С.И. Хорошо.

В.П. Тут у нас Игорь Германович. Добрый вечер, мы вас слушаем.

«Добрый вечер. Очень хорошо, что пришел Сергей Викторович. (…) Насколько вообще законен с правовой точки зрения механизм солидарного голосования. Некая фракция – неважно, какая – по некоему вопросу принимает решение голосовать солидарно. Депутата, даже через список фракции, избирал народ, ответственен он перед народом, платит ему, в конце концов, народ. Так что первично: интересы фракции или интересы народа? Если его совесть подсказывает ему, что нужно принимать не то решение? И с этим связана еще одна вещь: насколько необходимо открытое голосование? Почему вообще по кадровым вопросам всегда проводится голосование тайное? У меня в доме 180 квартир, и я знаю, кто мой депутат. Но на мое решение одно голосование, даже важного вопроса, не повлияет. Я вам ручаюсь, что максимум еще в 10 квартирах знают его фамилию. Поэтому говорить, что народ должен знать, как голосовал его депутат, совершенно нелепо. На самом деле депутат отвечает перед руководителем фракции. Тот его может не послать в командировку, не выдвинуть на должность. Поэтому я считаю, что голосование должно быть тайным».

Давайте по порядку. Что вы скажете о солидарном голосовании?

С.И. Действительно, здесь несколько вопросов и все они очень интересные и важные. Сначала по поводу солидарного голосования. Я скажу то, что знаю о нашей фракции. Я не знаю, как у коммунистов, ходят слухи, что у них просто партийная дисциплина – есть приказ и его надо выполнять. «Яблоко» строится как гражданская партия и это проявляется во многом, в том числе и в процедуре солидарного голосования. Мы исходим из того, что, раз мы объединились во фракцию, значит, у нас должно быть политическое лицо и единство взглядов по коренным вопросам. Не по всем, а по коренным. На моей памяти за шесть лет мы четыре или пять раз принимали решение солидарным голосованием. Это бюджет, назначение премьер-министра, отставка правительства. Естественно, что по вопросу импичмента мы тоже посчитали необходимым принять такое решение. Просто потому, что мы фракция, мы – партия, у нас должно быть политической лицо. Иначе это просто клуб по интересам, в котором люди высказывают разные мнения и потом ничего не происходят. Мы сознательно заложили в наш регламент фракции, чтобы максимально усложнить само принятие решения о солидарном голосовании. Для того, чтобы только проголосовать солидарно – неважно как, за или против, - мы должны получить две трети голосов членов фракции. Если две трети депутатов считают, что надо голосовать солидарно, то мы голосуем. Если это решение принято, то мы проводим второе голосование – по сути. Именно так мы приняли решение по импичменту. У нас решение о солидарном голосовании было единогласном, это гражданская позиция каждого депутата. А решение по голосованию было таким: 25 за и 2 против. Присутствовало 27 человек.

И, наконец, последнее и самое главное: наша процедура разрешает депутатам не участвовать в голосовнаии. То есть солидарное голосование на самом деле не является обязательным с точки зрения результата. Что такое импичмент? Это когда каждый голос «за» имеет значение. Но наш депутат, даже после принятия решения о солидарном голосовании, имеет право не принимать участие в голосовании.

В.П. То есть воздержаться?

С.И. Воздержаться он не может и голосовать «против» не может, но он может не голосовать вообще. Такая процедура у нас действует шесть лет и, несмотря на это, у нас фракция голосует, как правило, в полном составе. Мы никого не принуждаем. Мы считаем, что наши регламентные нормы совершенно демократичные.

В.П. Хорошо. Теперь насчет открытого или тайного голосования. Здесь у меня тоже есть вопрос. Я, например, не согласен с нашим слушателем, что лучше бы придержаться тайного голосования. Я бы хотел знать, как проголосовал мой депутат. Для меня это важно – выражает он мою точку зрения, делает ли он то, что обещал, или нет. Как вы считаете?

