Причины различий
Мы уже говорили, что видим основной причиной различий эволюций Украины
и Белоруссии разный исторически обусловленный уровень развития национальных
идентичностей и самосознаний, создающий базу для построения современной
нации и государства. Степень развития национального самосознания определяет
степень возможной мобилизации общества для достижения независимости и преодоления
неизбежных трудностей перехода к независимости (в бывшем СССР осложнявшихся
тем, что переход этот одновременно был переходом к демократии от тоталитаризма
и к рынку от плановой экономики). Чем выше самосознание, тем легче переход,
ибо этот фактор, фактор воли народа, готовности «перетерпеть» оказывается
важнее «объективных» факторов. Не случайно, что наиболее легким в странах
бывшего СССР переход оказался в странах Балтии - не потому, что у них были
какие-то особые экономические ресурсы и другого рода объективные преимущества,
а прежде всего потому, что это - страны с очень развитой национальной идентичностью,
где народы сознательно шли на трудности и не боялись их. И Украина, и Белоруссия
значительно уступают в этом отношении балтийским странам. Но национальное
самосознание украинцев все же значительно более развитое, чем белорусское,
и, хотя на Украине, особенно в восточных регионах, трудности перехода также
привели к разочарованию в независимости, достигшему, очевидно, своего пика
к 1994 году, году президентских выборов, Украина смогла пройти через эту
критическую точку, Белоруссия же - сорвалась, «не выдержала испытаний».
Рассмотрим теперь более подробно отдельные проявления и следствия этого
главного различия между Украиной и Белоруссией, а также некоторые дополнительные
факторы, влиявшие на постсоветскую трансформацию этих государств.
Территории, границы и роль столиц. Украинская СССР после 1939
и 1945 годов получила от Польши, Румынии и Чехословакии Галицию, Волынь,
Северную Буковину и Закарпатье, Белоруссия - свои западные земли. Но политика
СССР в отношении украинских земель, бывших ранее не в составе Российской
империи, а в составе Австро-Вен-грии, и западнобелорусских земель была
очень разной. В Западной Украине, арене мощного антисоветского партизанского
движения, продолжавшегося до 50-х гг., советская власть действовала с большой
осторожностью. Средства массовой информации в советское время здесь практически
все были украиноязычные, что способствовало дальнейшей консолидации уже
достаточно развитого здесь национального сознания (8). И именно Западная
Украина стала мотором украинского движения за независимость в 1989-1991
гг. Громадную роль при этом сыграл Львов - город, имеющий на Украине значение
культурной столицы, близкое к значению Кракова в Польше. (Для Белоруссии
в свое время аналогичную роль играла Вильна-Вильнюс, ставший после присоединения
к СССР и Восточной Польши и Литвы столицей Литвы. И белорусские национал-демократы,
и белорусские коммунисты неоднократно заявляли, что Вильнюс-«белорусская
этнографическая территория», и были близки к территориальным претензиям
к Литве.)
Перечисляя различные факторы, влиявшие на постсоветское развитие Украины
и Белоруссии, надо указать и на роль столиц. В отличие от Минска, Киев-бывшая
столица Киевской Руси, город, который в 19S2 году праздновал свое 1500-летие
и, хотя эта дата может считаться сомнительной, во всяком случае, лет на
500 старше Москвы. И этим Киев помогает Украине в ее стремлении отбросить
роль «младшей сестры» России и добиться равенства в российско-украинских
отношениях. Для некоторых украинцев речь идет даже не о равенстве, а о
том, что это они, а не русские, - «старшие братья» (радикально-националистическая
Украинская Национальная Ассамблея даже выдвинула идею создания (великого
восточнославянского государства, но с центром не в Москве, а в Киеве, «матери
городов русских») (9).
Киев не только город с великим прошлым. Он смог также в значительно
большей степени, чем Минск, сохранить свое национальное лицо. Русское преобладание
в Киеве - относительно позднее (до польского восстания 1863 года господствующий
класс в Киеве был польским или полонизированным), а в последние десятилетия
советского правления Киев стал даже более, а не менее, украинским. Поддержка
национал-демократии в Киеве была значительно больше, чем в Минске, и национал-демократизм
имел на Украине две базы - Западную Украину и Киев. Обе аналогичные базы
в Белоруссии были или крайне слабы, или просто фактически отсутствовали.
