В офисе Международного "Мемориала" в Москве открылась выставка "Воронка времени "Ч": 1994-1995. Поиски выхода из тупика войны". Дата ее открытия, 26 ноября, выбрана неслучайно. Именно в этот день 21 год назад, в 1994 году, в сторону Грозного выдвинулись танковые колонны "оппозиции". Так началась Первая чеченская война.
Кураторы выставки – сотрудники Правозащитного центра "Мемориал" Ольга Трусевич и Дмитрий Шкапов, художник – Петр Пастернак.
Экспозиция представляет собой собрание документов – как текстовых, так и фото, – многие из которых уникальны.
В частности, свои архивы предоставили бывший депутат Государственной Думы РФ Юлий Рыбаков, председатель Комитета "Гражданское содействие" Светлана Ганнушкина. Она собрала ценнейшие свидетельства беженцев, около 250 рассказов, охватывающих период от прихода к власти в Чеченской Республике Джохара Дудаева до того, как им пришлось уехать из разрушенных домов.
В выставке показаны как тематические "срезы": "война и общество", "миссия Ковалева в Чечне", так и событийные: "штурм Грозного", "операция МВД в селе Самашки", "теракт в Буденновске" и прочие.
Впрочем, основной рассказ на экспозиции, уточняет председатель Совета ПЦ "Мемориал" Александр Черкасов, не о войне, а о попытках ее предотвратить, прекратить, повернуть безумие вспять.
Этот аспект событий практически стерт из памяти. В Чечне работала "миссия Ковалева" – группа тогдашнего Уполномоченного по правам человека в РФ занималась сбором информации о происходящем на войне, розыском пропавших без вести и пленных, содействовала освобождению российских военнослужащих, попавших в плен к чеченским боевикам.
Но в статье "Википедии" про Буденновск отсутствует фамилия Ковалев. В общественном сознании в основном бытуют мифы в славных победах и орденоносцах, о том, что мы кого-то где-то "не добили".
Есть пласт событий, нуждающихся в осмыслении. "Мы еще там, на этой войне", – констатирует Дмитрий Шкапов.
Нам нужно что-то делать с нашей историей, полагает Александр Черкасов. Эта выставка – первая попытка поднять архивные материалы, сделать их общедоступными.
Ольга Трусевич:
– Фактически в научном обороте не устоялось даже серьезное название этого события. Чеченцы считают, что это русско-чеченская война, и далеко не первая. Но мы в "Мемориале" и многие в России называют ее Первой чеченской войной. У меня и Дмитрия Шкапова возникла идея посмотреть трудности миротворческих процессов, участие общественности в этом деле. Нам хотелось осмыслить этот опыт в документах.
"Мемориал" в своей работе охватывает 15–20 лет обоих чеченских войн, соответственно, осталось очень много документов. Но дело в том, что мы не историки, и тем более не историки войн, поэтому, возможно, у нас не получилось полное изложение событий, но мы к нему и не стремились. Мы просто читали документы и радовались всяческим сопоставлениям, противопоставлениям. Поэтому мы не уложились в полный хронологический срок до 1997 года, а дали события только до Буденновска. Но мы просто хотели поделиться с вами этой радостью чтения документов.
На выставке можно увидеть Указ президента Борис Ельцина от 30 ноября 1994 года, санкционирующий "наведении конституционного порядка в Чеченской Республике". Именно так на языке официальной власти называлась Первая чеченская война.
На стенде, посвященном штурму Грозного с 30 декабря 1994 по 4 января1995 года, в центре – большой газетный разворот "Новогодняя карусель". Это разбор событий от имени очевидца. Вообще, свидетельства очевидцев занимают главенствующее место на выставке. Командир танковой роты говорит очень подробно, некоторые фрагменты его рассказа выделены желтым, например: "Когда они собрали нас на совещание перед штурмом, я понял, что они сами не очень верят в то, что говорят".
Ольга Трусевич:
– Мирный процесс, обмен пленными в очередной раз нарушила операция МВД в селе Самашки 7–8 апреля 1995 года.
На посвященном этому событию стенде мы сделали сопоставление между тем, что говорят беженцы из села Самашки, которых опрашивали члены Правозащитного центра "Мемориал", и официальной информацией.
Первая экспедиция была предпринята "Мемориалом", в частности, Андреем Блинушовым и Александром Гурьяновым непосредственно в момент события. Видели, как 8 апреля горит подожженное село Самашки. Они видели сожженную школу [которая официально "не горела"], подсчитали каждый новый холмик на кладбище.
