Когда-то Достоевский сказал: "Дайте русскому школьнику, ничего не знающему в астрономии, карту неба, и он на второй день принесет вам ее исправленной".

Эта характерная для нас, русских, черта всего резче выявилась в славянофильстве как цельном мировоззрении относительно спасительной роли России и ее превосходстве по сравнению с западными народами.

"Россия покорит мир своими порядками", - восклицал Кошелев.

"Мы вынесем из Европы шестую часть мира... Зерно будущего развития человечества. Россия может сделаться орудием Провидения", - писал Шевырев, противопоставляя Россию "гнилому Западу".

"Моему отечеству суждено явить миру плоды вожделенного вселенского просвещения и освятить западную пытливость восточной верой", - с той же самонадеянностью писал и Погодин.

Еще резче ту же мысль выражали Краевский, Киреевский, Одоевский, Аксаков и другие славянофилы. "Народ-богоносец", - кратко заявлял Аксаков. "Могущество сил, уделенных нам Провидением, так огромно, что его хватило бы не только на наше собственное усовершенствование, но и на то, чтобы влить в человечество целый мир новых идей, оздоровить Запад и спасти его. Будет русское завоевание Европы, - писал Одоевский, - но духовное, ибо один русский ум может соединить хаос европейской учености, отрясти прах всех авторитетов и превзойти их".

Все славянофильство было проникнуто идеей, что Россия выше других народов, что ей почти нечему учиться у Запада, тогда как Западу есть чему поучиться у нас, что Запад прогнил и что задача нашей страны - спасти Запад и человечество, прийти им на помощь.

Все это говорилось убежденно и искренно. "Русский школьник" в лице славянофилов, только что кое-чему научившийся у Запада, уже третировал его и, в своем лице, бедную, темную, крепостную Россию возводил на роль учителя и спасителя "прогнившего, запутавшегося в своих умствованиях" Запада.

Эта картина достойна внимания. О ней не мешает вспомнить и теперь, ибо славянофильство в различных формах не умирало и живет до сих пор. Теперь же оно в особой моде.

Говоря это, я имею в виду прежде всего большевизм наших дней, а косвенно и значительную часть нашей революционной демократии.

Разве большевизм не представляет того же славянофильства наизнанку? Вглядитесь в его идеологию, прислушайтесь к его фразеологии, к статьям, заданиям и речам большевиков и вы не можете не поразиться полным его сходством с основным содержанием славянофильства. "Русская революционная демократия - передовой авангард мирового социализма". "Мы застрельщики революции".

"Мы должны прийти на помощь западно-европейскому пролетариату в его борьбе с империализмом. Мы должны помочь ему".

"Мы показали, как следует бороться за мир и вести классовую борьбу. Пусть наши западные товарищи поучатся у нас".

"Мы должны спасти мир от войны и мы его спасем". "Пусть знает западный пролетариат, что в своей борьбе он может рассчитывать на наш опыт, уменье, волю и полную поддержку".

Эти гордые фразы - обычны в устах большевика. Ими грешила и значительная часть нашей революционной демократии.

Опьянев от удачи, возомнив себя и в самом деле "авангардом и передовым отрядом мирового социализма", мы, подобно славянофилам, уверовали, что и впрямь мы спасители человечества, что западный пролетариат может рассчитывать на нашу великодушную поддержку, что мы милостиво готовы учить его и не отказываемся принять на себя великую миссию спасения человечества от войны и от всех зол империализма.

Уверовав в сие, мы гордо обратились с воззваниями к "народам мира" и послали на Запад аргонавтов искать и добывать мир всему миру. Больше того. Согласно формуле Ленина, Россия уже переросла формы демократической республики. Она, по его мнению, может претендовать на большее: на правительство типа Парижской Коммуны. Запад еще не дорос до правительства, состоящего из социалистического большинства, а мы уже требуем диктатуры пролетариата. "Омещанившийся" Запад никак не додумался до явочного установления мира, мы додумались. Обуржуазившаяся западная демократия не посмела провозгласить и осуществить теперь же "беспощадную войну до победы над капиталом". Большевики додумались. Они со смелостью "передового авангарда" изо дня в день провозглашают беспощадную войну крестьян с помещиками, рабочих с капиталистами и революционной демократии - с мировым империализмом.

Империалистический Запад не в силах восстановить Интернационал. Мы смело беремся за эту задачу.

Что же все это, как не славянофильство наизнанку? Разве нет здесь того же самомнения, которое было у славянофильства? Разве не идет здесь речь о той же провиденциальной роли России, которую вели и славянофилы? И кто это говорит? Марксисты, большевики, всегда упрекавшие народников в симпатии к славянофильству и требовавшие выварки России в фабричном котле.

Когда видишь, как маленькие, ничем не одаренные, ничего не давшие человечеству люди надевают на себя тогу спасителей мира, когда свихнувшиеся российские интеллигенты Луначарские и Троцкие, Ленины и Зиновьевы и, еще хуже того, люди, подобные Поссе, всю жизнь блуждавшие в трех соснах, выступают в роли чуть ли не Спартаков, сиречь помазанников и избранных вождей мира, когда видишь, как темный, до 80% своих членов безграмотный, а в остальной части - едва умеющий читать и писать российский пролетариат, не имеющий опыта борьбы, под гипнозом революционной фразеологии всерьез начинает думать, что он и впрямь "передовой, самый просвещенный и самый лучший отряд Интернационала", - когда видишь все это, невольно вспоминаются славянофилы и "русский школьник" Достоевского...

Когда же на митингах и в газетах слышишь эти речи и теперь - теперь, когда революция бьется в судорогах истощения, когда Россия гибнет от темноты, невежества, дикости, неуменья жить и неуменья созидать, когда жизнь наносит удары за ударом и показывает всю нашу отсталость, невольно становится досадно, становится неловко и за нашу революционную демократию, и за ее "вождей" перед западными собратьями и товарищами.

Если в прошлом претензии славянофилов едко были осмеяны рядом лиц и в особенности Чаадаевым, то что же могут сказать о нас западные вожди социализма и западный пролетариат.

Не вправе ли они повторить по нашему адресу слова великого Чаадаева: "Одинокие в мире мы (русские), ничего не дали миру, мы не внесли ни одной идеи в массу идей человеческих, ничем не содействовали прогрессу человеческого разума и все, что нам досталось от этого прогресса, исказили... Нам, русским, не достает последовательности в уме и мы не владеем силлогизмом Запада... Мы растем, но не созреваем, движемся вперед, но по кривой линии, которая не ведет к цели, мы подобны детям, которых не приучили правильно мыслить". Не вправе ли будут западные товарищи, подобно Чаадаеву, и теперь сказать о нас: "Мы, русские, не принадлежим ни к одному из великих семейств человеческого рода, мы не принадлежим ни к Западу, ни к Востоку. У нас нет традиций ни того, ни другого, и мы не затронуты всемирным воспитанием человечества". Не могут ли они повторить и о нашей революции то же, что говорил великий западник о нашей истории: варварство, грубое невежество и свирепое и унизительное владычество искаженных и дурно понятых идей Запада.

Они вслух этого не говорят, ибо они достаточно воспитаны. Но дипломатичный и любезный отказ их идти на Стокгольмскую конференцию после проявления бессилья и неорганизованности нашего "передового авангарда" не есть ли молчаливый, но красноречивый приговор их над нами?