С.И, Владимир Владимирович, я согласен с вами. Мы исходим из того, что мы не являемся избирателями по данному вопросу. Избиратель, когда он выбирает себе начальство – президента, губернатора, депутата, даже местного, - то он избирает себе человека, который может повлиять на его жизнь. Он имеет полное право голосовать тайно. Но мы не избиратели, мы – выборщики. Нас выбрали люди. За фракцией «Яблоко» стоит пять миллионов человек. Они имеют право знать, как голосуют те люди, которых они назначили, чтобы мы голосовали. Мы считаем для себя абсолютно обязательным по всем принципиальным вопросам голосовать открыто – по бюджету, по назначению председателя правительства. Ведь была уже такая история, помните?

В.П. Конечно.

С.И. Когда Кириенко утверждали, мы настаивали,  чтобы голосовали открыто. К сожалению, такое решение не прошло, голосование было тайным. Но мы все равно нашли способ продемонстрировать избирателям, как мы голосуем. Мы просто не брали бюллетени, это все осталось в протоколе и мы можем предъявить избирателям нашу позицию. Поэтому, даже если будет принято решение о тайном голосовании по импичменту, мы найдем способ документировать и продемонстрировать нашу позицию избирателям. Но мы считаем, что это должно быть применено ко всем депутатам Думы.

В.П. Скажите пожалуйста, все-таки, какая ваша позиция по вопросу об импичменте. Я прекрасно понимаю, и не я один, что вы считаете, что президент должен ответить за десятки тысяч людей, погибших в результате преступной чеченской войны. Это понятно. В то же время вы говорите, что вы не позволите использовать себя в политической игре, какой и является импичмент, если посмотреть, что делают коммунисты. Это чистая политическая игра. На самом деле там нет никакой морали, никакой совести. Там есть борьба за власть. Так каким образом вы собираетесь, с одной стороны, голосовать за начало процедуры импичмента, и при этом не способствовать политической игре? Тут я не понимаю.

С.И. Да, вопрос очень важный и очень сложный. Мы очень долго его обсуждали и продолжаем еще обсуждать. Я отвечу по тем вопросам, по которым у нас уже есть ясность. Вопрос номер один:  что это будет за процедура? Это может быть политическая процедура, политическая расправа над ныне действующим президентом, месть за поражение коммунистов в борьбе с Ельциным. Мы в такой процедуре участвовать не будем. Мы не будем поддерживать  такую процедуру рассмотрения вопроса. Конкретно это выражается в том, что по четырем пунктам обвинения, которые носят ярко выраженный политический  характер, мы не будем голосовать, а по некоторым будем голосовать против.  В частности, было такое обвинение: «геноцид русского народа». Мы считаем, что геноцид русского народа проистекает прежде всего из деятельности коммунистической партии, которая более семидесяти лет управляла у нас в стране и мы отдали десятки миллионов жизней за это так называемое руководство. Для нас это абсолютно принципиальная позиция.

Второе – мы считаем, что эта процедура должна быть правовая, в том смысле, что нас интересует факт. Вот была война в Чечне. На сегодня ни один государственный институт, ни один общественный институт, имеющий соответствующие полномочия, не занимается выяснением причин и виновников этой войны. Вы помните: у нас был министр обороны Павел Грачев, министр внутренних дел Виктор Ерин. Где они? Мы хотим вызвать их, мы хотим задать им вопросы, мы потребуем от них отчета: кто отдавал приказы о ковровом бомбометании? Не президент Ельцин, наверное? То есть мы хотим разобраться в этой войне.