Религия. В Белоруссии нет церкви, в которой доминировал бы белорусский
язык. В католической преобладает польский, в православной - русский. Есть
попытки воссоздать не существовавшее на территории Белоруссии с 1839 года
униатство, которое рассматривается многими белорусскими национал-демократами
как единственная «истинно белорусская церковь», но успех их - очень скромен.
Голоса же в пользу православной автокефалии звучат совсем глухо.
Митрополит Филарет, глава Белорусской Православной Церкви, находится
под юрисдикцией Московской патриархии и поддерживает лукашенковский панславизм
на православной основе.
На Украине, напротив, в западных областях существовало мощное униатское
«подполье», сыгравшее большую роль в гальванизации национализма и сепаратизма
в горбачевский период и с 1989 года «вышедшее на поверхность». Кроме того,
Русская Православная Церковь потеряла много приходов, перешедших под юрисдикцию
двух православных автокефальных церквей, различия между которыми - скорее
личного, чем идеологического плана. В трех национальных церквах (униатской
и двух автокефальных) - больше приходов, чем в Украинской Православной
Церкви, оставшейся под московской юрисдикцией.
Диссидентство. В Белоруссии был только один настоящий диссидент.
В 70-е гг. здесь не было создано никакой хельсинкской группы, в то время
как на Украине в это время была самая многочисленная хельсинкская группа
в СССР. К началу 80-х гг она была ликвидирована, но в 1987-1998 гг. была
воссоздана как Украинский Хельсинкский союз. в 1990 году ставший ядром
Украинской республиканской партии. Выпущенные из лагерей украинские диссиденты
влились в ряды оппозиции горбачевской эпохи, и в Рухе произошло их объединение
с либеральной интеллигентской оппозицией. В Белоруссии же отсутствие таких
диссидентов было одним из факторов, способствовавших относительной слабости
БНФ.
Национал-коммунизм. Громадную роль в достижении Украиной независимости
сыграли украинские национал-коммунисты во главе с Кравчуком, основывавшиеся
на исторической традиции, уходящей корнями в период Гражданской войны и
20-е годы. Национал-коммунизм всегда поднимал голову на Украине в эпохи
советских либерализаций, и последним перед горбачевским периодом его значительным
проявлением была деятельность лидера украинской компартии Петре Шелеста,
снятого в 1972 году за «национал-уклонизм». После снятия Шелеста в рядах
украинской компартии была произведена суровая чистка и одновременно начата
кампания против диссидентов.
В Белоруссии некоторые элементы национал-коммунизма можно усмотреть
в позициях «партизанской группировки» белорусского партийного руководства,
доминировавшей в 50-е - 60-е гг., представители которой при всей своей
лояльности к СССР носили национальные костюмы и демонстративно говорили
публично по-белорусски. Но к 80-м гг. эта группировка сошла на нет. В какой-то
мере можно сказать, что в 1990-1991 гг., до распада СССР, к национал-коммунистическим
позициям был близок Лукашенко, но к 1994 году, когда он пришел к власти,
его флирт с национал-коммунизмом давно уже кончился.
Роль личностей. 3.Позняк, лидер БНФ, жаловался, что среди белорусских
лидеров нет «политиков и личностей масштаба Кравчука» (10). Кравчук - опытный
политик, великолепно знавший «византийский» мир партийных номенклатурных
кланов, сам принадлежавший к этому миру и умело использовавший свой опыт.
В декабре 1991 года он, фактически узурпировавший к этому времени программу
Руха, становится президентом, а другой политик, также национал-коммунистического
направления, Иван Плющ при поддержке национал-демократов - главой украинского
парламента. Эти два человека доминировали в украинской политике в 1991-1994
гг., в трудный период государственного строительства, и сделали очень много,
чтобы к 1994 году украинская независимость стала необратимой.
