Люди не замечают обычно глубокие изменения даже в собственной стране, пока всерьез не задеты обстоятельства и образ их повседневной жизни. Восприятие художника более чувствительно. В душе русского человека, которого всегда отличали доброта, щедрость, отзывчивость, вдруг пробудились и выплеснулись наружу бесчеловечные, демонические комплексы - реванша, самоутверждения и ненависти, дремавшие еще год-два тому назад, - говорил недавно Андрей Звягинцев. Чей пронзительный фильм "Левиафан" обнажил реалии сегодняшней нашей жизни и тем вызвал злобную реакцию отторжения. Перемены в общественной атмосфере - один из признаков того, что наша страна переместилась в новое состояние.
Переход через Рубикон
В 2012-2014 гг. завершился большой период нашей современной истории. В годы перестройки и постперестройки , примерно до середины 90-х годов, страна возвращалась в потерянный ею (соглашусь в том с А.Солженицыным) ХХ век. И несмотря на все тяготы и потери, это было для нее едва ли не лучшее время в прошедшем столетии. После этого шаг за шагом шла реставрация авторитарного режима, хотя еще сохранялись некоторые важные достижения демократической революции - и даже официальная риторика твердила о преимуществах свободы над несвободой. И не была исключена возможность выбора пути на возникающих развилках. С годами, однако, деградация ускорялась: за без малого полтора десятка лет режим прошел цикл от возникновения до старческого маразма.
Одно за другим полетели в отвал - и в социально-политической практике, и на уровне официальной риторики - конструктивные намерения режима. Модернизация оказалась нереализуемой в рентно-распределительной экономике. Европейский выбор - несовместимым ни с внешне-политической ориентацией на воссоздание зоны привилегированных интересов на пространстве СНГ, ни с ценностными приоритетами "особого пути" России. Все более неприемлемыми для режима становились и основополагающие нормы российской Конституции, зафиксированные в двух ее первых главах.
После того, как отлаженная было система "выборов без выбора" стала давать сбои, а в массовых протестных манифестациях власти усмотрели вызов сохранению режима, в политическом курсе произошел перелом. Постепенное, осторожное ужесточение режима в ритме "шаг вперед, полшага назад" сменилось наступлением по всему фронту, беззастенчивым искоренением независимых от власти структур гражданского общества. Один за другим через наши "бесподобные палаты" проводились репрессивные законы, распространяющиеся на все сферы социальной, а многие - и личной жизни. Развернулась "охота на ведьм" - "иностранных агентов" и "экстремистов". Идеологический плюрализм, гарантированный Конституцией, вытесняется идеологией государственного патриотизма и приоритета государственных интересов. В итоге к 2014 г. возникло положение, при котором власть теперь может почти все (Е.Ясин).
Относительную легкость и скоротечность перехода от "мягкого" к жесткому авторитарному режиму нельзя связывать только с тем, что могла и хотела делать власть. Мандат на реставрацию авторитаризма она получила от большинства наших сограждан. Сознательно или нет, они одобрили и концентрацию власти в руках бюрократии (которую они не уважают и которой не верят), и ограничение свободы (которую они не слишком высоко ценят), и подавление очагов сопротивления. Эффективность управления массовым сознанием и социальными реакциями поразительным образом повторяет памятные образцы недавнего прошлого ("шагают бараны в ряд, гремят барабаны...").
