Яблоко Молодежное ЯБЛОКО
На главную
Будущее России и мира
Клуб "В поисках берега". Как бы про русскую интеллигенцию.

Клуб "В поисках берега".

30 ноября. Дискуссия в МПГУ, биолого-химический факультет.

Как бы про русскую интеллигенцию.

[Мышление, чем человек отличается от животного и компьютера, свобода, личность, Великий Инквизитор...]

Участвуют: Шавельзон Леонид Давидович, директор НПЦ "HELP"; студенты биолого-химического факультета: Кожевникова Анна, Макрушин Александр, Плузян Белла, Статкевич Катя, Крашенинникова Ольга, Пономарева Ирина, Евсютин Александр, ст. преп. Шварц Е.С.

Шавельзон: ...Учитель - он тоже человек, прежде всего. То есть, о ком бы речь не зашла - сразу: это, прежде всего, человек, а уже потом - все остальные спецификации. И конечно, вот при такой работе, которую вы затеяли, я считаю, что такая литература [Ильенков] абсолютно необходима. Там, прежде всего, вопросы образования проработаны. В современной постановке вопроса и с примерами, то есть достаточно серьезно. Вопросы экономики, вопросы политики и вопросы личного развития. Потому что Эвальд Васильевич, начав с типичных для марксиста проблем - политэкономических - он, по сути дела, всю вторую половину своей жизни посвятил проблеме личности и в этом плане с этой проблемы можно и начать исследовать проблему интеллигентности.

Шварц: Да, я бы хотела, чтобы мы именно с этого начали и вот как раз в связи с личностью и, в некотором смысле, в продолжение нашей предыдущей темы про учителя у девушек есть к Вам такой довольно конкретный вопрос. Может быть, мы можем начать с него?

Шавельзон: То есть, это просто то, что и должно быть!

Статкевич: Я вот уже второй год работаю в школе и очень часто встречаюсь с тем, что учителя с большим стажем говорят о том, что когда они первого сентября выходят на линейку и смотрят на детей, то по тому, как дети держат букет, по тому, как они себя ведут, по тому как они стоят - возле учителя или, может быть, подальше - учитель со стажем, хороший учитель, может сказать, каким этот ученик будет и, в принципе, даже что из него может получиться в будущем. Или есть вот такие вот типы людей, вернее, типажы - и неужели их настолько мало, что даже не человеческая жизнь, а просто какой-то стаж - 30 лет - в состоянии охватить их все?

Шавельзон: Да всего один тип. Учитель, я думаю, определяет очень простую вещь: настроен этот человек на учебную работу со взрослыми или нет?

Статкевич: А как же они могут говорить о том, что из этого человека выйдет в будущем?

Шавельзон: А ведь, по существу, от его школьных успехов и от его позиции, которую он занимает по отношению к миру взрослых. Что тут гадать-то? Все очень понятно. Или я буду воспринимать культуру, которая мне или навязывается или предлагается - это уже зависит от стиля...

Статкевич: Может быть, это такой не к месту пример, но ведь мы знаем, что очень многих даже гениев не понимали в школе и очень многие из них учились плохо.

Шавельзон: А... Это другой вопрос, профессор. Вот здесь уже встает вопрос... Ну, Эйнштейн, вы знаете, был троечник и объяснял, почему именно он, именно он, создал теорию относительности, вообще новый взгляд физический на мир...

Статкевич: ...который понимали только, по-моему, только лишь двенадцать человек во всем мире на тот момент.

Шавельзон: С Гегелем еще смешнее. Он говорил: меня понял только Розекранц, но и тот не так - неправильно. Тут тогда надо знать нам с вами, что такое гений. Необычный человек с обычной судьбой, а откуда гении происходят и какую работу они делают - тогда это будет ответ на Ваш вопрос.

Статкевич: А если гений - это просто человек, который отличается от других, который не вписывается в общие рамки... вот так вот.

Шварц: Тогда это, например, киллер.

Шавельзон: Если просто... Если Вы говорите слово "просто", то гений - это отнюдь не просто. Потому что "просто" мы все отличаемся. "Мы ведь разные с тобой, ты - одна, а я - другой".

Статкевич: Тогда разве можно говорить вот о каких-то типах? Если мы совсем разные?

Шавельзон: Значит, можно. Есть принципиальные различия и непринципиальные. Но вот эта принципиальность и непринципиальность зависит от охватываемой нами сферы. Вот, например, между мужчинами и женщинами - это принципиальное различие, да? А имеет это принципиальное различие какое-то значение - такое вот принципиальное - в нашей с вами беседе? Нет. Значит, непринципиальное?

Крашенинникова: Смотря в какой беседе...

Шавельзон: Ну, да, в нашей с вами, в нашей с вами. Я же не врач там какой-то, а я же совсем по другой профессии человек...

Крашенинникова: Нет, ну женщины, они до сих пор дискриминируются...

Шавельзон: Ничего себе, дискриминируются! Еду черти откуда ради беседы с прекрасными дамами!

...............................................

Статкевич: Зачем тогда все это деление на типы? Тогда вот - если человек настроен на учебу - тогда вот, значит, он преуспеет в жизни... будет достигать каких-то целей, значит, он - то, что мы сейчас называем хороший, или, может быть, уважаемый, респектабельный человек.

Шавельзон: Вы играете в компьютерные игры?

Статкевич: Нет.

Шавельзон: А что такое - преуспеть в жизни?

Статкевич: Ну, например, достичь тех целей, которые вот общество считает, что это - хорошо.

Шавельзон: Ну, здесь опять-таки, не надо абсолютизировать. Когда учитель делает такой вывод... я опять-таки не могу говорить о тех, кто выражал эту мысль, я интерполирую на свой собственный опыт, поскольку я тоже преподавал в свое время... и даже, был еще выше - воспитателем в школе с умственно-отсталыми... в интернате. Это совсем другая деятельность, чем просто образовательная. Хотя, это я думаю, что это выше, потому что, когда мои коллеги ехали в автобусе со мной, и я продолжал темпераментно обсуждать какие-то там вопросы, мне говорили: "Тише, ведь узнают, что мы - воспитатели!" Так что это было очень стыдно - работать просто воспитателем. Учитель - это было что-то... Преподаватель какого-нибудь там предмета - это было что-то такое очень значимое по сравнению с воспитателем. Воспитатель - это как уборщица. Даже если вот наличествует какой-нибудь санаторий: учителя, врачи, обслуживающий персонал, воспитатели. То вот воспитатели - это вот последняя категория. И самая, с которой не считались. Это - гримаса советского времени, надо сказать. Потому что раз фюрер думает за нас, то все определено и надо только научить, а воспитатель - это просто промежуточная такая... посредник. Всего-навсего ничего не значащий. Значит, вот ответ на первый вопрос еще не определяет всего остального. Вот мы отсеяли детей, готовых, учебно настроенных и контактных. Это совсем не значит, что он обязательно будет гением или он обязательно благополучно кончит школу. Он всего лишь готов. Изуродовать - ничего не стоит, все зависит от того, к кому попадет. Может измениться семейная ситуация, то есть вторая половина его жизни. То же самое. Поэтому это всего лишь ответ на первый вопрос. Но здесь есть такое очень четкое выражение: при прочих равных условиях. Значит, когда учитель, или человек, говорит такую категорическую фразу, значит, подразумевает он: при прочих равных условиях. Значит, то есть, не меняется среда, если не наступает каких-то тяжелых физиологических изменений, там этих "если" очень много. Вы знаете, что рождается детей... около 90% физиологически незрелых сейчас. Что это значит? Это дети, готовые к тому, чтобы быть хрониками, заболеть хронически. Но в первом классе эта цифра - после первого класса и начальной школы - эта цифра повышается. Всего 2% из тех, кто оканчивает школу, могут быть признаны практически здоровыми. Всего 2%. Значит, школа - это чрезвычайно травмирующая среда и, в этом смысле... и сама медицина устроена так, что она провоцирует заболевание. Вот с медициной иметь дело - тоже смертельно опасно.

Статкевич: А скажите, может, не надо тогда школу, если она - настолько такой стресс для детей? Может быть, лучше было бы их собрать как-то вот в группу и как вот Жан Жак Руссо - на природу...

Крашенинникова: Каменская...

Статкевич: Да... Чтобы не было такого, что мы сидим все за партами, все решаем одну задачу, все делаем одинаково... Чтобы вот этого не было.

Шавельзон: Вы знаете, все-таки классно-урочная форма, она выдумана в определенных исторических условиях и для определенных исторических условий. Я не думаю, что так резко вот эти исторические изменения изменились. Не думаю. Вот будет ли школа стрессирующая или нет... Во-первых, очень много зависит от того, что из себя представляет вот этот вот учитель, который определяет стиль отношений, определяет собой среду обитания... Я видел учителя. Который позволял ученику сидеть под партой. И он говорил: "Ну, что Ваша вот? - я как родитель...- Ну, сидит вот там, глядит во все глаза. Но ведь ни бельмеса не понимает! А там Иванов какой-то... Сидит под партой... Но когда бы я его не спросила, он вылезает мгновенно, отвечает и опять залезает. Что я должна делать?"

