Г.Я. Добрый вечер.

Н.С. Я держу в руках ваше заявление по Чечне. Оно подписано вами, оно аутентично. Вот ваши шесть условий Аслану Масхадову, к которым, честно говоря, у меня вопросов нет. Они верны – освобождение всех людей, взятых в заложники, создание основ гражданского и правового государства, выдача террористов, осуществление комплекса мер по разоружению негосударственных вооруженных формирований и ликвидации военизированных и репрессивных органов, отказ Чечни принимать лица, обвиненные в международных террористов.  Без вопросов. Без вопросов также и та последняя часть вашего заявления, где речь идет о серьезности нынешнего положения в Чечне, связанного с ранним наступлением зимы, и т.д. Вопросы у меня вот какие. Вот у вас написано о введении чрезвычайного положения на территории Ставропольского края, Дагестана и других территорий, сопредельных с Чечней, перед началом переговоров с Масхадовым. Это, кстати, отдельный вопрос – всегда были претензии к Ельцину, что он хочет ввести чрезвычайное положение, чтобы отменить выборы. Ну бог с ним. Вот пункт второй: прекращение массированных бомбардировок территории Чеченской республики и приостановление широкомасштабных сухопутных наступательных операций. И после этого пункт третий – переговоры. Вот как это понимать, Григорий Алексеевич? Вы предлагаете сначала остановить наши войска, остановить бомбардировки, перемирие, и только после этого начинать переговоры с Масхадовым? Я вас правильно понял?

Г.Я. Насчет перемирия – это вы придумали.

Н.С. Но это слово.

Г.Я. Ваше. На самом деле речь сейчас идет вот о чем – все, что войска сегодня делают, должно продолжаться и ровно в том же объеме.  Речь здесь идет о том, что широкомасштабные бомбардировки, то есть бомбардировки всего на свете, и широкомасштабное сухопутное наступление в горы -  это вопрос, перед которым мы должны решить некую политическую задачу. Я не исключаю того, что может так случится, что все понадобится. Но сначала надо абсолютно жестко, в лоб задать Масхадову вопрос о том, берет ли он на себя ответственность за развитие всех последующих событий. И, кстати говоря, события всех последних дней и в Чечне, и в Москве подтвердили правильность той позиции, которая изложена в этом заявлении. Посмотрите – в Москве первый заместитель начальника Генерального штаба генерал Манилов, безусловно уважаемый российский военный, заявил, что Масхадов является легитимным президентом Чечни. В Чечне наши войска без единого выстрела, на основе переговоров с теми же самыми боевиками, которые стояли против наших войск, без единой потери вошли в Гудермес. Вот то, что подтверждает правильность этой позиции и необходимость идти по этому пути совершенно немедленно.

Н.С. Вы говорите, что перемирие – мое слово. Секундочку. Прекращение бомбардировок и приостановление сухопутных наступательных операций – как вы еще это назовете, кроме перемирия?

Г.Я. Еще раз: речь идет о ковровых широкомасштабных бомбардировках и широкомасштабной военной операции, в которой задействован весь фронт.  В этом смысле я разделяю опасения, которые существуют на нашей стороне относительно потерь, которые могут в этом случае произойти. Я не исключаю, что может так случиться, что это неизбежно. Но прежде хочу еще и еще раз заявить: с помощью военных средств можно победить. Но с помощью военной силы невозможно обеспечить мир. Нас же интересует для победы над врагом, для полной и окончательной над террористами и бандитами найти понимание населения в Чечне. Чтобы люди поняли, что мы воюем не с ними, не с народом, а именно с террористами, с бандитами. И в этом смысле наши военные продемонстрировали исключительный политический разум, когда они решают проблемы, как в Гудермесе, когда они правильно определяют субъект переговоров – несмотря на все претензии, которые есть к этому человеку. За 1996-99 годы он показал свою полную неспособность руководить страной.

Н.С. Масхадов?

Г.Я. Естественно! Но это разговор не лично с Масхадовым. Это – разговор с населением одного из субъектов Российской Федерации. Это разговор должен длиться несколько дней – не недели не месяцы, несколько дней, - но открыто, публично, перед всей страной и перед всем миром. На те вопросы, которые вы только что формулировали, Масхадов должен ответить всем. И кроме того: вы не забудьте, что Масхадов контролирует примерно треть боевиков. Только треть, но зато самых подготовленных и хорошо вооруженных. Если Масхадов в результате этих вопросов, заданных ему главой правительства России, скажет, что он согласен с этими задачами, то они по крайней мере будут сохранять нейтралитет. И опыт Гудермеса будет расширен.