В нулевые годы социальную базу режиму обеспечивал неформальный социальный контракт: добровольный уход масс от политики в обмен на стабильность и скромное, но более или менее постоянное повышение уровня жизни (за счет рентных доходов с мирового рынка, но об этом мало кто задумывался). Теперь же резкий взлет рейтингов первого лица и массовое одобрение весьма спорных внутриполитических и внешнеполитических акций российского руководства пришлись на время, когда материальная база контракта пошла трещинами. Конечно, инерция прежней поддержки власти массами населения еще действует и, вероятно, будет сохраняться некоторое время, если обвал в экономике произойдет не очень резко. Но самосохранение режима, свобода манёвра для власти в серьезно ужесточившейся обстановке нуждаются в обновлении социального контракта, изыскании нематериальных ресурсов мобилизации массовой поддержки. Успех телевидения в замещении действительных событий их мифологической интерпретацией и сплочении народа вокруг лидера перед лицом несуществующей угрозы со стороны внешнего врага феноменален. На такой уровень политическая мобилизация общества, казалось бы, могла выйти, лишь если бы вторжение иноземных полчищ на территорию России поставило под вопрос самое ее существование. Но отношение к власти как надежному защитнику страны не зависит от реального положения вещей. Как в знаменитой пьесе Е.Шварца, промывание мозгов оживляет и память о ее прошлых как бы благодеяниях, и убеждение в том, что она спасает от других драконов.
И все же как ни велики возможности государственной пропаганды на телевидении, она не могла бы создать параллельную реальность из ничего. Идеализированный образ страны, поднявшейся с колен и противостоящей врагам во главе с "вашингтонским обкомом", всколыхнули глубинные пласты в подсознании дремавших архаических чувств и предрассудков. Восприятие себя и окружающего мира проходит сквозь призму примитивного противопоставления "мы и они", восходящего к верованиям первобытного человека. Вирус государственного патриотизма, вера в безусловное обладание истиной, недоверие к другому человеку, племени. сообществу, побуждаемых будто бы исключительно своекорыстными интересами, пресловутая "теория заговора", убеждение в том. что все споры в конечном счете решаются силой, были переведены из спящего в возбужденное состояние. Всему этому идеально соответствовала программа собирания утраченных, как внушали людям, по вине неумелых или продавшихся политиков земель, защиты "русского мира" за пределами государственных границ, приспособления права к национальному интересу и его смешения с интересом государственным. Вирус державного величия, ощущение причастности к свершениям великой державы, возвращающей себе заслуженное место в мире, исказил сознание также и многих умных, информированных, привыкших самостоятельно мыслить людей.
Заложничество
На одном из недавних круглых столов прозвучало, что изменив траекторию политического развития и противопоставив себя миру, наша власть резко сузила пространство для собственного манёвра и сделала необратимые шаги. Страна стала заложником режима, режим - заложником лидера, лидер - собственных, ранее принятых решений (Н.Петров). Попробую развить эту мысль.
Экономический кризис и обвал мировых цен на энергоносители, обеспечивавшие относительное социально-экономическое благополучие, - суровая реальность. Поначалу в официозе преобладала успокоительная риторика. Сейчас острые оценки надвинувшихся событий проскальзывают и в выступлениях официальных лиц. Экономическую ситуацию конца 2014 г. министр экономразвития охарактеризовал как "гремучую и взрывоопасную". Но президент пообещал, что "потерпеть" придется не более двух лет, а затем, как и после кризиса 2008-2009 гг., которым страна переболела сравнительно легко, возобновится рост. Правительство разработало антикризисный план, который предотвратит чрезмерное падение производства, удержит инфляцию в приемлемых пределах и обеспечит социальную стабильность.
Не будем ни вдаваться в содержательный анализ государственной программы краткосрочных мер по преодолению кризиса, ни воспроизводить ее критику, с которой выступили компетентные экономисты и некоторые деятели, прикосновенные к формированию курса правительства. Намного важнее другое. В перспективе возможности энергосырьевой модели, в рамках которой десятилетиями функционировала советская, а за нею российская экономика, исчерпаны. Об этом заявил глава правительства. Но вот каким образом можно из нее выйти в условиях, когда наши ресурсные богатства (на которые будто бы зарятся иноземные захватчики) девальвируются, доставшаяся от советского времени инфраструктура изношена и все чаще дает сбои, обрыв международных связей серьезно ограничивает (если не исключает) приток капитала и современной технологии, а эмиграция, в том числе наиболее квалифицированных кадров, образующих творческий потенциал нации, приближается к уровню, сопоставимому с потерями, которые Россия понесла после революции 1917 г.? Успех в современном производстве обеспечивают не "большие батальоны", которые только и может выставить мобилизационная экономика. Достижения "цивилизации знаний" возникают при ином правовом режиме и социальном климате.
