объяснить, нельзя... Поэтому мой долг - идти на выборы, хотя я все понимаю, знаю, что в таких выборах не участвуют... Мы с вами в России живем, так что уж тут говорить? Я как человек ни за что бы не принял участия, но как политику, несущему ответственность за все, что раньше говорил и делал, сейчас встать в сторону, не создать демократическую оппозицию...

- Или хотя бы не попытаться ее создать...

- Или не попытаться... Что вы мне скажете? Вы скажете: вы интеллигентный человек, вы ученый, мыслитель, вы кто угодно - но не политик. Вы все правильно говорите, мне с вами очень приятно и хорошо, но вы —не по-ли-тик. И будете правы. Поэтому я иду на выборы. 

- С какой программой?

- Наше избирательное объединение выступает за формирование дееспособного органа представительной власти на федеральном уровне и введение политического процесса в конституционное русло, за создание в Государственной Думе профессионального баланса президентским структурам и правительству, обеспечение прочной законодательной основы российской государственности и экономического роста. Как видите, основной упор мы сегодня делаем на политику. Что касается нашей экономической программы, то я выступал с ней летом на съезде движения "Предприниматели за новую Россию". Кстати, она уже "взята на вооружение" и блоком "Выбор России", и партией Сергея Шахрая. Что ж, это лишний раз подтверждает правоту наших идей, в числе которых - отказ от неосуществимого стремления за короткий срок снизить инфляцию до 5-10 процентов в месяц и переход к политике контролируемой, предсказуемой инфляций, организация переговоров представителей всех основных социальных групп с целью заключения пакта "социального мира", который должен зафиксировать нормативы и механизмы индексации доходов населения. Иначе говоря, основной принцип программы таков: вместо "взрывных" методов в экономике и политике - курс на общественное согласие.