В Белоруссии ситуация была совершенно иной. Президента не из-бирали
до 1994 года, председателем же Верховного Совета в сентябре 1991 года стал
Шушкевич. Шушкевич так же, как и Кравчук и Плющ, стремился к построению
нации и государства. Но, в отличие от них, он был не представителем номенклатуры,
а интеллигентом, психологически чуждым большинству парламентариев и чиновников,
и не имел никакого советского номенклатурно-политического опыта. Вместе
с тем он отнюдь не был диссидентом и позиции его всегда были относительно
умеренными. До августовского путча он был членом КПСС и, в отличие от Кравчука
и Плюща, никогда не возражал против подписания нового союзного договора
и вступления в таможенный союз СНГ. И рядом с ним не было близкого ему
по духу руководителя исполнительной власти.
Различие личностей и положения украинского и белорусского руководителей
ясно видно в их роли в беловежских переговорах 7-8 декабря 1991 года. Кравчук,
имея за собой поддержку 90% избирателей, высказавшихся за независимость,
чувствовал себя достаточно уверенным, чтобы предложить план, согласно которому
Союзный договор 1922 года расторгается и СССР заменяется СНГ. не имеющим
руководящего центра. Поскольку такой план подразумевал отстранение Горбачева
и прекращение противостояния российских и союзных органов власти, Ельцин
с радостью поддержал Кравчука. Шушкевич, который играл в переговорах небольшую
роль, только сказал при этом: «Мы - маленькая страна и примем то, на чем
согласятся Украина и Россия. Но вы, большие, вы-то продумали все до конца?»
(11).
Язык, культура история. Советская перепись 1989 года показала,
что 20% этнических белорусов считают родным языком русский (на Украине
- 12% этнических украинцев). Но эти цифры не дают представления о реальных
масштабах русификации. Специальные исследования дают иные цифры. Так, опрос
1997 года показал, что пользуются в повседневной жизни прежде всего белорусским
менее 10% населения Белоруссии (12). Это - самый низкий уровень «языковой
лояльности» в республиках бывшего СССР.
Естественно, что в этих условиях закон о языке, принятый 26 января 1990
года, несмотря на усилия Шушкевича и Кебича, выполнялся с большим трудом
или вообще не выполнялся. Лукашенко мог публично говорить о белорусском
языке как о «бедном» языке и практически не использовать его в своих выступлениях,
предпочитая русский, на котором он, однако, говорит с сильным белорусским
акцентом. На референдуме 15 мая 1995 года 83,1% высказались за равный статус
белорусского и русского языков, чем и был положен конец слабой попытке
белорусизации.
На Украине позиции украинского языка в конце советского периода были
значительно крепче. В Западной Украине украинский господ-
ствовал, а в целом в повседневной жизни говорят в основном на
украинском более 40% населения. При опросе 1997 года опрашиваемым было
предложено выбрать язык анкетирования. Украинский выбрали 41,6%, русский
-43,4%, остальным было все равно (13). Разумеется, это тоже очень высокий
уровень русификации, но все же значительно более низкий, чем в Белоруссии.
Неудивительно, что и судьба белорусского и украинского языков в постсоветский
период была разной. Если Лукашенко отказался от белорусского, то плохо
знавший украинский Кучма, наоборот, выучил его и стал использовать в публичных
выступлениях как родной язык. И если в горбачевский период в Киеве менее
чем в трети школ преподавание было на украинском, то теперь -в 90%. Опрос
украинской элиты, проведенный в конце 1996 года, показал, что только 17,2%
поддерживают равный статус украинского и русского (как в Белоруссии после
1995 года). Более трети представителей элиты высказались вообще против
какого-либо официального статуса русского языка, а больше половины - за
то, чтобы дать ему статус одного из официальных (но не государственного
языка) (14).
В период между 1991 и 1994 годами в Белоруссии была предпринята слабая
попытка переинтерпретации национальной истории и преподавания национальной
истории. Академия наук и видные общественные деятели пропагандировали «белорусский
дух». Вводились новые исторические герои, которые боролись уже не только
с тевтонскими рыцарями, поляками и татарами, но и с русскими (московитами).
Упор делался на белорусских культурных и политических связях с Западом,
и всячески подчеркивалось (и преувеличивалось) национальное своеобразие
белорусов и их отличие от русских. В 1991 году был переиздан впервые вышедший
в 1926 году «Краткий очерк истории Белоруссии» В. Игнатовского, пытавшегося,
как это сделал М. Грушевский для Украины, извлечь из русской истории белорусскую.