Между тем господствующий режим, озабоченный в первую очередь самосохранением, как раз и гасит важнейшие стимулы развития. Он втянул Россию в противостояние со всем развитым миром. Осторожный Г.Греф лишь частично обозначил проблему, утверждая. что необходима смена парадигмы - радикальный поворот, включающий судебную и правоохранительные реформы, снижение давления на бизнес, гарантии прав собственности, возрождение доверия бизнеса к власти и т.д. - без чего "нам дальше проводить любую политику будет невозможно". На деле серьезная экономическая реформа невозможна без глубокой политической реформы.
Что же касается действий, которые могли бы способствовать выходу из экономического кризиса, то они лежат на поверхности. Это освобождение бюджета от ряда неподъемных (а нередко и сомнительных с точки зрения общественного блага) обязательств: радикальное сокращение расходов на оборону и раздутый (прежде всего силовой) госаппарат. Перемещение освободившихся средств в сбережение и развитие человеческого капитала, прежде всего - в образование и здравоохранение, страдающих от недофинансирования. Отказ от престижных проектов вроде футбольного мундиаля, моста через Керченский пролив и других. Поиск путей для восстановления порушенных мировых связей (для начала - безусловная отмена антисанкций) и т.д.
К сожалению, ни в политическом руководстве страны, ни в обществе не видно пока сил, способных осуществить жизненно необходимый сдвиг. Силы протеста, заявившие о себе на коротком отрезке 2011-2012 гг., подавлены или рассеяны. "Позу покорности" сочли оптимальной для себя в сложившихся условиях организации бизнеса. Испытав силовое давление, они уступают, приспосабливаются или покидают страну (по возможности вместе со своими капиталами). Для противостояния, отмечает М.Ходорковский, "нужны другие люди, другие договоренности, другой образ мышления". Страна - заложник политического курса, на принципиальное изменение которого наложено табу.
При персоналистском режиме, который начал утверждаться уже при Ельцине, сформировался верхний эшелон правящей элиты, неспособный к самостоятельному действию. Его ядро, как было показано в исследованиях О.Крыштановской, - выходцы из силовых, в особенности чекистских структур, прошедшие социализацию в советское время. А затем была воздвигнута пирамида, с вершины которой верховное лицо делегирует власть вниз по ее ступеням в дозированных пределах.
Режим выстроен вокруг президента. Это единственный политический институт в стране, который пользуется признанием и незаёмным авторитетом у большинства населения. В социологических опросах рейтинг Путина вытягивает за собой показатели доверия правительству, Федеральному Собранию, всем иным институтам власти. Иным и быть не может положение людей, приобщение которых к аппарату власти осуществлялось не на свободных состязательных выборах, а посредством закрытых процедур селекции. Правда, жизненные стратегии многих из них ориентированы на Запад: туда перемещена часть их активов (своего рода страховой полис), по западным образцам выстраиваются их стандарты потребления, а в известной мере - и образ жизни, там обучаются и нередко выстраивают свою дальнейшую карьеру дети и внуки. Но их положение в обществе, благосостояние и доходы в основном зависят от участия в распределении административной ренты и благорасположения верховной власти. "Доверие президента" - основной критерий их положения в структурах власти и большого бизнеса де-факто, а на некоторых позициях - и оговоренное в нормативных актах (случай губернаторов). Большинство из них прочно повязано режимом. Поэтому довольно безболезненно проходит объявленная президентом "национализация элиты". И когда В.Володин обмолвился: без Путина нет России, он точно передал самоощущение чиновно-депутатского сословия, не располагающего никакой самостоятельной легитимностью, отдельной от президента. Он лишь отождествил страну с состоящими при власти фигурантами.