И последнее. Для нас этот вопрос является, скорее, вопросом будущего. Я не думаю, что эта процедура возможна. Это, кстати, объясняет нашу позицию при сборе подписей – ни один депутат фракции «Яблоко» не подписал требование об обвинении, которое формулировали коммунисты. Именно потому, что по нашей Конституции его таким способом отстранить нельзя. Но для нас рассмотрение вопроса по Чечне имеет прежде всего морально-политическое значение. Я не предопределяю, что именно президент Ельцин виновен, это разбирательство, это по сути квазисудебная процедура, в которой должны быть и обвинители, и защитники, и свидетели, и независимый суд. Мы выступаем на данном этапе как присяжные, которые будут всех слушать, а потом принимать решение. Так вот, главное значение всего этого рассмотрения – если, конечно, удастся добиться именно такого рассмотрения, если Дума всерьез разберется с этим вопросом и действительно найдет виновных – состоит в том, чтобы следующий президент и тот президент, который будет через десять, через двадцать, через пятьдесят  лет в России, знал: такие вещи, как Чечня не прощаются и не забываются. Что власть отвечает перед народом.

В.П. Сергей Викторович, вы не считаете, что решение о переносе срока голосования по импичменту объясняется очень простым и прагматическим соображением: они посчитали и поняли, что им не собрать 300 голосов? И, чтобы не проиграть, просто перенесли.

С.И. Я так не думаю. Я знаю этих людей, которые активно все это обсуждали, руководство коммунистов и большинства в Думе. На самом деле они просто просчитались, банально просчитались. На чем они споткнулись? На регламенте. Они-то исходили из чего: что они с 1995-го года господствуют в Думе и все вторичные, мелкие, процедурные вопросы – а это для коммунистов мелкие вопросы, для них важна целесообразность, а не процедура и законность – они просто продавливают. Мы могли много говорить, что это неправильно, неразумно, нелогично. Это все слушалось, а потом просто нажимали кнопки и принимали решение. То же самое было и сейчас. Коммунисты подготовили свои поправки в регламент, была  подготовлена процедура. Мы выступили против этой процедуры, потому что она была построена таким способом, что весь вопрос рассматривался как политическая расправа над ныне действующим президентом и ее целью было немедленное отстранение его от власти. Мы выступили против и не только мы. И коммунисты элементарно не собрали голосов, чтобы внести поправки в регламент. Они страшно удивились: как это так? Но по этому вопросу никто, кроме них, эту позицию не поддержал. И поэтому они просто потеряли время.

В.П. Я напоминаю, что у нас в гостях заместитель председателя фракции «Яблоко»… Кстати, Сергей Викторович, все-таки – партия или фракция?

С.И. Фракция.

В.П. Но недавно ведь было сказано, что вы уже партия?

С.И. Да, у нас есть партия. У нас есть наши региональные отделения в 70 субъектах Федерации.

В.П. Так все-таки говорить «фракция» или «партия»?

С.И. Это все равно. Мы привыкли к фракции. Кстати, если говорить по существу, то три четверти нашей партии – это фракция. Потому что мы партия молодая, мы не можем конкурировать с коммунистами, которым в прошлом году было 100 лет. Нам всего четыре года и поэтому объективно мы развиваем партию из Думы, имея фракцию, имея трибуну.

В.П. Хорошо. Что вы скажете по поводу запрещения РНЕ в Москве? Вы поддерживаете запрет такой организации?

С.И. Да, поддерживаю. Есть мировой прецедент – Нюрнбергский процесс. У нас один из основных аргументов, которые раздаются в защиту, даже косвенную, такого рода организаций состоит в том, что нельзя запретить идеологию. Можно. Нюрнбергский процесс запретил фашистскую идеологию. У нас она запрещена Конституцией: человеконенавистничество, расовая ненависть, призывы к каким-то физическим действиям – все это запрещено. И в данном случае, с моей точки зрения, корень упирается именно в символику.  Ведь РНЕ в своих документах очень осторожно.  Но они отдают себе  отчет в том, что дело не в исторических корнях символики и даже не в том, что человек говорит – он свободен, - а в том как это воздействует и воспринимается. С моей точки зрения, основание для судебных решений должно зиждиться на том, что основная масса населения страны воспринимает эту свастику как символ  фашизма. Независимо от тех целей, которые преследуют люди, которые эту свастику надевают. Поэтому нужно запретить символику.  Уверяю вас, что, если бы не было этой символики, этих кожаных черных курток и сапог и соответствующих жестов типа «Хайль, Россия!», то эти шествия молодых людей по Москве никто просто бы не заметил.