Но не говоря уже о том, что в досоветской истории Белоруссии было мало
реальных точек опоры для создания национальных мифов и легитимизации государственной
независимости, у национал-демократов оказалось слишком мало времени для
того. чтобы их переинтерпретация истории проникла в массовое сознание большинства.
В нем продолжали доминировать советские мифы о республике-партизанке и
славной эпохе послевоенного восстановления. И при Лукашенко происходит
возвращение к советской конструкции истории (которая сама базировалась
с 1934 года на русской имперской историографии) и советским школьным учебникам,
как источникам исторической легитимизации его «панславизма» и курса на
объединение с Россией.
На Украине и задача была проще и успехи в ее реализации - больше. Школа
Грушевского, рисующая Украину прямой наследницей Киевской Руси, а истоки
русского этноса - во Владимиро-Суздальском княжестве и Московском государстве
и утверждающая, что Россия так же не может претендовать на все киевское
наследие, как, скажем, Франция (Галлия) - на наследие Рима, стала на Украине
господствующей.
Экономическая трансформация и энергетическая зависимость. Разный
уровень массовой поддержки независимости повлиял также на разное отношение
Украины и Белоруссии к экономической реформе. «Сравнивая экономическое
развитие Украины и Белоруссии, нельзя не заметить роль идеи независимости.
Сильное присутствие этого фактора на Украине мобилизовало в 1994 году,
когда кризис стал угрожать единству и независимости Украинского государства,
элиту на борьбу с этим кризисом на путях экономической реформы. Напротив,
белорусские лидеры - премьер Кебич до июля 1993 года и затем президент
Лукашенко на аналогичный кризис реагировали иначе - как замену экономической
реформе они стали искать денежного и экономического союза с Россией»(15).
Украинский парламент отказался приватизировать стратегически важные сферы
экономики - индустрию нефти и газа и, таким образом, сделал невозможным
их приобретение российскими компаниями. (Россия в отношениях с Украиной
всегда стремилась проводить принцип, согласно которому украинские долги
должны погашаться нефтепроводами, нефтеочистительными предприятиями и Черноморским
флотом, чему Украина всегда сопротивлялась.) Напротив, в Белоруссии «Лукойл»
приобрел 51% акций мозырского, а «Юкос» -74% акций новополоцкого нефтеочистительных
заводов (16).
Правда, при объяснении этих различий надо учитывать и ряд чисто экономических
и географических преимуществ Украины перед Белоруссией. Энергетическая
зависимость Белоруссии от России - больше, чем Украины (17). Кроме того,
у Белоруссии нет такого средства давления на Россию, как контроль над нефтяными
и газовыми трубопроводами, по которым российские энергоносители поставляются
на Запад. Есть у Украины и еще один рычаг давления - более 300 тыс. украинцев.
работающих в нефте- и газодобывающих предприятиях в Тюмени, которые не
стали бы поддерживать уж слишком жесткую политику по отношению к своей
стране. Поэтому Россия стремится провести новые трубопроводы через Белоруссию,
минуя Украину.
Украинские атомные электростанции, хотя на Чернобыльской АЭС и произошла
самая страшная катастрофа в мировой истории, также оказались преимуществом
Украины. В течение зимы 1995/96 г. они произвели 50% необходимой энергии.
Для обеспечения энергетической независимости Украина планирует расширить
мощности своих АЭС.
Преимуществом Украины является и ее географическое положение, позволяющее
ей искать альтернативные российским источники энергии. В Одессе Украина
строит новый нефтяной терминал для обогащения импортной азербайджанской
и иранской нефти (хотя не очень ясно, как она будет за нее расплачиваться).
Она очень упорно стремится наладить прямые связи с Туркменистаном, своим
вторым по значению поставщиком газа, а также с Азербайджаном и Грузией-для
обеспечения поставок азербайджанской нефти через грузинские порты. Турция,
с подозрением смотрящая на деятельность России в Черноморском регионе,
поддерживает грузинский маршрут для азербайджанской нефти (в то время как
Россия продвигает маршрут через Грозный и Новороссийск).
|