Статкевич: А если он сидит под партой и не отвечает? Что тогда?

Шавельзон: Ну, клиника. Что тогда? Тогда уже разница между тем, кто сидит и смотрит преданно и тем, кто... Ну, есть. Этот формально соблюдает какие-то нормы, а этот - нет и не раздражает окружение... Если одному можно сидеть под партой - почему другому нельзя?

Статкевич: Пусть сидят все - лишь бы понимали!

Шавельзон: Да, то есть истина конкретна. И проблема вообще дисциплины, она вторична, в зависимости от того, насколько учитель заинтересовал собой и своим предметом. И тогда вопрос дисциплины - он как бы сам собой разумеющийся. Ведь вот мы общаемся - у нас нет вопросов дисциплины, потому что вы заинтересованы там в чем-то, вы пришли для какого-то дела и это дело вас дисциплинирует. И у учителя - тоже самое. Когда учитель говорит - наладьте мне дисциплину, тогда я буду преподавать - это слабая позиция. Этот Павлик - я помню, его Павлик звали - он ведь неслучайно залезал под парту. Он таким образом создавал индивидуальное пространство. И ему, видимо, мешало чье-то присутствие... Тут можно фантазировать очень много на эту тему, но, тем не менее, это - факт. Я знал прекрасно дисциплинизирующих учителей - они ходили даже с какими-то дисциплинизаторами... Физическими... Но учебного процесса-то не происходило. Там у них была линейка в руках или просто какая-то палка... То есть, это материализовалось в каких-то предметах... Поэтому всегда остается совершенно конкретный вопрос. Вот если вы его задаете - к чему это относится. Вот я так подниму руку и спрошу: сколько? Да, вот сколько? Чего - сколько? Потому что рук - одна, а пальцев?

Крашенинникова: Десять.

Шварц: Пять.

Шавельзон: Если бы две руки - то да. Но я пока две руки не поднимаю. Значит, вот эта конкретизация этого вопроса и есть основное условие и в этом... Вот в этой работе [Гегеля] "Кто мыслит абстрактно" он именно это и говорит, что только конкретный подход может дать какую-то дорогу к истине. И на примерах это приводит и говорит: "Кто же мыслит абстрактно? Да самые неграмотные и некультурные люди. Они ставят вопрос вообще. Да? Торговка на базаре, которая ругается, или фельдфебель немецкий, который бьет солдат. Противопоставления такие. Мы и в вопросе о труде учителя должны понимать: перед нами человек, с вполне конкретной постановкой познавательных процессов, с культурными определенными установками, и каждый учитель должен ориентироваться в этих процессах. Такой знаменитый психолог в Израиле, фамилия его выпала из головы, я, может быть, вспомню... Там арабов ведь много и вдруг оказалось очень большое количество арабских детей в школах для умственно отсталых. Он не поверил, что арабы такие уж врожденные умственно отсталые, и открыл, что просто у них другой тип познания. Он там разделил процесс познания на несколько этапов: нахождение информации, переработка ее и выдача. На каждом из трех может быть какая-то закавыка, какая-то особенность, и учитель обязан это совершенно конкретно с каждым учеником отслеживать, нет ли где затора. Ну, вот я могу потерять слух. Я могу потерять слух по разным поводам: просто пробка в ушах - почистил и я слышу, или нерв воспалился - не проводит - или нарушена сама вот эта улитка - то это совершенно разные причины, и мы их должны знать, чтобы конкретно действовать. Так и с процессом познания - совершено конкретные механизмы и в этом смысле по-настоящему интеллигентным может считаться тот человек, который учитывает конкретную постановку вопроса, умеет это делать, то есть умеет мыслить конкретно. Вот в этой книге [Ильенкова] об этом очень много написано - об умении мыслить конкретно. Гегель как бы так забавно поставил этот вопрос вот в этом фельетоне, а Эвальд Васильевич очень много сделал для разработки этого вопроса в самых разных сферах: что такое конкретное в педагогическом процессе, ну и так далее. Теперь по очереди... У Вас вопрос?

Крашенинникова: А как вы думаете, классно-урочная система, она себя исчерпала?

Шавельзон: Да нет, дело в том, что это все опять-таки очень конкретно. Потому что кто-то и сейчас может только индивидуально работать и никак иначе, а для кого-то совместный такой вот труд - очень мотивирующее обстоятельство. Просто исчерпала или нет - немножко неверно так ставить вопрос, как мне кажется. Несколько абстрактно. А более конкретно - мы можем сейчас учитывать особенности и предрасположенности учеников к тем или иным формам, или нет? Есть у нас вот такая возможность в школе, например? Или нет? И разные учителя, по-разному отвечая на этот вопрос или собирают всех в кучу - там к коммунизму шагом марш по одному... в колонну по четыре... или пытаются дать возможность каждому ученику учиться так, как это ему наиболее адекватно. Или это пары сменного состава - такое есть, такая технология - или это групповое обучение - разбивать на группы - или это индивидуальное обучение, когда ученик не сидит, не теряет время, а готовит самостоятельно исследовательские темы и докладывает их в классе, почти экстерном учится. Если он способен...

Крашенинникова: Я хотела бы просто добавить. Дело в том, что у нас есть классно-урочная система, к которой мы привыкли, но сейчас мы можем говорить о том, как к этому относится учитель. Ведь наш мир развивается, и существует такая статистика, что к 2015 году обновление информации будет происходить за 10 - 15 лет. И проблема в том, что сейчас многие приходят к тому, что надо учиться именно дистантно. Должно быть дистантное образование, и мы как раз можем говорить о том, что классно-урочная система начинает себя изживать.

Шавельзон: Вы знаете, все-таки не так все обстоит со сменой информации. Фактически, с древних времен ничего не изменилось. За 2 с лишним тысячи лет, пока наука существует...

Крашенинникова: Знаете, я с этим полностью согласна, потому что за 2 - 3 тысячи лет... мы сейчас уже подходим к тому, что было уже известно за 2 - 3 тысячи лет до нашей эры. А это, к сожалению, люди это познавали как-то... свыше, а сейчас мы пытаемся познать технически, подходим только к этому.

Шавельзон: Ну, и это так, хотя я имел в виду совсем не это.

Значит, это так, в том смысле, что, конечно, человек имел дело с самим собой уже давно - я думаю. Как появился, так и имел дело с самим собой. И в этом смысле знания о самом себе он черпал из своей собственной жизни, с момента своего возникновения. Но... здесь дело не в чувственном или рациональном познании - в том, что мы можем объяснить или не можем объяснить - дело в том, что это слово - информация - оно, конечно, очень модное, но, я думаю, что это синоним слова "сведения"... Вот... И, надо сказать, что сведения могут меняться с калейдоскопической быстротой и от этого ничего не меняется. Здесь я вернусь к своим ответам на Ваш вопрос о принципиальном и непринципиальном знании. Я думаю, что принципиально меняется очень немного. Одна дама... если мы уж об Эйнштейне заговорили, есть такой про него анекдот или правда... кокетливо так говорит, что не мог ли он ей, как он свои гениальные мысли запоминает. Ведь это же нужна, наверное, какая-то технология... Он говорит: Нет... "Вы, наверное, записываете..." Нет, я их помню, тем более, что их всего две. Вот ответ, в общем, ответ на Ваш вопрос о смене информации. То, что так все калейдоскопичски меняется, это сведения, которые, по сути, ничего не значат. А вот то принципиальное знание, которое имеет какое-то революционное... когда нужно менять в связи с этим знанием картину мира - вот это важно. Скажем, в связи с двумя идеями Эйнштейна всем людям пришлось научиться иначе думать. Вот это очень такой важный. Или - любой философ отличается от своих предшественников тем, что он предлагает совершенно иной способ мышления. И для того, чтобы понять ответ на Ваш вопрос, надо, в общем, немного - надо знать, что такое мышление. Раз мы мыслим - и, тем более, тема об интеллигенции - я бы вам предложил ответить на этот вопрос - кто как думает. Ведь мы размышляем, да? Мы думаем? Я бы предложил каждому ответить на эту тему, что такое мышление. И если мы ответим на этот вопрос, то мы ответим с достаточной легкостью и на все остальные. Ответим на вопрос, что такое знание... Вернее, сможем ответить на этот вопрос, и тогда будет понятно, почему не так страшен вот этот поток информации. Даже чисто интуитивно вы можете наблюдать за собой, что какие-то знания у вас оседают очень быстро, а какие-то проносятся мимо, как вихрь, и ничего страшного при этом не происходит, а когда вы видите, что вы пропустили что-то важное, это моментально вами усваивается и вы помните это всю жизнь без какого-нибудь напряга. Так устроена эмоциональная природа памяти. Она на эмоциях построена. Если это мотивировано, то это запоминается, а если это не так, и нарушен процесс забывания. Ну вот опыты Леонтьева - Шеришевского, наверное, знаете... Ну вот. Это как бы ответ на страх перед сменой информации. Этого не надо бояться.