Поэтому колоссальное политическое значение приобретают личные качества первого лица. Действуя в интеллектуально и политически разреженном пространстве, Путин привык принимать важные решения единолично, полагаясь на собственную интуицию и удачу. Он не склонен вступать в диалог даже с лояльными ему политиками, оспаривающими принятые им решения (случай М.Горбачева) - такие мнения ему не интересны. Поэтому его решения далеко не всегда отвечают даже его собственным интересам и поставленным целям. И беда даже не в том, что его культурный и профессиональный багаж не вполне адекватен требованиям высокого поста. Важна его характерологическая черта - непреклонность в реализации принятых решений. Способность остановиться, оценив собственный просчет и его последствия, демонстрировали даже советские лидеры, отличавшиеся высокой самоуверенностью. Так, Н.Хрущев все-таки убрал ракеты с Кубы, пойдя на репутационные потери. И даже Сталин принужден был в 1946 г. вывести войска из Ирана, на севере которого он выстраивал очередную "народную демократию". Для Путина публичное признание ошибки, отступление - в особенности под давлением - нетерпимая потеря лица. Вмешавшись в события на Украине, Россия все более увязала в разворачивавшемся кризисе и громоздила проблемы, не имеющие удовлетворительного решения.
Отзвук Украинского кризиса
Майдан 2013-2014 гг. - противоречивый процесс выброса протестной энергии различных сил украинского общества. Главное в нем - низовое самостоятельно движение, настолько организованное, насколько может быть таким стихийное массовое выступление, и настолько мирное, насколько таковым может быть ответ на попытку грубого насильственного подавления его властями. Смену "не по правилам" трусливой, недееспособной, погрязшей в коррупции и воровстве власти в Киеве в Кремле расценили как происки внешних врагов, исторически проводивших политику "сдерживания России", и угрозу ее национальным интересам.
Государственный переворот на Украине, легитимированный президентскими и парламентскими выборами так скоро, как их возможно было провести в потрясенной стране, рассматривался как угроза распространения "оранжевой революции" на Россию. А подтвержденный Украиной европейский выбор и отказ от внеблокового статуса - как приближение сил НАТО к границам России. В воображении и истолковании для публики это выглядело военной угрозой, а в реальности представляло сокращение пространства, на которое Россия предъявляла свои "привилегированные" права. Если полагать распад СССР главной геополитической катастрофой ХХ века и мыслить - не только как российские руководители, но и как некоторые западные политики вроде Киссинджера и Вацлава Клауса - категориями геополитики, этого "насквозь пронизанного кровью вида архаического сознания" (А.Оболонский), то победу Майдана только и можно было представить как серьезную угрозу, заслон которой надо выставлять на самых дальних подступах.
Охранительная реакция российской власти имела свою логику. К поддержке сил сепаратизма и распада Украины, к обращению с "братской" республикой, нерушимость границ которой была подтверждена международными договорами, подписанными Россией, как с failed state, Москва присматривалась уже в 2004 г. Тогда народные манифестации в Киеве опрокинули результаты фальсифицированных выборов. Теперь план был приведен в действие. В пожарном порядке в качестве своего рода залога, обеспечивающего интерес России, была осуществлена весьма сомнительная с точки зрения международного права операция по присоединению Крыма. А затем стал наскоро разыгрываться сценарий создания на территории Юга и Востока Украины некоего образования с открытым государственно- политическим статусом. По ходу дела замах пришлось ограничить двумя обломками, оформившимися в виде ДНР и ЛНР, где в игру вступили поднявшие валявшуюся на улице власть силы, патронируемые российским государством, но, по-видимому, не всецело им управляемые.
Скоротечные события начала 2014 г. переросли в глубокий и тяжелый кризис, исход которого не очевиден. Но его неоднозначные последствия не замедлили проявиться. Шатания между полюсами "свобода - несвобода" в политике российской власти прекратились. Доминировавший тренд получил завершение.
