Пословица гласит: "Русский задним умом крепок". Есть
и другая: "Лучше поздно, чем никогда". Не знаю, верны
ли они в применении к другим моментам русской истории. Но в отношении
к данному моменту они вполне правильны.
Если присмотреться к событиям революционных дней, в частности,
к поведению организованных вожаков русской демократии и к тем
заправляющим движение лозунгам, которые от них исходят, то объективный
наблюдатель не может не заметить одной характерной черты, систематически
бьющей в глаза из всех действий этих руководящих организаций.
Эта черта - систематическое запаздывание.
Мы страшно запаздываем. Запоздало правительство с кое-какими
законами. Запоздали партии, не сумевшие с первых же дней революции
занять ту позицию, на которую они стали теперь.
Вглядитесь, далее, в действия Совета Раб. и Солд. Депутатов.
Идет ли он впереди жизни или же плетется за ней в качестве ее
пленника? Увы! Ни правительство, ни партии, ни организованные
единицы, представляющие собою трудовой народ, не оказались впереди
жизни, не были ее вожаками, а только приспособлялись к ее событиям,
только еле-еле поспевали за ней.
Вам нужны доказательства? Их много. Правительство запоздало с
законом о запрещении продажи и сделок с землей. Оно же запоздало
с изданием акта, гарантирующего право трудового народа на землю.
Партии запоздали занять правильную позицию по отношению к войне
и к задачам момента.
А Совет Раб. и Солд. Депутатов? В его деятельности особенно резко
выделяется это запаздывание. Только теперь он понял и решил необходимость
поддержания дисциплины в армии. Только два дня назад он обратился
с воззванием к армии, призывающим ее стойко бороться против врага,
тогда как это следовало бы сделать в первые дни революции. Только
через два месяца услышали от него слова о сепаратном мире, о братании
и т. д., слова, которые должны были родиться в первые дни переворота.
А призывать к поддержке займа? А обращение к крестьянам относительно
подвоза хлеба? Наконец, решение о вступлении социалистов в состав
Временного правительства?
Разве во всех этих актах не бьет в глаза это печальное запаздывание?
Вместо того чтобы предвидеть и предвосхитить события, заранее
их учесть и, учтя, направлять их. Совет плетется за жизнью и выносит
свои решения только тогда, когда уже бедствие разразилось, когда
положение становится критическим, почти безвыходным, когда приходится
не устранять грозящее бедствие, а кое-как выходить из разразившегося
уже кризиса.
Мудрено ли поэтому, что запоздалые слова остаются бездейственными.
Будь они сказаны вовремя - сила их была бы во сто крат больше.
Устранить нависшую грозу гораздо легче, чем спасать себя из вспыхнувшего
пожара. Если бы с первых же дней революции Совет, Правительство
и партия заняли ту позицию, которую заняли теперь, никакого кризиса
бы не было, не было бы совсем тех осложнений, которые грозят нам
в данное время. Вы помните тот энтузиазм, который охватил всех
в первые дни переворота... В эти дни сердца горели вдохновением,
каждый готов был отдать все свои силы на общее дело.
Душа ждала, бессознательно ждала желанных призывов. И призывы
не были сказаны. Сказано было что-то другое, не "нутряное",
а чужое, наносное. Энтузиазм стал тухнуть. Получилось ущемление
душ, совести и паралич душ. Одних заела российская гамлетовщина.
Лишенные способности предвидения, лишенные на основе последнего
непреклонности волевых решений и напряженности мускулов, проводящих
волю в жизнь, эти "гамлеты Щигровского уезда" заколебались.
Уста их говорили что-то неопределенное. Глаза были не ясны, движения
не уверенны.
Другие, услышав призывы иные, не те, которых душа их ждала, сразу
отошли в сторону от жизни и безнадежно махнули на нее рукой.
Третьи, видя общее шатание, с яростью фанатиков бросали один
лозунг за другим, вносившие раздор, борьбу и конфликты.
В итоге - энергия распылилась. Бедствия грянули. Место победной
марсельезы и криков пламенной радости заняли крики отчаяния, скорби,
усталости и призывов о спасении. "Караул! погибаем!"
- несется теперь по всей земле русской. А кое-где уже слышны возгласы:
"Спасайся кто может!" И, следуя этим возгласам, "маловерные"
начинают спасаться. Одни переводят свои капиталы в безопасные
места. Другие бесцеремонно начинают хватать все, что плохо охраняется.
Третьи... Впрочем, не стоит заниматься дальнейшей каталогизацией...
Короче говоря: машина, механизм революции работает с трениями,
которых при большем предвидении можно было бы избежать; в ней
получаются осечки, торможения и ненужные вспышки.
О. Конт когда-то сказал: "Знать, чтобы предвидеть, предвидеть,
чтобы мочь".
У нас нет этого знания. А потому - нет и предвидения. Потому
мы и запаздываем. Потому - нет и железной воли, непреклонности
решений и уверенных действий. И только тогда, когда бедствие разражается,
мы спохватываемся. Начинаем вопить "караул" и через
пень колоду пытаемся вытащить себя из болота, в которое ухнула
наша государственная колымага. "Задним умом крепки".
И вместо торжественного победного гимна революции начинается
заунывно-панихидное: "Эй! ухнем! Еще разок, еще раз, эй,
ухнем!"
"Доколе, Господи!" - хочется сказать в таких условиях.
Неужели же революция оставила наше старое "нутро"? Неужели
и впредь мы
будем по-прежнему дрябло и полубезнадежно повторять "авось
да небось" и, вместо того чтобы твердой рукой направлять
события, плестись за ними в качестве пленников, рассчитывая лишь
на старое "куда кривая вывезет". Грустно. "Доколе,
Господи!"
|