В.П. Это верно.

С.И, Ведь они обращают на себя внимание именно этими атрибутами.

В.П. Кстати, любопытная вещь. Я позавчера был в Берлине, навещал свою дочь, она там живет. Мы пошли с ней вечером в ресторан. Она не была в России уже несколько лет и спрашивала меня. И вот возник разговор насчет  РНЕ. Я хотел ей показать вот это приветствие «России слава!». И она прямо вскинулась: «Только не надо!». Почему? «Тебя могут арестовать». Если сделать вот этот приветственный жест времен Гитлера в публичном месте в Германии, тебя могут просто арестовать.

С.И. Понятно, что немцы очень болезненно относятся к таким вещам. Кстати, комплекс исторической вины у этого народа огромен. И поэтому они очень деликатно относятся к этому.

В.П. И очень жестко.

С.И. И очень жестко. И правильно делают.

В.П. Галина Ивановна, добрый вечер, вы вас слушаем.

(…) «Я категорически против присоединения Югославии к России. Там все разрушат, а восстанавливать потом будем мы. Сколько можно терпеть? Ельцин нам говорил: «Потерпите!». Мой муж работает в оборонной промышленности, он месяцами не приносил домой зарплату и все говорил: «Потерпи». (…)

Иногда меня поражает: сколько действительно можно терпеть? Какая действительно внутренняя сила! Я думаю что наша власть все-таки недостойна во многом тех людей, которых она якобы представляет.

С.И. Да, вы правы. Я последние годы, особенно когда работаю в Думе, часто убеждался, что люди у нас умнее многих политиков. И популистские разговоры о том, что «народ хочет того», «народ требует этого» – это все фразы. Это ни на чем не основано и отражает только интересы конкретных группировок. 

Если говорить о Югославии, то я совершенно согласен с тем, что нам не надо сейчас биться в истерике так называемого «славянского братства». Нет этого славянского братства.

В.П. Конечно, нет.

С.И, И все это знают. Что такое Чехия, Польша?

В.П. Точно так же, как нет романского братства, англосаксонского братства. Все это чепуха.

С.И. И там совершенно ясная история. До войны, до бомбардировок у Милошевича никогда не было идеи присоединяться к нам. И после не будет.

В.П. Ни малейшей!

С.И. Поэтому очевидно, что это мероприятие затеяно только ради одного абзаца в этом договоре о союзе. Даже не в самом договоре, а в уставе, где написано, что страны – участники союза оказывают друг другу военно-техническую помощь. То есть поставки оружия и участие в войне. Вот для чего это делается. Это прямое втягивание России в войну, к которой она не готова и которая не нужна России.  России не нужно воевать на Балканах, ей нужно заниматься внутренними проблемами. Сегодня мы слабые и поэтому американцы бомбят Югославию. Именно поэтому!  Если бы мы были сильными, никаких разговоров не было бы.  Сегодня наши главные задачи внутри страны. Экономика,  прежде всего разумная экономическая политика и подъем страны. И, когда мы решим проблему с зарплатой, прежде всего, офицерам и людям, которые учат детей, только после этого можно будет разговаривать о нашем положении в мире.

В.П. Михаил, мы вас слушаем.

(…) «Относительно импичмента: Ельцин виновен в том, что они, вместе со своим министром иностранных дел Примаковым, не оговорили, что взамен разрушения Берлинской стены и уступок по выводу войск не будет возрождения вермахта, чтобы он не бомбил теперь в том числе и Югославию…»

В.П. Простите, я вас должен перебить, потому что мало времени, а желающих говорить много. Один только вопрос у меня сразу к Сергею Викторовичу: разве была какая-то увязка между роспуском Варшавского договора и возрождением вермахта? Мне кажется, что вермахт никакого отношения не имеет, а что касается армии - сначала Федеративной Республики Германия, а потом уже просто Германии, - то она существует давно и тут никаких особых противоречий не существует.