Шварц: Что такое - мыслить?

Шавельзон: Что такое мышление? Я бы предложил вам на этот вопрос ответить.

Шварц: Давайте попробуем!

Статкевич: Переработка информации, которая поступает через различные органы чувств.

Евсютин: Скорее, способ обработки...

Статкевич: Ну да, способ обработки информации, поступающей через различные органы чувств.

Шавельзон: Ну, может быть, это так, но дело в том, что когда вот я спрошу о каком-то предмете - что это? - а мне скажут, что это предмет, то я не удовлетворюсь ответом. В чем состоит этот способ? И какое дело при этом происходит? Просто обозначить, абстрактно, что это некий способ - это значит уйти от ответа, а не ответить на этот вопрос. Для того, чтобы ответить на этот вопрос, надо сказать, что такое мышление. А сказать, что это способ там чего-то... Какой способ? Что при этом происходит конкретно, с чем происходит? Подлежащее и сказуемое должны быть раскрыты понятийно.

Плузян: То есть, Вы хотите сказать, что мыслить - это...

Шавельзон: Я еще ничего не хочу сказать, я хочу выслушать...

Плузян: Правильно, что Вы хотите сказать, что это такой подход... от общего к частному? То есть, если мы знаем изначально, то мы должны разобраться более глубоко в какой-то вещи. То есть, как бы разобрать ее на части, покопаться в ней...

Шварц: Анализ... и синтез.

Шавельзон: Я еще ничего не имею в виду. Я хочу понять, что Вы имеете в виду. Значит, Вы говорите о том, что это процесс разложения целого на части...

Плузян: Я думала, что это Вы так говорите - я думаю не так.

Шавельзон: Я-то вообще молчал. Мне сейчас надо знать, что Вы по этому поводу думаете. Ведь Вы же мыслите, как я понимаю. Вы же студенты - это основная ваша работа - понимать. Я правильно соображаю? Значит, уж Вы-то должны знать, что такое мышление. Труд? Поэтому я к вам и обращаюсь за помощью. Профессор-то, он уже давно все знает. Студент-то как раз не знает, поэтому ему и надо думать, я правильно понимаю? У него и надо спрашивать.

Макрушин: Мышление еще можно выразить как решение вопросов, которые ты сам себе задаешь. Допустим, о свойствах... о получении внешней информации с любых вообще рецепторов. Вот. Мы получаем кучу вопросов. И на эти вопросы мы пытаемся как-то себе ответить, найти какие-то аналоги, которые у нас уже были раньше...

Шавельзон: То есть, мышление - это ответ на вопрос. Такой ответ?

Макрушин: Вкратце, да.

Шавельзон: Если опять волшебное слово информация за скобки взять - оно ничего не объясняет - это ответ на вопрос. Понятно. Единственно, что в этом ответе все равно скрыт вот этот вопрос "что такое мышление", потому что не понятно - мне осталось непонятно - откуда возникают эти вопросы, кто их задает, и он ли мыслит, кто задает, кто задает? Кто активное начало?

Макрушин: Я сказал с самого начала - что это решение, поиск ответа на вопросы, которые ты сам себе задаешь.

Шавельзон: Сам себе задаешь? Понятно.

Макрушин: То есть, в процессе познания появляется куча вопросов. Если ... ответов на эти вопросы не приходят извне, то приходится их обрабатывать мысленно...

Шавельзон: В процессе познания. Тогда как же вы задаете первый вопрос?

Макрушин: Это трудно сказать, потому что, что появилось прежде - курица или яйцо. То есть, что мы сначала - начали задавать себе вопросы или они сначала появились?

Шварц: Тщетно, Художник, ты мнишь, что творений своих ты создатель/ Вечно носились они над землею, незримые оку...

Шавельзон: Ну, на самом деле, ответы на эти вопросы все есть - и даже ответ на вопрос, что вперед появилось - курица или яйцо. ... Яйцо, да. Но это уже немножко другая тема. Эти замкнутые циклы - их тоже можно потом исследовать. Но все-таки... мы получили пока 2 содержательных ответа. Один: было подозрение, что я под мышлением понимаю анализ, но я дистанцировался от этого...

Плузян: Что есть мышление в моем понимании?

Шавельзон: Да, Вы не ответили...

Плузян: В процессе учебы или в процессе жизни?

Шварц: Вообще!

Шавельзон: Ну какая разница!

Шварц: А учеба - это не жизнь! Это - каторга!

Плузян: Ну, тогда это усваивание изначальной информации, то сеть, восприятие, затем какой-то анализ в соответствии с твоим пониманием, все равно имеющийся... Короче, у человека полно своих стереотипов. И если ты что-то воспринял, то в соответствии со своими стереотипами ты либо это принимаешь, либо это отвергаешь.

Шавельзон: Понятно. Это и есть мышление.

Шварц: Соотнесение со своими стереотипами! ...Вот я попытаюсь ответить на этот страшный вопрос. Может быть, мышление можно определить, как процесс установления взаимосвязей между феноменами...

Шавельзон: То есть, причинно-следственные...

Шварц: Причинно-следственных отношений, да. Установление причинно-следственных отношений и прогноз...

Шавельзон: То есть, применение уже, установление причинно-следственных отношений. Прогнозирование - это уже практическое следствие этой работы... Я правильно понимаю? Это еще одно определение, конечно. Нам же нужно с этим вопросом разобраться, а иначе мы не сможем двигаться дальше.

Пономарева: Дело в том, что у нас на 2-м курсе - сейчас мы на 4-м - был целый курс психологии. И, как я помню, что мышление - это один из главнейших психологических терминов, так же как память, так же как воображение... внимание и мышление...

Шавельзон: То есть, одна из психологических характеристик. И... что же, с точки зрения психолога, такое мышление?

Шварц: Свойство.

Шавельзон: Нет-нет-нет. Психологи имеют вполне определенное знание о том, что такое мышление.

Пономарева: Я точно не могу дать определение, но если кратко, то это умение человека мыслить.

Шавельзон: Все просто! Мыслить - это значит мыслить. Четко и ясно! Не фышки, а фышки. Хорошо. Кстати, по Носову. Знаете Носова? Беззубые малыши, которые пытаются "шишки" произнести. "Не фышки, а фышки". Вы уже определили: это ответы на вопросы самому себе.

Макрушин: Поиск.

Шавельзон: Поиск. А с Вашей точки зрения, что такое мышление?

Крашенинникова: Мышление - это способ переработки поступающей информации от различных органов чувств, вследствие чего возникает ... в перерабатывающем информацию органе возникают определенные ассоциативные связи, и если эти ассоциативные связи не возникаю, возникают вопросы.

Шавельзон: Ну, очень хорошо!

Статкевич: Я уже отвечала, но можно мне еще добавить?

Шавельзон: Даже нужно.

Статкевич: А можно вот так сказать, что мышление - это своеобразное зеркало, отражающее все, что вступает через органы чувств, но у каждого человека оно перерабатывается в какую-то свою сторону. Получается...

Шварц: Кривое зеркало!

Шавельзон: Только мне тогда не совсем понятно. Что тогда обрабатывается и где?

Статкевич: Информация, которая поступает через органы чувств.

Макрушин: Тогда это скорее линза...

Статкевич: Может, и линза.

Шварц: А вот интересно тогда. То есть, мышление Вы привязываете только тогда к головному мозгу. То есть, мышление происходит вот там вот в мозгу...

Крашенинникова: А я сказала, что к органу.

Статкевич: А к какому - не сказала.

Шавельзон: А, это поэтому говорят - разве он головой думает? Употребляя другое место... Понятно... (Обращаясь к Евсютину) Ну... а Вы не хотите что-нибудь сказать на эту тему? Вы так солидно молчите, что я думаю, Вы все знаете.

Евсютин: Может, это совокупность каких-то ... арифметических действий.

Шавельзон: Может быть. В компьютере же это совокупность арифметических действий.

Макрушин: Если компьютер можно назвать мышлением...

Шавельзон: А многие называют, потому что действия компьютера вполне подпадают под все ваши определения: компьютер собирает информацию, делает выводы... Да любое ваше определение если взять - компьютер это делает. И Ваше тоже - он сам себе вопросы задает и сам на них отвечает.

Макрушин: Компьютер, по-моему, вопросов не задает...

Шавельзон: Задает! Вы видели как Windows запускается? Видели?

Макрушин: Как он виснет, видели...

Шавельзон: Или как виснет. Это тоже результат ответа на вопрос. Когда виснет компьютер, он не может разобраться, когда в одно и тоже время два противоречащих вывода делается, примерно по одному и тому же предмету - тогда машина виснет. Вот и все. Это и есть сбой в программе.

Макрушин: Тогда отличие компьютера от человека. Человек не зависнет.

Шавельзон: Вы глубоко ошибается. У Вас там Павлов...

Кожевникова: Можно вот вопрос? Просто есть такое мнение, что когда человек познает окружающий мир, на самом деле он познает не мир, а себя. То есть, тогда получается, если с этой точки зрения - я не говорю, что это моя точка зрения - мышление - это не отражение мира, а как бы отражение себя в себе.