То, что не удалось превратить трагедию в статистику – очень важный результат.
Поворотным моментом войны в общественном сознании стал теракт в Буденновске 14–19 июня 1995 года, когда боевики под предводительством Шамиля Басаева захватили и удерживали пациентов и персонал городской больницы.
Ольга Трусевич:
– С момента, когда 14 июня была захвачена больница Буденновска, из лексикона российского общества применительно к чеченским боевикам стало уходить благожелательное слово "ополченцы", и они уже стали называться боевиками либо террористами. На нашем стенде представлены свидетельства очевидцев, врачей, кто оперировал раненых заложников и боевиков без разбора, кто есть кто. Здесь очень много фотографий, сделанных непосредственно депутатом Юлием Рыбаковым.
Чтобы понять, как происходило дело, мы специально поместили поименный список заложников, которые добровольно согласились в автобусах сопровождать террористов [при отступлении]. Защитить своими жизнями сотни других, оставшихся в больнице. Плюс к этому списку были депутаты во главе с Сергеем Адамовичем Ковалевым, который тоже согласился поехать в этом автобусе. Именно благодаря делегации с депутатами было достигнуто соглашении об обмене заложников. На выставке есть два листа этого соглашения подписями всех членов. Это Сергей Ковалев, представители чеченской диаспоры, представители Ставрополья, Юлий Рыбаков и Шамиль Басаев.
Олег Орлов, член Совета ПЦ "Мемориал":
– Основная масса заложников освобождена, часть людей, такие как депутаты, такие как журналисты, добровольно вызвавшиеся быть заложниками, обеспечивают гарантию соблюдения этой договоренности. Но кроме журналистов и депутатов, там были и другие замечательные, героические люди. Премьер-министр Виктор Черномырдин им лично обещал безопасность, и они согласились еще на сутки с лишним быть в руках у террористов для того, чтобы их товарищи, друзья, остальные сотни людей были освобождены. Это были и мужчины, и женщины. Это герои.
Проходит несколько лет, и становится известным, что закулисно шли переговоры: мол, надо нанести по этим автобусам ракетно-бомбовые удары, уничтожить всех. Вот, что значит слово нашей власти. Теперь они, нимало не стесняясь, публично признаются в таких вещах. Неудивительно, что дальше происходили теракты и в "Норд-Осте", когда тоже ни во что не ставили жизнь заложников, и в Беслане.
Отдельного разговора заслуживает стенд "Миссия Ковалева (январь 1995 года)".
Олег Орлов:
– Что такое "миссия Ковалева"? Уполномоченный по правам человека Сергей Адамович Ковалев вместе с группой депутатов отправлялся на войну. И они совсем не собирались ехать сразу в логово сепаратистов, в Грозный, к Дудаеву. Цель была поездки другая, и направление другое. Ехали вначале в Моздок, в расположение штаба российских войск, чтобы со стороны российских войск видеть, что происходит.
Но наш военный самолет развернули назад. Мы просидели сутки Чкаловске и поняли, что официальный наш штаб, расположение наших войск для нас, к сожалению, закрыто. И вот тогда, когда группу Ковалева не захотели принять наши военные, а по сути по распоряжению Кремля, возникла эта авантюрная, по сути дела, идея: а давай попробуем с помощью президента Ингушетии Аушева, через задний двор войны проникнуть в Грозный. И тогда только "миссия Ковалева" попала в Грозный. То есть это была вынужденная наша мера.
Попав в Грозный, но с другой линии фронта, мы оказались разрушителями вранья, мифов и, главное, стали свидетелями жертв мирного населения. Это было главное, что мы, собственно говоря, сделали: свидетельствовали о жертвах среди мирного населения, о гибели, неизбирательных бомбежках и обстрелах. Это был наш главный успех и, конечно, это вызывало шок российского общества.
Нам кажется до сих пор, что правда не может быть не нужной, правда не может быть вредной. Она может быть неприятной, общество может ее не принимать, но правда – это всегда хорошо.
Какие практические результаты были у "миссии Ковалева", кроме спасения заложников в Буденновске? Еще один вполне конкретный и измеряемый результат – это российские пленные солдаты. Первые списки, которые удалось доставить в официальные российские источники – это были списки, подготовленные группой Ковалева. И само наше присутствие там, куда доставляли пленных, на мой взгляд, облегчало значительно их участь. В один из наших приездов мы вывезли оттуда восемь пленных. Восемь жизней спасенных – это немало. И способствовали обмену пленных.