С.И. Да, армия у Германии есть, но она не такая сильная, как американская. На нее были наложены очень серьезные количественные и качественные ограничения, в частности, по флоту, который у них довольно слабый. Что касается ограничений на расширение НАТО и вообще всей ситуации после распада Варшавского договора, то, как говорит Михаил Горбачев, такие заверения ему были даны, но, по сути, устно. Были какие-то письма частного характера. Ничего официального, публичного, политического сделано не было. И в этом – одна из ошибок Михаила Сергеевича, потому что геополитические интересы России, советского Союза в то время, существовали. Мы о них стали говорить только в последние годы, когда эти интересы уже доведены до буффонады, когда наши интересы – это Ирак, Иран. И я думаю, что ошибки во внешней политике были достаточно серьезные. Но история не знает сослагательного наклонения. И сегодня мы имеем то, что мы имеем. Вопрос состоит в том, чтобы искать союзников и искать их в цивилизованном мире. Я думаю, что Европа вовсе не так монолитна, как это представляется. Во всяком случае,  она ею не будет точно после того, как НАТО очень серьезно увязло в Югославии и поднимается волна очень серьезного общественного мнения против бомбежек. Я думаю, что у России сейчас уникальный исторический шанс действительно сделать прорыв на дипломатическом и политическом направлении и попытаться отчасти восстановить свое положение.

В.П. Все-таки, что может Россия реально?

С.И. Реально Россия может многое сделать хотя бы потому, что сегодня она – по сути, единственная страна, которая может повлиять на Милошевича. И в этом смысле положение России уникальное. Это сегодня уже открыто признали руководители Германии, Франции и даже Билл Клинтон. Вчера он опубликовал статью в «Санди Таймс», где говорит об исторической роли России. Конечно, они не знают, что им делать. Они влипли и теперь хотят, чтобы Россия таскала им все из огня.

В.П. Вам не кажется, что вся эта история, кроме всего прочего, нанесла очень серьезный ущерб Организации Объединенных Наций? ООН вроде бы ни при чем и ничего не может.

С.И, Безусловно. События, которые произошли, говорят о том, что ООН находится в очень серьезном кризисе и я не уверен, что она может успешно его пережить. Я не исключаю, что ХХI век надо будет начинать с того, чтобы попытаться создать систему коллективной международной ответственности, но уже каким-то другим способом. Но я хочу сказать, что тому есть некоторые объективные причины. Главная из них та, что ООН создавалась не как организация гуманистического направления, а как организация, которая делила мир на сферы влияния. Что такое постоянные члены Совета Безопасности? Что такое право вето СССР и США? Очевидно, что все это создавалось как реалия после второй мировой войны. Когда СССР распался, естественно, реалии стали другие.

В.П. В эфире у нас Михаил, мы вас слушаем.

«Начну с того, что выражу моральное удовлетворение тем, что фракция «Яблоко» не поддержала присоединение Югославии к союзу Белоруссии и России. Я понимаю желание Милошевича: ему нужен военный союзник, ему нужна военная техника и, может быть, даже ядерный щит. Что нужно нашей Думе? Ей нужно раздуть конфликт до невероятных размеров. Даже если он закончится третьей мировой войной, то и тут она надеется получить какой-то выигрыш для себя, она думает, что в таком случае все забудут, кто такие коммунисты и к чему они привели. Но я никак не могу понять, что этот союз может дать для страны?»