Н.С. Григорий Алексеевич, с тем, что вы говорите, трудно спорить. Это общие задачи, общие цели, и с ними все согласны. Черт, как всегда, кроется в деталях. А детали состоят вот в чем. Как следует из вашего заявления, вы предлагаете, или предлагаете Путину занять такую позицию, сказать Масхадову:  Масхадов, мы пока что бомбардировки прекращаем, мы широкомасштабные сухопутные действия прекращаем. Мы предлагаем тебе сделать то-то и то-то, шесть перечисленных условий, которые он – и вы это знаете, Григорий Алексеевич – выполнить не может. Не может, даже если хочет, в чем тоже есть сомнения. А если вы не можете и отказываетесь, то мы вам после этого – и это четвертый пункт вашего заявления – отводим 30 суток для того, чтобы беженцы могли покинуть Чеченскую республику. Значит, мы сначала останавливаемся, даем им время на передислокацию и подготовку. Потом мы ему задаем вопросы. Он может начать тянуть резину, говорить что тут с кондачка не решить – еще время на передислокацию и подготовку. И наконец еще 30 дней, чтобы они полностью пришли в себя.

Г.Я. Вновь то, что вы говорите, вредно и опасно. Суть дела совсем в другом.

Н.С. Написано так, Григорий Алексеевич.

Г.Я. Там так не написано. Дело совсем в другом. Дело в том, чтобы, не изменяя того, что делает сегодня наша армия – это же мое заявление, я знаю, что я там написал, - продолжать все эти действия и все, что нужно, чтобы армия выполняла, сохраняя жизнь наших солдат и продолжая свою операцию. При этом Масхадов должен ответить на те вопросы, которые я сказал. Я не буду повторять. Почему Масхадов? Я вам привел самое авторитетное мнение…

Н.С. А как вы ожидаете, что он ответит?

Г.Я. Он может ответить по-разному. Он может сказать нет. И тогда мы должны заявить, что мы больше не считаем, что этот режим является каким-то легитимным и что он лишь украшает бандитские формирования. Тогда мы расторгаем все договоренности с Чечней, которые были подписаны вплоть до уровня нашего президента.  И тогда мы обращаемся через его голову прямо к народу. Но наши политические цели – привлечь на нашу сторону население Северного Кавказа – сохраняются и в этом случае. И тогда мы проводим всю операцию своими собственными силами.

Н.С. Через 30 дней?

Г.Я. 30 дней продолжается вся операция. Но это те 30 дней, в течение которых, не останавливая войск, через коридор выводятся мирные жители, которые не хотят поддерживать бандитов и террористов. Вот что сказано в этом заявлении. Но я хотел бы вам сказать следующее: последние недели происходит вещь, с моей точки зрения, недопустимая в нашей политике. Мои оппоненты Лужков и Примаков получили обвинение в сотрудничестве с Западом с целью ослабления России. Мне кажется, что это политическое действо, которое предпринято по отношению к ним – я с ними не согласен очень во многом , я с ними соревнуюсь, - обвинять их в том, что они в сговоре с Западом хотят ослабить Россию, с моей точки, зрения это – очень плохая политика. Она напоминает охоту за ведьмами. Она совершенно неуместна в нынешнее время.

Н.С. Я понял, это ваша позиция. Но вы с вами другую тему обсуждаем. Вы назвали свое заявление Масхадову ультиматумом.

Г.Я. Да, это верно.

Н.С. Извините, но вам не кажется, что ультиматум – это когда вы держите меня за горло, сдавливаете, и говорите: вот что дружочек, сейчас ты сделаешь то-то, то-то и то-то, или извини, до свидания. Вы же предлагаете отпустить это горло, отойти на несколько шагов и сказать: мы вам даем время, 30 дней, больше, потому что я вам сначала диктую условия, вы должны подумать и только если вы откажетесь, начнутся 30 дней. А если вы откажетесь, тогда я снова возьму вас за горло.

Г.Я. Николай Карлович, то, что вы сейчас изложили – это не ультиматум и вообще не имеет отношения к политике. То, что вы изложили – просто бандитский разговор двух бандитов где-нибудь в подъезде.

Н.С. Но ведь война идет.

Г.Я. В темном подъезде. То, что вы говорите – это разговор одного бандита с другим.

Н.С, Война – это всегда насилие.

Г.Я. То, что я предлагаю – это условия, которые премьер-министр вправе при личном разговоре с Масхадовым – я бы предпочел, чтобы он шел на всю страну – в течении одного дня сформулировать как условия, как ультиматум, как что угодно. Я не являюсь премьер-министром в России. Я не выдвигаю никому ультиматумов. Я выдвигаю план, который позволит привлечь на нашу сторону население Северного Кавказа для окончательной победы над врагом. Вот что я предлагаю.

Н.С. Как вы относитесь к тому, что сейчас Путин делает на Северном Кавказе?

Г.Я. Путин вывел впервые за пять лет  войска в такое положение, что мы сегодня действительно, если будем действовать безошибочно, можем правильно решить эту задачу, развязать чеченский узел и обеспечить безопасность российским гражданам как в Чечне, так и на границах с Чечней, так и во всей России. Важно сейчас не ошибиться. Именно этим и вызвано мое заявление.