Многих пленных не удалось спасти, потому что война приобретала все более ожесточенный характер. Если сначала с пленными обращались так, как надо, как следует по нормам гуманитарного права, то постепенно, с ожесточением войны, отношение становилось все хуже и хуже, больше и больше было зверств. Под конец войны обращение с пленными было очень жестокое с обеих сторон.
А если говорить про Буденновск, то если б не Сергей Адамович с его настойчивостью, боюсь, не удалось бы спасти очень многих людей.
Александр Черкасов:
– В декабре 1994 года группа Ковалева отправилась в Грозный, чтобы предотвратить худшее. Отправились, не зная, что делать. У нас очень много людей, которые готовы согласиться с предопределением, и очень мало было тех, кто пытался что-то делать, и еще меньше тех, кто достигал каких-то результатов. Эти люди способствовали освобождению полутора тысяч заложников.
Сергей Ковалев, глава "Института прав человека":
– Если говорить о результатах того, что происходило в Чечне и в связи с Чечней, то единственный материальный и осязаемый результат – это освобожденные в Буденновске заложники. "Делай, что должно, и будь, что будет". Это был пример добросовестных и решительных, я бы даже сказал, бесстрашных действий без особой надежды на результат.
Были ли косвенные результаты нашей позиции в Чечне? Я надеюсь, что были. Я надеюсь, что это, если хотите, некоторый вызов сегодняшней российской ситуации. Мне кажется, что сегодняшняя российская ситуация требует, если угодно, бунта интеллектуалов. Потому что альтернатива бунта интеллектуалов – это нечто вроде майдана. Я не рассчитываю на майдан и боюсь его, потому что майдан в Москве – это не то же самое, что майдан в Киеве. Это заведомо огромная кровь, потому что нынешнее руководство России не постесняется количества этой крови. И потому что это "русский бунт, бессмысленный и беспощадный", как говорил наш великий поэт. Вот почему я говорю о бунте интеллектуалов.
Увы, большинство людей, я думаю, отнеслись бы к этому с плохо скрытой иронией. Дескать, вот, старикашка, размечтался. Посмотрите на наших интеллектуалов.
На самом деле то, что было в 1960-е – 1970-е годы с сегодня забытым или с пренебрежением вспоминаемым диссидентством – это был, если угодно, бунт интеллектуалов. И наша поездка в Чечню – примерно то же самое. Была, к сожалению, не слишком эффективная поддержка московских интеллектуалов, но она была. И это была правильная попытка.
Валерий Борщев, член ОНК Москвы, Московской Хельсинкской группы, партии "Яблоко":
– Сергей Адамович прав в том, что этот акт был как бы продолжением – и мировоззренчески, и психологически – поступка диссидентов, правозащитного движения. Неслучайно в группе Ковалева были представители этого слоя. И тем не менее были отличия.
Во-первых, это была группа Уполномоченного по правам человека. Это некий официальный статус. Во-вторых, делегация состояла из представителей фракций Государственной Думы. Это был не просто нравственный акт, нравственный поступок какой-то группы людей.
В-третьих, нам все-таки удалось провести очень серьезные переговоры с Джохаром Дудаевым. Дело не в том, какой был разговор. Был очень важный итог: Дудаев снял тезис о выходе из состава России. Как вы помните, когда начиналась война, тезис активно утверждался. Так вот, в разговоре с нами он, в общем-то, согласился, что этот тезис не намерен отстаивать.
Именно благодаря тому, что мы об этом договорились, Сергей Адамович и Олег Петрович Орлов 4 января 1995 года выехали донести до Бориса Ельцина результат этих переговоров. Результат был, в общем-то, серьезный. Как известно, Сергей Адамович об этом говорил, Ельцин слушал его молча, а потом сказал сакраментальную фразу: "Еще не время". Что дальше пошло – вы помните.
Почему это важно? Потому что все, что дальше развивалось, позволяло нам вести критику с той позиции.
То, что в Буденновске удалось, это опять же во многом следствие того, что наши переговоры с Дудаевым и Масхадовым были достаточно, на мой взгляд, продуктивными. Басаев это знал. Он другой человек, из другого теста, но тем не менее он был в курсе.
Выставка "Воронка времени "Ч": 1994-1995. Поиски выхода из тупика войны" в Международном "Мемориале" будет работать с 11 до 19 часов до 22 декабря. Адрес: улица Каретный ряд, дом 5/10. Вход свободный.