Шавельзон: То есть, примерно вот то же задавание вопроса самому себе. Но к сожалению, к моему великому сожалению, я должен сделать для себя такой вывод, из всех ваших определений: что все ваши определения, они относятся уж по Крайней мере не только к человеку, да? И специфически человеческое мышление мы не вычленили. Потому что если мы на бумагу занесем все определения, мы увидим, что к этому процессу относится буквально все. То есть, эти определения излишне абстрактны. Я только...

Крашенинникова: Можно дополнение?

Шавельзон: Да, конечно.

Крашенинникова: Просто у человека эти ассоциации возникают намного быстрее, чем у компьютера. То есть, компьютер должен переработать весь объем информации, чтобы он выдал ответ. Мы же ... мы даже можем не думать над тем, что нужно сделать, но мы уже это делаем. То есть, у нас определенные ассоциации возникают очень быстро. И многие ученые говорят о том, что в этом компьютеры намного отличаются от человека и человек может содержать 1/20 того объема, который может содержать современный компьютер...

Шавельзон: Содержит чего?

Крашенинникова: Информации различной. Сведений как Вы говорите...

Шавельзон: Это не я говорю...

Крашенинникова: Хорошо, люди говорят. Но для того, чтобы возникло определенное действие у человека, у него намного быстрее возникают ассоциации... И вот ученые добиваются того, чтобы научить компьютеры...

Шавельзон: Человеческим действиям...

Крашенинникова: Нет, а чтобы эти ассоциации у них возникали быстрее, и у них это, в принципе, получается.

Шавельзон: То есть, теперь компьютер уже не отличается от человека?

Крашенинникова: Нет, он отличается, конечно же, другое дело, что люди пытаются как можно быстрее все это преодолеть...

Шавельзон: Этот разрыв ликвидировать?...

Крашенинникова: Да.

Шавельзон: Чтобы компьютер ничем от человека не отличался?

Крашенинникова: Практически.

Статкевич: А может быть, компьютер от человека отличается тем, что человек способен создавать что-то вообще принципиально новое? Даже те же самые компьютеры. Компьютеры пока что еще на это не способны.

Статкевич: Компьютер не может создать компьютер более новый, превосходящий себя во всех отношениях.

Макрушин: По-моему, именно на компьютерах и было просчитано...

Статкевич: Ну, просчитано, но человека же просчитывал...

Макрушин: Человек задал программу, а компьютер рассчитал все это...

Статкевич: То есть, компьютер без человека обойтись пока что не может еще!

Шавельзон: Смотря в чем...

Шварц: И слава Богу!

Макрушин: Ну как это! Господь создал человека. Значит, он тоже дал ему какой-то импульс, направленный на то, чтобы человек прогрессировал. Человек, в свою очередь, дал импульс, чтобы этот компьютер постоянно прогрессировал. Но этот компьютер скоро сам создаст свое детище...

Статкевич: Вот когда создаст, тогда и можно будет говорить, что равны.

Шавельзон: Да, создал!

Статкевич: Уже?

Шавельзон: Конечно. Компьютерные системы порождают новые компьютерные системы, более совершенные...

Макрушин: А вот самоустранение ошибок для компьютера довольно свойственно.

Шавельзон: Да, он очень самокритичен. Программа сканера... Скан-диска, например. Автоматически исправлять ошибки - галочку ставишь и порядок. Вот он уже как человек.

Шварц: Мы чего-то все время обсуждаем такой вопрос - отличие человека от компьютера... Ну, вот вообще, мне кажется, достаточно интересен такой вопрос об отличии человека от животного. По-моему, он в каком-то смысле гораздо интереснее, потому что животные гораздо ближе к нам, чем к компьютеру, хотя бы потому, что они обладают эмоциями, вообще-то и какими-то чувствами. Они нормальные живые существа, но, тем не менее, обладают ли они мышлением в той же мере, что и мы. Чем процесс этот отличается...

Шавельзон: Исходя из ваших определений - обладают.

Макрушин: А тут можно сказать так, что почему у животного не может быть такого же мышления развитого, как у человека. Ну вот, отталкиваясь от своего определения мышления, скажу, что просто у животного Круг вопросов гораздо меньше, чем у человека.

Шварц: Оно не рефлексирует. Животное не воспринимает себя как личность, и оно... не осознает, во-первых, что оно смертно, а, во-вторых, что оно - личность.

Макрушин: Почему же... Животное очень конкретно осознает, что оно смертно.

Шварц: Оно не рефлексирует. Оно не сознает...

Крашенинникова: Можно мне попробовать. Мне кажется, что у животных просто... мы гораздо меньше знаем о животных, чем думаем. То есть, у них огромное количество новых свойств, которых мы еще абсолютно не знаем, и мы никогда не можем сказать, что испытывает лягушка, когда мы ее разрезаем - мы абсолютно этого не знаем. И говорить, что животные не способны к рефлексии - это абсолютно неправильно... У них могут возникать те же эмоции...

Макрушин: Потому что многие животные отличаются слишком сложным поведением, чтобы оно было организовано только на каких-то инстинктах...

Крашенинникова: И я даже добавлю, что животные очень часто имеют те... чувства, которые мы не можем иметь... допустим, мы не можем говорить, каким зарядом заряжено человеческое тело, а многие животные к этому способны. Птицы определяют, где восход, где закат. Солнце и так далее... У них все это очень хорошо развито. Сейчас это все назыается сверхъестественной способностью животных... А мы только к этому начинаем подходить...

Шварц: Все-таки давайте чуть-чуть ближе к теме, а то мы сейчас...

Шавельзон: А мы очень быстро к теме. Вот если мне дано какое-то право здесь вести эту дискуссию, то я утверждаю, что это все по теме, во-первых, а, во-вторых, ответ на этот вопрос по теме "мышление" - это я задал вопрос, что такое мышление - лежит совсем не в абстрактно-теоретических сферах, хотя такой ответ философы дали - абстрактно -теоретический. Они свою работу сделали, потому что как бы это их предмет. Теперь в отношении животных и в отношении компьютера... Дело в том, что вот сейчас я вам не буду давать определения, которые дали философы. Надо взять философскую энциклопедию ту же и прочесть - это не вопрос. Но я просто обращу на некоторые детали ваше внимание, чтобы ваш исследовательский подвиг... ну, немножко облегчится... Обратите внимание на изменение поведения животных диких и очеловеченных. И если говорить о категории "разумное поведение" животных... нам даже Леонтьев цикл лекций таких читал в Университете... Так у него и назывались лекции - разумное поведение животных. Раз разумное, разумное, то есть ведь и категория разума. Она тоже как-то связано с категорией мышления. Почему выделяется категория разумного поведения? И неразумного. А если не разумного, то какого? Помните, я рассказывал вначале той беседы про то, как меня наставлял Жора? Он же разумные вещи говорил? Или какие? Может быть, разум был на моей стороне? Вот здесь, в общем, все очень непросто. Он же из добрых побуждений меня учил. Что медики не должны вы думать. Они должны работать - выполнять должностные инструкции. С точки зрения чисто бюрократической - это очень разумно. И в отношении компьютеров, которые я тоже самое могу сказать: первые компьютеры были заражены мыслью программиста, который их создал, и компьютер, по вашей мысли, все более очеловечивается. Да? Все ближе и ближе к человеку. Так вот эта экспонента - она как вообще? Приближается, пересекается? Дальше уже сверхъестественные какие-то? И что такое вообще человеческие способности? Человеческое? Вот, оказывается, у животных есть что-то сверхъестественное по отношению к человеку, а естественное для животных. Получается, чтобы ответить на вопрос "Что такое мышление?", смотрите в какие дебри мы забрели. Надо ответить на то, что такое разум, что такое человек - эти вечные категории...надо для себя определить. Надо сказать, что Павлов - я недаром о нем упомянул - и он проводил такой опыт... Эвальд Васильевич в своих работах его приводит, я вам о нем расскажу, но там можно прочитать подробно... Он положительные эмоции вырабатывал, кажется, на Круг, а отрицательные - на эллипс. И начинал Круг поворачивать на глазах у собачек. При этом черное превращалось в белое... или наоборот... То есть, наступала вот та самая ситуация, при которой компьютер виснет... И... собачки принципиально реагировали двояко. Одна группа - и он назвал этих животных с сильной нервной системой - они отворачивались от этого ужасного видения, просто отворачивались - они не могли это видеть. А другая - не переносили эту ситуацию просто, другая часть собачек, они сходили с ума, они впадали в истерику, рвали все эти трубки - у него же капала слюна, все было... технология известная вам Павлова... То есть, сходили с ума, бились в истерике. Этих собачек он назвал - у них слабая нервная система. И делил на животных с сильной нервной системой и с слабой нервной системой. У людей мы находим те же самые реакции и состояния нервной системы. И бывают такие слабые типы нервной системы, когда человек не успевает вообще ни о чем подумать. Когда вот этот самый вопрос он себе задает, он моментально впадает в истерику. Моментально и бьется в этой истерике, и даже большие ученые ломаются на этой дороге. Например, я в свое время, где-то в 60-е годы, читал такую работу, американскую... Вот трисомики такие есть, знаете, да? У них лишняя X-хромосома... Или Y... Лишний игрик... и оказалось, что среди них, среди этих трисосмиков в 50 раз - не в 2 раза, не в 3, а в 50 - больше рецидивистов, психически больных и олигофренов. И тогда умные американцы говорят: ура! Мы нашли ген, который отвечает за преступность! Y-хромосома!