Присоединение Крыма и открытие фронта против "бандерофашистов" получили массовую поддержку в России и подняли пошатнувшееся было доверие к ее президенту на заоблачную высоту. С точки зрения устойчивости режима был достигнут замечательный результат: если бы украинского кризиса не было, его надо было бы сочинить. Надолго ли? Трудно сказать. Вице-премьер И.Шувалов разъяснил недавно участникам форума в Давосе, что перед лицом внешнего давления наш народ выдержит любые лишения - нехватку продуктов, электричества и проч., но "не выдаст" своего лидера: "мы будем едины, как никогда". Небезынтересно, конечно, решился ли бы он повторить это, скажем, перед рабочими известного Уралвагонзавода или перед подпадающими под сокращение трудящимися ВАЗа. Но он едва ли погрешил против истины, утверждая, что в России "нет повестки борьбы за власть". Особенно в момент, когда страну захватила волна государственно-патриотической истерии, в которой потонули не только голоса протеста, но и простое выражение солидарности с выбором украинского народа. Несогласные с властью приравниваются к врагам государства и подвергаются общественному остракизму ( А.Макаревич и другие деятели культуры), избиениям неустановленными доброхотами (депутат Л.Шлосберг), преследованиям карательных органов вплоть до вменения государственной измены (С.Давыдова).
Нагнетание режима осажденной врагами крепости не обещает скорого оздоровления социальной жизни в стране. Хорошо известно, что консолидация общества на основе вражды и ненависти влечет за собой его долговременную деформацию.
В центре Европы разожжен очаг опасного конфликта. Никто не хочет и не может отступить с занятых позиций. "Нормализация" на Украине по образцу Венгрии 1956 г. и Чехословакии 1968 г. не прошла и не пройдет. Но криминальные элементы, овладевшие властью в Донбассе, вряд ли станут прислушиваться к увещеваниям из Москвы, положение там долго будет оставаться на грани гуманитарной катастрофы, и содержание его, как и Крыма, будет лежать тяжелым бременем на и без того перенапряженном российском бюджете. К власти в Киеве в обозримый период вряд ли придет пророссийское правительство, а отношения не только между нашими государствами, но и народами омрачены надолго. Стоило ли всего этого овладение военно-морской базой в Севастополе в закрытом черноморском бассейне?
Рассматривая свои отношения со странами Запада через призму территориального соперничества за зоны влияния, российское руководство недооценило остроту их реакции на нарушение международного права и собственные экономические и политические потери от обострения конфликта. Неоправданные надежды оно возложило на разъединение Европы и Америки и раскол в ЕС. Расчет на то, что Россия, вклад которой в мировой ВВП составляет 2-3%, может успешно выступить в новом противостоянии с государствами, на долю которых приходится 40-50% мирового ВВП и почти весь задел перехода на постиндустриальную стадию - из области мифологии Проигрывает Россия и перед лицом "мягкой силы", для овладения которой требуется иная экономика и иное общество.
Замещение европейского (подчеркну: не только внешнеполитического, но и цивилизационного) выбора некоей идеологией евразийства и попытками сконструировать альтернативные межгосударственные объединения - тоже из ненаучной фантастики. Место второй мировой державы уже занято, и в тесном альянсе с Китаем, если дело до того дойдет, Россию не ожидает не только лидирующая, но и вообще достойная позиция.Так оборачиваются акробатика "вставания с колен" и восторги "Крымнаш".
Общие итоги 2014, к сожалению, довольно неутешительны, а перспективы 2015 года - туманны и тревожны. Разворот политического курса обещает ухудшение экономической ситуации, ужесточение политического и административного контроля над обществом, углубление конфронтации с Западом. Прав К.Ремчуков: даже если через два года свершится "вожделенный отскок", за это время могут быть сломаны "не только миллионы частных судеб, но и судьба страны" (НГ, 22.12.2014). А в более отдаленном будущем нас ожидают риски столкновения с новыми вызовами, с которыми ни власть, ни общество справляться не научились.
Пока что все законные пути смены власти, что открыло бы перспективу смены политического курса, плотно заблокированы, а поползновения к насильственному перевороту, на которые, к счастью, не достанет ни сил, ни безумной отваги, чреваты национальной катастрофой. Поэтому дальнейшее развитие событий становится в возрастающей степени непредсказуемым.