С.И. Я хочу согласиться с уважаемым радиослушателем. Я тоже считаю, что коммунисты – это война. Это мое твердое убеждение. Коммунисты на самом деле объективно ведут дело к тому, что - ради каких-то идеологических призраков – они готовы воевать практически везде. Их решение на самом деле объективно обусловлено программной позицией этой партии. Я не хочу сказать, что они все такие. Там есть разумные люди, в том числе, и в руководстве. Но те разумные люди, которые понимают,  что все это – авантюра и вообще недопустимая вещь, являются заложниками этих военно-истерических, шовинистических настроений. Я, кстати, хочу напомнить историческую аналогию с войной 1914 года, когда – как говорят историки – и царь, и все его окружение, и даже императрица были против вступления России в войну. Но именно идеологическая обстановка в обществе, господство в то время партии войны привели к тому, что высшее руководство было вынуждено ввязаться в войну. Армия была не готова и Россия на самом деле проиграла эту войну просто по военным показателям. Не было ни техники, ни оружия и, несмотря на героизм русского солдата, сделать ничего не смогли. И вот эта ситуация мне очень напоминает нынешнюю. Поэтому «Яблоко» с самого начала очень жестко потребовало объясниться: уважаемые товарищи, куда вы нас толкаете? Мы категорически против. Мы категорически против бомбежек, но нельзя втягивать в Россию в войну, потому что от этого бомбежки не прекратятся.

В.П. Это гибель.

С.И. Это просто тупик мирового масштаба.

В.П. Роберт, добрый вечер, вы «на семи холмах».

«У меня такой вопрос. Я хотел уточнить по вопросу Бориса Абрамовича Березовского: он спасал людей в Чечне, то есть помогал России, можно сказать. Почему все так происходит? Почему такое давление оказано?» (…)

Ну хорошо, давайте попробуем разобраться. У вас есть какое-нибудь мнение по этому поводу, Сергей Викторович?

С.И. Да, конечно. Что касается фигуры Бориса Березовского, то я считаю, что это фигура случайная в политике. Это человек, за которым ничего не стоит – ни партия, ни социальная поддержка, ничего. Даже денег, кстати. Есть такой миф, что он – самый богатый человек в России. Он далеко не самый богатый. У него, конечно, есть деньги, они получены в результате приватизации и бизнеса. Но сейчас не в этом дело. Он просто довольно активный человек. Его влияние было целиком связано с тем, что он был близок к Борису Николаевичу Ельцину. Когда он был близок к окружению, он влиял на принятие политических решений. Когда это закончилось – а это закончилось, насколько я знаю, - то он просто исчез из политики, остался по сути частным лицом. Что касается уголовных дел, я думаю, что тот факт, что они были возбуждены и было принято решение об аресте, а потом об отмене этого ареста, свидетельствует о политической подоплеке всей этой истории. Позиция Березовского была заявлена публично: он выступил против Примакова, выступил за запрет компартии. Я думаю, что это повлияло. Хорошо, приняли решение об аресте: арестовывайте! Но если вы сначала подписали одно постановление, а через неделю другое, это говорит о том, что не все в порядке. Что касается того, преступник он  или нет, то я исхожу из презумпции невиновности. Я считаю, что – если есть факты – должно быть проведено расследование. Но я хочу обратить внимание наших уважаемых радиослушателей вот на что. Мы привыкли к нашей старой советской записи в анкете: «привлекался к уголовной ответственности». Что это значит? Ничего. По суду было решение или нет? А на человеке уже пятно, потому что он «привлекался». Это совершенно неправильно и наши законы нужно менять таким способом, чтобы у правоохранительных органов не было такого произвола. Помните Ильюшенко? Два года человек просидел в тюрьме по предварительному заключению, а суда нет. Пятно на нем осталось, все в стране считают его преступником. А он не преступник.

В.П. Как в том анекдоте: не то он украл пальто, не то у него украли пальто, но что-то там было.

С.И. Да. Я считаю, что система правоохранительных органов должна быть равновесной. Не имеют они права таким способом, безнаказанно арестовывать, выпускать, затягивать следствие. Почему выпустили Михася? Потому что сроки кончились. Они давали запросы в Россию, из России тянули с ответом. Закончилось время и они обязаны выпустить. Все, дело закрыто.