Шавельзон: Да. Вот сейчас вы увидите, что такое сведения и знания. Вот смотрите, как мысль человеческая дальше может развиваться. И дальше они уже тогда должны работать с Y-хромосомой. Чтобы преступников не было. Значит, они некоторые детали упустили. Они упустили следующие детали. Невероятно слабый тип нервной системы у трисомиков, мужчин, их широкостность и выскорослость, очень недюжинные физические данные при физиологической вот такой слабости нервной системы. Естественно, как такие люди, особенно, в неумных условиях воспитания, как такие люди себя ведут? Они привыкают... У них нет времени подумать. Как вопросы они решают? Силой. За счет тех ресурсов, которые есть у них. Не происходит накопления культуры. И так, значит, еще один вопрос перед вами встанет - я уже заранее вас предупреждаю - соотношение биологического и социального в человеке. На этом примере очень легко разобраться в этих категориях - что биологическое, что социальное и место этих категорий в жизни человека. Вот когда перед вами этот вопрос встанет во весь рост, вы себе сможете уже эту модель представить и вот на этом факте это поможет вам разобраться. Итак, у нас новые встали категории - очеловечивание животных и очеловечивание компьютеров. Но мы не ответили на вопрос, что такое мышление, мы не ответили на вопрос, что такое разум и что такое человек. Мы на эти вопросы не нашли ответы. Я правильно понимаю? А почему мы не ответили... Почему... вот ваши... неудовлетворительны определения мышления? Потому что под этот процесс, вот под ваше определение, подходит еще масса всего, что к мышлению уже заведомо не относится. И вы сами можете найти эти процессы очень легко. Вы предмет не обозначили, а обозначили его свойства, а свойство любого предмета бесконечное количество, и поэтому таких определений, как вши, можно давать, в общем, также бесконечно. Но есть одна беда - эти определения ничего не дают. Как бы их можно давать сколько угодно, но работать нельзя. Нельзя решать вот те самые проблемы. Вот к вам тоже - если бы вы сумели отличить категорию вопроса от категории ответа - это было бы хорошо.

Макрушин: Наверное, вопрос - это и есть проблема. При отсутствии вообще вопроса и проблемы мышление вообще не актуально.

Шавельзон: Значит, вопрос и проблема - для вас это однозначные, это синонимы?

Макрушин: Да.

Шавельзон: Зачем два слова придумали люди?...Просто удивительно!

Макрушин: Для разговорной речи.

Крашенинникова: Есть же сведения, а есть информация.

Шавельзон: Есть еще сведения, а есть знания. Не всякое сведение - знание, хотя всякое знание есть некое сведение.

Крашенинникова: Так же как не всякое знание - информация...

Шавельзон: Всякое знание - информация. А вот не всякая информация - знание - это тоже факт.

Можно...

Крашенинникова: Можно про информацию?

Шавельзон: Да, да...

Крашенинникова: Дело в том, что есть такая скважина, где-то на севере, а там исследовали им до сих пор исследуют кору земли... Там накопали огромное количество сведений, которые не соответствуют теоретическим знаниям. В результате все научные сведения не приобретают никакого реального выхода, так как никто не хочет им верить. И те учебники, которые даже в школе мы проходим, ее надо пересматривать благодаря этим сведениям. Получается, что основная информация тоже бывает неверна благодаря тем же сведениям, как Вы говорите.

Шавельзон: Бывает, конечно. Значит, конечно, любые... Вывод как бы из Вашей речи я могу сделать для себя следующий вот правильный. Может быть, Вы согласитесь с тем, что то, что Вы говорите, можно вот в таком предложении зафиксировать: любые сведения становятся знаниями только в системе. Когда есть система, систематическое знание, вот тогда можно говорить о каком-то ... какой-то науке, практическом каком-то приложении. Значит, откуда берется систематическое знание? Что такое систематическое знание? И, иначе, что такое наука? По существу, систематическое знание и наука - это синонимы. Значит, наука начинается с систематизации. Каким образом - способом классификации или способом синтеза там это происходит - это уже другой вопрос. Но я здесь обращу ваше внимание на два основания простого силлогизма. Всегда, во всех учебниках логики, говорят, как пример силлогизма, то есть, какого-то вывода логического: все люди смертны; Сократ человек, значит, Сократ смертен. Казалось бы все очень просто: раз все люди смертны, Сократ относится к этой категории, значит, и он тоже смертен. Но. Можно на разных основаниях утверждать первую посылку общую: все люди смертны. Они все смертны, первое, потому что до сих пор все умирали, тогда это основание частичное. Раньше, например, такой силлогизм был: все лебеди белые. Было такое. Значит, а вот другое основание. Подумайте, пожалуйста, на каком основании можно утверждать, что все люди смертны? Основание общего утверждения...

Шварц: Ну да, это как Юм что-то такое говорил: то, что сегодня солнце заходило, это совершенно еще не факт, что оно зайдет завтра... или поднимется завтра...

Шавельзон: Ну немножко подскажу.

Крашенинникова: Вот по поводу этой фразы, что все люди смертны, а Сократ тоже человек... Первое - это как физиолгический процесс, а второе - это как мыслительный процесс. То есть, Сократ подходит к этому определению с физилогической точки зрения, так и с мыслительной. Если мы берем с физилогической... а если с мыслительной: Сократ очень много принес в этот мир, у него огромное количество идей, которые будут еще очень долго столетиями обсуждаться, в результате чего он смертен, но, тем не менее, он и не смертен.

Шавельзон: Второе основание этого общего утверждения состоит в том, что человек смертен, с Вашей точки зрения, физиологически и бессмертен духовно. Я правильно понял Вашу мысль?

Крашенинникова: На самом деле, если мы берем человека как три составляющих - мыслительное, духовное - то тогда он еще с двух сторон может быть смертен - с мыслительной и с духовной. А душа его бессмертна. С христианской точки зрения.

Шавельзон: Я не вижу оснований, чтобы нервничать и спешить, потому что настоящий ответ на ту проблему, которую вы поставили здесь, она будет дана каждому в его собственной работе, в труде. Вот я предлагаю... мое предложение состоит в том, чтобы в следующий раз вы добыли некоторые знания. И мы уже сейчас очень много сделали, чтобы поставить необходимые нам вопросы. Я рекомендовал вам в прошлый раз книгу Веркора "Люди или животные". Для биологов очень важно изучить эту книгу, поскольку в ней исследуется проблема отличия человека от животного и исследуется достаточно фундаментально. Но в такой очень современной форме - вроде боевика. Веркор - французский писатель, участник французского сопротивления. В период французского сопротивления этот вопрос перед ним встал, когда он наблюдал деятельность фашистов. И он и задал себе вопрос - кто это? И вообще чем человек отличается? Когда он увидел, что творят фашисты, он конкретно себя спросил - тогда как ответить на главный вопрос? У них есть паспорта, два уха, один нос - как и у меня. Но вот людьми мне трудно их признать. И он решал этот вопрос для себя только уже как талантливый писатель в своей книге и на вымышленной, естественно, фантастической, ситуации.

Статкевич: По поводу того, кем же их считать. Вы знаете, животными их нельзя считать в любом случае. Животные так со своими сородичами не поступают. Они их могут максимум - это съесть. То есть, все, что делает животное, подиктовано просто вот такими инстинктами - либо выжить, либо питаться. А то, что делает человек, оно продиктовано совершенно другими целями. Поэтому, разумеется, их надо относить к людям - а кому же еще.

Шавельзон: По мере того зла, которое они творят.

Макрушин: Зло творить может только человек.

Шавельзон: И эта точка зрения вами в книге будет обнаружена и раскритикована. Значит, пока люди не имеют ответа - вообще все человечество - не имеют ответа на вопрос, что такое человек. Я бы предложил сейчас раздать определенные рабочие задания к следующей встрече, чтобы каждый, по мере своего интереса, сообщил, что люди до сих пор наработали в ответ на поставленные вами же вопросы. Я позволю себе перечислить, что мы сегодня нарыли... Автор Веркор. Книга так и называется: "Люди или животные". Это в 39-м году написана им книга... Сведений-то много накоплено, но как люди не знали, что такое человек, они так с древних времен и не знают. И ничего нового вообще не произошло в этом плане... Сейчас компьютеры включились в эту дискуссию. Вот в "Тайне черного ящика" - я рекомендовал вам - Эвальдом Васильевичем там как раз этот уровень и исследуется. Компьютеры создают себе подобных и человека переводят в разряд низших и начинают его третировать. Человек сам себе выдает справку, что он тоже машина, чтобы его не казнили. Все равно они его отловили. И в этой сказке все эти ужасы описаны. А, попросту, описан механизм взаимоотношения человека и машины. Но, а еще Маркс указал, что чего бояться машин, когда большинство людей давно ими стали в условиях капиталистического производства... Поэтому вообще смешно, что в будущем там произойдет - это уже сейчас произошло, все реализовано! Но это вопрос все-таки несколько другой - с марксизмом. Значит, первый вопрос. Что такое человек и чем и отличается от животных - и от компьютеров, скажем - ради Бога! Теперь вопрос второй. Мышление. Только я бы тогда уточнил: мышление человека, мышление животных, мышление растений, мышление компьютеров... Я подвожу итог, друзья мои. Сейчас дискуссия, она как бы сворачивается. ... Если мы все время будем дискутировать, у вас будет впечатление, что мы поговорили обо всем, а уйдете вы ни с чем. И в этом смысле это очень важная часть. Процесс усвоения знаний - это процесс глубоко личный. И ни один человек без индивидуальной своей работы не может узнать. Ему можно помочь или помешать. Ведь помните, когда я рассказывал о восприятии вот такого процесса познания, которое мы реализуем, очень большая часть бывает людей смущена, потому что они пришли с полной уверенностью, что они знают ответы, все такие главные человеческие вопросы, а ушли, что, оказывается, совершенно неясно. Ну, представьте себе студента-физика, который не знает, что такое электричество. Или пространство, или время. Как это я не знаю, что это такое? А потом выясняется, что люди не знают, что такое электричество. Это очень обидно, естественно. Или биологу... который не знает, что такое жизнь. Нонсенс какой-то.

Шварц: А мы знаем, что такое жизнь - я сильно в этом сомневаюсь.

Шавельзон: Или там преподаватель английского языка, который не может ответить, что такое язык. Не язык такой вот, биологический, а язык средство общения, понимания и так далее. И, в этом смысле, мышление и язык - одна из тем, которая может быть адекватна предмету ваших занятий. Если там с английским что-то связано, неплохо провести вот эту линию - слово и мысль, образ и мысль, слово и образ. Дальше. Интеллект. Разум. Рассудок. Значит, в этой триаде категорий вы придете к необходимостям ответить на вопрос, что такое человек разумный, что такое человек рассудочный, что такое интеллект, что такое интеллигентный человек в противоположность неинтеллигентному. И... может быть, вам поможет Гегель немножко: что такое абстрактное мышление, что такое конкретное мышление. И потом вы еще говорили, немножко говорили о теме культуры, вы сами это не заметили и не обозначили это категориально, но в целом вы говорили о противоположности культур. Когда вы говорили о сверхъестественном для человека... и есть сверхъестественные способности, а для животных они естественные. Это момент различия культур определенных. Есть вот животная культура, в которое животное живет и действует. И при... их соприкосновении оказывается, что то, что естественно для одного, для другого сверхъестественно... или неестественно. Поэтому вот категории естественного, сверхъестественного и неестественного в культуре они вами могут быть рассмотрены и в связи с разными культурами человеческими - это очень важно, особенно, для такой федеративной страны, как Россия.

Статкевич: Какая тогда разница между сверхъестественными способностями и неестественными? Если там допустим, птица может видеть с огромной высоты, там я не знаю, маленького кузнечика. Человек этого видеть не может. То есть, с одной стороны, это сверхъестественное для человека, а, с другой стороны, оно ему не надо - это неестественное для него зрение.

Крашенинникова: Это специализация.

Шварц: Это с биологических позиций, а, все-таки...

Шавельзон: Маркс ответил на этот вопрос так: глаз орла видит бесконечно дальше, чем глаз человека, но глаз человека видит бесконечно больше, чем глаз орла. И здесь вам еще тогда вами поставлена такая проблема. Вы тогда должны ответить на вопрос "что такое видеть?". Тут у Гете есть: это сама трудная вещь на свете - видеть своими глазами то, что лежит... У Ильенкова есть такая глава "Что на свете труднее всего?". Это уметь видеть. Что Вы говорите?

Статкевич: У Кастанеды тоже, по-моему, обыгрывается это.

Шавельзон: Где-где?

Статкевич: У Кастанеды.

Шавельзон: Я незнаком, расскажите.

Макрушин: Такой модный писатель...

Шавельзон: Я буду вам признателен. Если только это имеет к интересующим вас проблемам какое-то отношение.

Статкевич: Тогда, может быть, когда это будет как-то обсуждаться...

Шавельзон: Ну, хорошо... Я не возражаю. И я люблю учиться и буду очень признателен, если вы мне сообщите некоторые принципиальные сведения, которых... И, в этом смысле, пожалуйста, вот категории: информации, сведения, знания, представления, понятия. Я, опять-таки, не навязываю вам свои соображения по поводу соотношения и определения этих категорий. Каждый из вас, раз вы подняли эти проблемы, в праве оспаривать. И в этом смысле вы и поведете дальше дискуссию. То есть, представляя определенную точку зрения и отстаивая ее, по существу вы сможете понять самих себя, по вашему определению. Как бы объяснял, объяснял, наконец, сам понял. ...Я здесь, может быть, не знаю, какая моя роль будет. Может быть, вам выгодно, начав дискуссию с одним человеком, продолжить ее с другим. Есть же специалисты. Вот сейчас, когда я продиктовал то, о чем вы говорили, вы вышли ведь на огромное количество специальных проблем. Просто специальных. Каждая из них - это целая наука. И вы можете, если сочтете нужным, просто пригласить кого-то и послушать более подробно, если вы сочтете, что для вас это жизненно необходимо. Ну, например, по вопросу, что такое жизнь, на биологическом факультете целесообразно... Или что такое химизм там...

Шварц: Работа на годы и годы, так сказать, вперед.

Шавельзон: Ну, на самом деле, я думаю, все-таки самостоятельная работа. Я думаю, задача вот таких действ в том, чтобы поджечь. Дальше гореть все должно само. Значит, мы промежуточный такой итог подвели. Теперь, если у вас было какое-то соображение, которое я перебил, я готов выслушать, если Вы его еще не забыли. Вот кто-то из вас задал вопрос, а я сказал: вот мы закончим подведение итога, а потом можно. Не помните? Тогда я дальше.

Крашенинникова: По поводу вот этой дыры в земной коре. Просто это же основные знания и они должны измениться.

Шавельзон: Дело в том, что...

Крашенинникова: Потому что все знания, которые были до этого, они были только теоретические.

Шавельзон: С той же уверенностью я могу сказать, что практическими. Дело в том, что какой-то способ объяснения, системы, систематизации, он определялся уровнем практической деятельности человека и... добытые новые сведения, пока они не систематизированы, они лежат мертвым грузом... Пусть они опровергают прежние объяснения. Ну, например: пока мы находимся в плоскости, релятивистский эффект никого значения не имеет. Как только мы в искривленном пространстве, во там уже начинаются всякие фокусы. Ну, Бог с ней, что по отношению к плоскости релятивистских эффектов нет. Ну и что, если я плоский. Ну, как только я стану осуществлять другую практику, выйду в трехмерное пространство, тогда и поговорим. Это, в некотором смысле, ответ на эту дыру: как только в практике появится, где будет иметь практическое значение вот это вот знание новое, тогда и будем говорить о новой науке, о новой систематизации знания, переписке учебников. Школа дает ведь основные знания.

Статкевич: Но они не всегда правильные.

Шавельзон: Да правильного знания вообще нет! А! Ну, давайте так. Еще новая тема - абсолютная истина и абсолютное знание. Что такое абсолютное знание. Это еще один вопрос. Значит, наука и абсолютное знание - во так мы обозначим эту тему.

...............................................................

Шавельзон: ... Мы люди. Мы относимся к типу, способному переносить напряжение диалектического противоречия.

Макрушин: Некоторые собачки, наверное, тоже могут.

Шавельзон: Специально обученные. Мне Эвальд Васильевич приводил в пример собаку своего друга, которая умела это делать. Вот ей надо было выйти во двор, а хозяин ее отпихивал: некогда мне, у меня приятели пришли. И вот я наблюдал сам, как собака отставала от хозяина, а хозяйка стирала в ванной. И она нудно начинала гавкать, значит, на хозяйку. И потом наблюдала, как хозяйку пришла, начинала гавкать на хозяина, хозяин смиренно брал поводочек... Это чисто диалектическая ситуация. В семье очень частое. Вот вам собачка, умеющая разрешать диалектическое противоречие. Но этому ее научили люди. Вот это очень важно. Когда я говорил об очеловечивании...

Макрушин: А, говорят, у собаки нет рефлексии...

Шавельзон: Почему? Это чисто рефлексивное действие.

Кожевникова: Вопрос. Ее научили или она, смотря на них, научилась?