В.П. Я бы хотел напомнить нашим слушателям, что, как бы вы о нем не думали, все-таки вернулся. И у меня такое ощущение, что – уж если человек знает, что он совершил какое-то преступление и что по этому поводу существуют совершенно реальные данные и доказательства – такой человек, как Борис Абрамович, пусть и не самый богатый в России, вполне может жить  без особых трудностей до конца своих дней где-нибудь на берегу Средиземного моря. И если он все-таки  возвращается в Россию, чтобы заставить прокуратуру предъявить эти обвинения, я считаю, что возникает вопрос о том, что – скорее всего – это все-таки политическое дело, а не уголовное. Посмотрим.

С.И. Я скажу так: вообще это нормально. Человек должен бороться за свою репутацию. Но то, что Борис Березовский поступил так на фоне других примеров, о которых мы знаем. Я не хочу сейчас называть имена тех, кто остались за границей.

В.П. Причем людей якобы безупречных.

С.И. То, что он это предпринял, безусловно, делает ему честь, независимо от того, как будут развиваться дела дальше.

В.П. Безусловно. Олег Борисович, добрый вечер.

«Я разделяю взгляды господина Иваненко на комплекс наших отношений с Югославией и категорически не разделяю его взгляды на импичмент. Но вопрос у меня к нему совсем о другом. Здесь сегодня шла речь о русских деньгах за рубежом и даже  прозвучала цифра в полтриллиона долларов, которая мне представляется совершенно несуразной и я не знаю, откуда она взялась. Проблема, тем не менее, есть – проблема инвестиций в российскую экономику и русских денег, которые убежали за рубеж, и нерусских. (…) Что думает по этому поводу не только господин Иваненко, но и вся фракция «Яблоко». Наверное, именно на этот счет у них есть хорошая и разработанная позиция».

С.И. Это на самом деле вопрос собственно экономической политики. Мы  часто употребляем слова, не вдумываясь в их значение. Что такое возврат денег из-за границы в Россию. Деньги, как известно, не пахнут. Деньги идут туда, где есть прибыль и надежность.

В.П. Деньги как вода – ищут самый простой путь.

С.И. Конечно. Поэтому на самом деле за границу уходит не только преступно нажитый капитал, но и честно нажитый. Доходность государственных бумаг США – 5-6 процентов, но в низ вкладывают деньги, потому что они надежны. А в Россию деньги не идут. Неважно, наши или не наши, преступные или не преступные. Просто в России неблагоприятный инвестиционный климат. Здесь преступность, здесь безработица, здесь неурегулированность прав собственности. Здесь коррупция во всех эшелонах власти, здесь отсутствие четкой системы тарифов, ясной и понятной налоговой системы, нет неизменности этой системы. Все, что я назвал, называется – экономическая политика. Нет таких чудес, чтобы поставить на границе часового с винтовкой и он будет возвращать деньги. Все это чепуха. Или вот то, что сейчас принимается – ограничить наличный вывоз валюты. Это же абсурд! Весь мир по карточкам возит деньги, и сейчас никто не вывозит такие суммы, которые собираются запрещать. Все это – буря в стакане воды и попытка выдать желаемое за действительное. Возврат денег возможен только если в России будут созданы нормальные условия. Как в Китае, кстати говоря. Туда деньги идут. И иностранные деньги в Китае – это деньги прежде всего китайцев, которые заработали их за рубежом.

Что касается преступных денег. Карла дель Понте, знаменитая прокурор Швейцарии, очень нашумевшая у нас женщина. Чем она знаменита в мире на самом деле? Тем, что это – первое должностное лицо такого ранга в Швейцарии, которое сказало: если вы докажете, что эти деньги преступные, то я вам укажу номера счетов. Это вызвало бурю в преступном мире практически во всех странах мира, в том числе и в России. На самом деле, это задача нашей правоохранительной системы. Вы сначала докажите, заведите уголовные дела, найдите преступников, скажите, что они такие-то деньги перевели в Швейцарию. И она вернет. Но это сделать очень сложно, поэтому эти фантастические цифры, которые называются, носят характер  такой сказки. Может быть, стремиться к этому надо, но реально это никогда не будет достигнуто. Однако, хотя бы что-то если сделать, то это уже будет продвижение. По крайней мере, боятся будут.