Шавельзон: Да это единый процесс. Если бы не было этой провокации со стороны людей, ей нечему было бы учиться. Поэтому, конечно, ей специально это не преподавали. Но... такой философский способ поведения. Но дело-то в том, в школе-то тоже ведь научить нельзя - можно только научиться. Вот почему я все-таки исповедую систему семинарскую, а не лекционную. Потому что она больше подходит к самостоятельной работе. Я бы, конечно, мог кое-что сказать на все эти темы, поскольку у меня диплом есть по этой специальности, да? Я сдавал соответствующие экзамены по всем этим темам. Но к вам бы это отношение имело такое очень относительное. Вы бы вежливо послушали и вежливо разошлись. Это не было бы вашим. Процесс усвоения - это самый главный процесс. Делание знания своим. Усвоить - это значит сделать своим. А пока это знание чужое. Вот вы прочли в книге - вроде бы имеете об этом сведения. Но это сведения, а знания - это всегда свои. А как вот знания своими. Это вот вопрос тоже очень важный для учителя. Как делать знания своими. Я могу вот поделиться своим опытом - как я это делаю. Как я делаю знания своими. Это вопрос о живых о живых и мертвых знаниях. Как делать знания своими. Я совершенно не усваиваю ничего, пока не придумаю сам. Вот я сам хожу Кругом и решаю какие-то практические проблемы. И теоретические тоже. Жизнь заставляет меня это делать. И нахожу какие-то ответы на какие-то вопросы, потом оказывается, что кто-то еще над этим думал и тоже что-то на эту тему придумал. И тогда я начинаю что-то. Потому что это мой вопрос, вот исходя из ваших определений. Это моя проблема и все вопросы в этой проблемы в этой проблеме поставлены лично. Это мое знание. А уж, скажем, если вдруг окажется, что и Гегель так думал - ну, что ж, он тоже человек... и ничего в этом нет парадоксального, что мы с ним одинаково думаем - ну и ради Бога. Другое дело, что по систематичности знания, по широте охвата, по глубине Гегель на то и Гегель, чтобы мне у него учиться, а не ему у меня. Это другой вопрос, что вот такие количественные характеристики, они определяют, кто ведущий, а кто ведомый. Как старший товарищ есть и младший. Ведь педагог - это старший товарищ студента. Можно так ставить. А можно - а вот я знаю, а ты - не знаешь. Можно так ставить вопрос и вот я тебя учу. Или врач может говорить: ты больной, а я врач - я тебя лечу, а ты вот пешка там и сиди - помалкивай, не буду тебе говорить, чем я тебя лечу и от чего. И такие... это масса врачей, которые исповедуют такую технологию в медицине. Или в образовании - и учитель тоже - вот ты сиди - помалкивай, вот от сих до сих чтобы было сделано все. И все. Да вы посмотрите на тех, кто вас окружает, и вы увидите как такой тип, так и другой. И понятно, что я исповедую тип живого общения, когда... все-таки думаю, что человек может только с возвратной частицей -ся действовать: учиться - учить себя, лечиться - лечить себя, ну и так далее. А врач или учитель ему или поможет или помешает.

Шварц: Ну, вот, по-моему, в зависимости от ответа на этот вопрос вообще все разнообразие и политических взглядов, в том числе, и политических систем. Собственно, не разнообразие - они распадаются на две...

Шавельзон: Да, тоталитарные и демократические. Совершенно верно.

Шварц: Идти за вождем, быть ведомым или идти вместе, искать истину под руководством великого вождя или, скажем, Православной Церкви...

Шавельзон: Не-не-не... Все-таки вот здесь я бы не согласился бы. Вождь, он уже предполагает, что отрицается твоя собственная активность. Вся активность твоя - в преданности. Вот если вождь, ты больше, чем быть преданным, не можешь. Ты вот предан ему и все. А если категория вождя используется, тогда вот фюрер думает за нас, вот он фюрер - фюрер - вождь - значит, а ты все, что можешь - это отдать ему свою личную волю. Это уже проблема о личности.

Шварц: Ну, ведь на самом деле, это проблема Великого Инквизитора. То есть, или мы лжем людям и говорим: да накормим лишь мы, во Имя Твое, и солжем, что во Имя Твое. Там ведь фундаментальнейшая, на самом деле, проблема. Это цивилизационная проблема. Просто тут два разных типа цивилизации, абсолютно, возникают: или мы представляем людям нечто, некий великий миф, некую великую идею, которая сокрыта от них и ведем их к этой цели, не объясняя им, не видя в них свободных личностей, как Великий Инквизитор. Почему? Потому что люди слабы, ничтожны, они нуждаются в нашем водительстве. Или мы говорим, что мой ближний такой же, как и я - не лучше и не хуже - такой же свободный и мы идем вместе с ним, ищем эту истину вместе.

Шавельзон: И причем каждый для себя. Вместе, но каждый для себя. Вот это очень важно. Потому что иное невозможно. За меня нельзя не наесться, не выспаться, не найти истину. Я сам должен поесть, я сам должен поспать, я должен найти истину тоже сам.

Крашенинникова: ... просто очень интересная такая фраза есть, она вытекает из... во всяком случае у меня возникло из того, что сказала Елена Семеновна, не согрешишь - не покаешься. То есть, с этой точки зрения, с одной стороны, ты - ведомый, с другой стороны - у тебя есть свобода - либо ты грешишь, либо ты не грешишь.

Шварц:: А мне кажется, я уловила мысль: то есть, в твоих ошибках, в них тоже есть определенный смысл. Ты их совершаешь сам, эти ошибки, да, но это вот из серии созерцания двух бездн...

Крашенинникова: И тогда за них начинаешь каяться...

Шварц: ... и чем ниже ты падаешь, тем выше ты восходишь, в конечном итоге. Смердяков, который низко пал, возможно, высоко и поднимется.

Шавельзон: Ну, надо сказать...

Макрушин: Как подняться из бездны?

Шварц: Можно. Это вот, так сказать, это отрицательный опыт. Это тоже опыт, и, возможно, мы для него и рождаемся. У каждого свой путь к истине.

Шавельзон: Ну, есть деятель, который вообще целую философию своей жизни построил. Фамилия его - Сорос. Его философия - это философия права на ошибку. Я сейчас покажу его книжку. Если она вас заинтересует и вы эту книжку... Эта книга называется "Сорос о Соросе". И здесь есть глава "Неудавшийся философ", и там он излагает... можете посмотреть... вот эту теорию, что, на самом деле, право на ошибку и ошибки - это самое главное у человека. Ну, прямо вот буквально то, что вы вот говорите. Я только хотел бы уточнить, что Христос ведь целует Великого Инквизитора уходя. Вот это как бы вам вопрос на засыпку...

Шварц: Почему он это делает...

Шавельзон: Это первое... И, в общем, христианство как позиция - вещь очень непростая и такими простенькими ответами там не отделаешься. Там масса сразу встает проблем. Особенно у писателей. Блок почему-то во главе революционеров поставил Христа: "В белом венчике из роз впереди Иисус Христос". Тут масса возможных толкований и, самое главное, о каком благе идет речь. Ведь Великий Инквизитор, самый главный-то его пафос состоит в том, что он говорит: "Мы лучше Тебя сделаем дело Твое". Почему он арестовал Христа? Это главное его основание. И почему? И о каком деле идет речь. Поэтому вообще "Легенда о Великом Инквизиторе" гораздо больше порождает вопросов, чем дает ответов... и она тоже может быть предметом исследований... Ведь оказывается, что самое ценное, на самом деле, не ответ на вопрос, а его постановка... И вот уметь по-настоящему поставить вопрос - это единственное, что должно быть сделано. Потому что все равно время по-разному будет отвечать на поставленную настоящую проблему. Вопросов много, а вот настоящих проблем, к сожалению - не так уж. Ну, это как вот гениальных идей. Их раз-два и обчелся.

Крашенинникова: Каждый дурак может задать столько вопросов, что и умный не ответит.

Шавельзон: А вот в чем специфика постановки проблемы... Все это в русле исследования того, что такое разум, рассудок... Это ответ на вопрос, чем вопрос отличается от проблемы. ...А вот разум, рассудок, интеллект, вот это вот. И там же вопросы и проблемы. ... Дело в том, что разные уровни зрелости есть. Зрелости интереса. Кому-то надо посидеть, послушать, а кто-то уже готов к активному действию.

Крашенииникова: Я просто хотела напомнить, что очень большая сложность в Новом Завете строится на очень простых предложениях. Очень простая лексика. Но эта лексика, даже с того же языка, на котором она была написана, она может читаться по-разному, а, во-вторых, простотой там достигаются очень сложные вещи.

Шавельзон: Ну, Библия сложна, прежде всего, не словами... Та вся беда в том, что там символы...

Шварц: Многозначные. Она сложна многозначностью...

Крашенинникова: Простые вещи - они многозначны на самом деле. Они более многозначны... Недаром существуют специфические языки.