В.П. Все-таки я считаю, что гораздо важнее создать климат, нежели пытаться через Карлу дель Понте, соорудив энное количество убойных уголовных дел, вернуть чепуху.

С.И, Конечно. Я вам даже так скажу: с моей точки зрения, несмотря на то, что швейцарцы сейчас сделали такой важный шаг вперед – кстати, во многом под мировым давлением, вы знаете эту знаменитую историю с еврейским золотом, там половина банков уже закрыта в Швейцарии, - реально возврат будет в сотых долях процента. Но здесь принцип такой же, как с коррупцией – проблема состоит не в том, чтобы посадить всех коррупционеров, а в том, чтобы боялись. Провести несколько серьезных дел с тем, чтобы остальные начали бояться.

В.П. С этим я согласен абсолютно, но все-таки не это вызовет мощные инвестиции в Россию. Руслан Александрович, добрый вечер.

«Сергей Викторович, у меня будет к вам маленький вопросик. Я знаю, как проголосовало ваше «Яблоко» в Думе и очень удовлетворен и поддерживаю вас. Но меня интересует вот такой вопрос: газеты, радио, телевидение ведут опросы по поводу союза с Югославией и подавляющее большинство против. Прислушиваются ли там к гласу народа? Читают ли они? Я, Сергей Викторович, буду следить и хотел бы, чтобы вы хотя бы спросили об этом того же Шандыбина Василия Ивановича. Он кричит: «Нас выбрал народ». Так вот: они хотя бы читают эти опросы? (…) Хотел бы также послушать мнение Иваненко по поводу назначения Черномырдина»

С.И. Что касается позиции избирателей. Вы знаете, на самом деле трагизм ситуации в том, что коммунисты в общем-то не хотят войны на сегодня. Они знают мнение избирателей и знают, что у нас была Чечня и как она повлияла на избирателей. Но они не понимают, что они провоцируют ситуацию. Они говорят: ну, давайте мы просто поддержим, скажем, что мы «за», а потом ничего делать не будем. Это, во-первых, обман, а во-вторых, он обостряет политическую ситуацию. Я не думаю, что у их руководства действительно есть желание направлять туда полки и дивизии. Но если есть, то я им порекомендую возглавить их самих членов партии туда направить.

Что касается Черномырдина: любая мирная инициатива в этой ситуации должна быть поддержана. Проблема только в том, сможет ли реально Виктор Степанович на что-то повлиять. Я не понимаю, как человек, которого назначили на этот пост, на следующий день говорит, что очень хороший план предложила Германия. Он даже не знал, наверное, о том, что Милошевич уже отверг этот план.

В.П. У меня ощущение, что, несмотря на все, что происходит, в декабре коммунисты и левые больше потеряют, чем выиграют. У меня ощущение, что избиратель постепенно разбирается. У вас нет этого ощущения?

С.И. У меня есть другое опасение. Я думаю, что, конечно, Зюганов получит меньше. Но я боюсь, что получат больше Илюхин с Макашовым. Я боюсь, что следующая Дума может стать – я бы не хотел эмоциональных определений – не красной, а коричневой. Вот этого я очень боюсь. Потому что все-таки с коммунистами мы как-то знаем, как обращаться. Мы сами с вами жили при коммунистах и знаем, что это такое. А фашизм – это страшно. Поэтому я думаю, что все-таки на выборах главная борьба будет против национализма, против агрессивного шовинизма. Война в Югославии и – не дай Бог – если дело там дойдет до всяких сухопутных операций, просто прямой крови, столкновений добровольцев с разных сторон и поставок оружия, все это может выйти для России боком.

В.П. Спасибо, что вы пришли.

С.И. Спасибо вам.

В.П. Мы еще вас будем звать, имейте это в виду.

С.И. С удовольствием.