Шавельзон: И там и просто. (Обращаясь к Шварц). Вот, то о чем, мы говорили с Вами вместе тогда, вдвоем, главный ведь вопрос в отношении к добру и злу и... в общем, во всей Библии, и в Ветхом, и в Новом Завете, решается проблема отношения к человеку, по существу, и добра и зла. И вопрос, который решается в Ветхом Завете - как быть с Кровной местью... и Моисей предлагает революционное для своего времени решение - око за око и зуб за зуб, вместо того, чтобы вырезать всех до седьмого колена. Это очень для его времени очень гуманистическое решение. А Христос продолжает эту же линию гуманистическую, и он уже говорит: "Я пришел исполнить пророков, не отменить их". Он продолжает, он говорит о своем времени то же самое, что Моисей о своем... Что за зло не надо платить злом. Подставь вторую щеку, если ты хочешь что-то сделать... А спекуляции, которые возникают на этой идее - ведь можно и издеваться тоже над этим - они возникают из-за того, что люди, прямолинейно трактуя эти слова, прямо прямолинейно, начинают использовать догматически положения Нового Завета - тогда все можно в полный идиотизм можно превратить... Любое положение, как догма воспринятая, неконкретно, и в отрыве от остальных... Вот в отрыве от остальных... И тогда его можно, к конкретным событиям...

Крашенинникова: Тогда можно сделать очень много сект.

Шавельзон: Что хочешь можно - с людьми тогда! Вот тогда религия начинает применяться для того, чтобы манипулировать людьми и их сознанием. Они оболваниваются, низводятся до уровня догматического, и тогда там можно уже все что угодно. Нет истины как таковой. Например, оторвать, забыть про то, что любовь и добро - это основа, что Господь - это и есть любовь. Вот забыть про это, а вспоминать: не мир, но меч принес вам. Или любое другое.

Шварц: Оставь мать свою и отца своего...

Шавельзон: Да, да! Пожалуйста, да. То есть, только систематическое знание может быть приложимо практически. Вот вне системы это не получается. Я не помню, я рассказывал вам или нет, о своем опыте общения с Библией на экзамене. Я Вам (обращаясь к Шварц), кажется, рассказывал.

Шварц: Да, мне Вы рассказывали.

Шавельзон: Ну, вот оно хорошо очень иллюстрирует эту ситуацию... Значит, сегодня, я думаю, мы неплохо поработали, в том смысле, что мы перешли на новый уровень общения, вы уже готовы что-то делать сами и не ждете обслуживания. Это очень важный шаг. Потому что вообще он самый трудный - встать на свои ноги, особенно, вот в этих трудных эмпиреях, так сказать. И следующий шаг, который надо будет сделать - самостоятельное развитие, там разветвление, расширение некое, когда происходит специализация. Как кружок - почему возникает кружок? Это когда из неспециализированного нечто начинает дифференцироваться специализированное. Это уже если настолько интересы специализируются, что возникнут какие-то общественные объединения, связанные с более узкой проблематикой - это уже возникнет организм. Пойдут органические процессы, это если кто-то займется чем-то определенным. В будущем, может быть, сам создаст нечто подобное. Но, самый главный шаг - это самим работать. И если это удастся, я подчеркиваю, если это удастся, если вы сможете быть хорошими доброжелательными оппонентами друг другу, то вот как желудок - он же переваривает пищу, усваивая этим... Вот мы сейчас сделали этот желудок. Вернее, его спроектировали. Как уж он будет работать - может несварение будет какое-нибудь... Это уже зависит от того, насколько вы сочтете для себя возможным тратить на эту чепуху время... в нынешнее трудное время. Хотя, если вы свободны от необходимостью зарабатывать на хлеб насущный - обладаете такой шикарной возможностью - то может быть. Потому что очень многие люли и рады бы, да они должны идти кормить целую ораву ближних своих...

... Тут нужно брать историю вопроса, а именно что было интеллигенцией в первобытном обществе и дальше... Что сейчас, то есть развитие аристократии, ее роль. Роль религиозных различных вождей, роль религии. Роль... значение культуры, науки, искусства. Ведь это все темы: "Интеллигенция и наука", "Интеллигенция и культура", "Интеллигенция и искусство", "Интеллигенция и народ", "Интеллигенция и власть" - это там настолько... это как паук такой очень большой. И, конечно, на основе того, что вы добудете, что можно будет сказать по этому пауку... Кто-то может даже взять такую тему... Или просто взять и распределить темы: "Интеллигенция и..."... И пока поговорить пока об этих взаимоотношениях. Не о самом понятии интеллигенции, потому что у вас еще теоретической базы для этого нет, для настоящего ответа на этот вопрос. А хотя бы как-то ощупать. ... Она в разные времена означала разное... У Булгакова позиция Шарикова очень в этом отношении точно описана. Но зато профессор Преображенский не любит слово "пролетариат". В ответ на это. Надо сказать, что вообще я не знаю - специалист - он может называться "интеллигент" или нет?

Шварц: Ну вот "веховцы", они же, на самом деле, не относили инженеров, врачей, специалистов к интеллигенции. Вообще представление об интеллигенции, оно очень сильно менялось как-то вот. То, что "веховцы" называли интеллигенцией, у нас, в советское время, это представление очень сильно видоизменилось. Немножко другое стали называть. Просто образованный слой... Скажем так, наше представление об интеллигенции приблизилось несколько к западному представлению об интеллектуалах. А интеллигенция - это было нечто совершенно специфическое...

Шавельзон: На Руси...

Шварц: Да, на Руси. Потому что такого понятия в Западной Европе, его как такового, не существовало и не существует.

Шавельзон: Ну, и потом общеизвестно... Вот новые русские у нас - сколько анекдотов про них... Богатый человек на Западе, скажем, он будет думать, что он интеллигент только потому, что он богатый... Только исходя из этого факта. Вот в парадигме их культуры бедный человек не может быть интеллигентным в принципе, просто в принципе - это быдло...

Шварц: Это уже тема о взаимоотношении интеллигенции и культуры.

Шавельзон: А у нас прямо наоборот - раз ты богатый - значит, ты - быдло. Вот сейчас, точно так вот... В анекдотах о новых русских это прямо зафиксировано в народе... Это уже к взаимоотношению культур...

Крашенинникова: Мы вступили в сейчас в капиталистический такой мир...

Шавельзон: Да не вступили...

Крашенинникова: Вступаем потихоньку... Пытаемся, во всяком случае... Вот сейчас... мне кажется, что европейцы... конечно, они не правы в своем понимании интеллигенции, мне так кажется, но, в то же время, они очень серьезно вкалывают на работе. В результате они просто не имеют возможности... Вот Вы говорили: если Вы не кормите семью, то есть они не имеют возможности, и эта ситуация у них продолжается очень много лет и они уже не понимают, что такое интеллигенция...

Шавельзон: Им не до этого!...

Шварц: Бедняжки! Просто другой критерий вообще! Другая культура... Это отдельный вопрос - в чем отличие, допустим, нашей культуры...

Шавельзон: Она связана с трубой просто. В России уникальная ситуация, когда весь народ может просто ничего не делать. Это связано с нефтью. У нас как Арабские Эмираты... У нас весь народ может не производить конкурентную продукцию и жить при этом припеваючи. Частушка же есть такая: Я работаю как лошадь/Все дела, дела, дела/А жена не потерпела/И к свободному ушла. Вот пример. Она характеризует эти взаимоотношения - свободного и несвободного. Он как лошадь, так сказать. На самом деле, вот эти противоречия, они очень глубоки... Я просто помню, что когда я часто ездил туда, в Америку, в частности, я возвращался невероятно усталым. Невероятно усталым. И... не потому что там приходилось очень много делать, а потому что сам процесс общения, делового общения очень затруднителен в разнице культур. Американец, например, всегда начинает с вопроса: где деньги? И постановка вопроса: а что будем делать?... Вот если что делать... Вот у переговоры у нас в Голлуэдетском Университете ведутся... Там есть начальник, руководитель академиков, все правильно, все чины есть у него... Из научного, исследовательского отдела Голлоудетского Университета... И я его спрашиваю, почему глухие люди затрудняются в освоении математических истин. Спрашиваю не случайно, чтобы потом перевести разговор на сотрудничество в области программ обучения глухих. На основе наработок, которые созданы советской психологической школой. И он даже не может понять моего вопроса - не то что ответить на это! Он мне говорит на это: "Если возникают какие-то..." - вот его точный ответ - "Если какие-то проблемы, то я плачу деньги в Массачусетский Университет... и у меня на бывает проблем". Вот что он мне отвечает в ответ фактически на предложение о сотрудничестве. Я там хотел рассказывать о том, что изобрели советские ученые, а ему не нужно - он говорит, если есть какие-то проблемы, и есть деньги, то проблем нет. Вот, собственно, что он мне ответил на всякие мои философские изыски. И это ученый - человек, отвечающий за науку. Университет для глухих. Ведущий университет для глухих в мире вообще.

Шварц: Да... В общем, проблем нет.

Шавельзон: Да, да. Если есть деньги, то проблем нет. И в этом смысле труба, конечно, нам дарит массу приятного. Вот от такого аристократического безделья можно заниматься всякими исследованиями...

Шварц: Просто темы так неисчерпаемы, и говорить можно так бесконечно, но когда-то надо все-таки заканчивать...

Шавельзон: Я думаю, все-таки мы неисчерпаемы...

 


В начало раздела