Часть II. ЦЕЛЕНАПРАВЛЕННАЯ ТРАНСФОРМАЦИЯ2.1. Провал Рынка или Правительства?Подведем итоги нашего анализа. К институциональной, рыночной, финансовой и политической структурам, описанным выше, были применены стандартные экономические рецепты, состоящие в дерегулировании, либерализации и финансовой стабилизации. В результате в экономике возникло ощущение порочного замкнутого круга, стремительно падает эффективность, отсутствует перспектива. В стране пролилась кровь. Очень трудно в этом хаосе различить, что представляет собой изменение в лучшую сторону, иначе говоря, что содержит в себе семена будущего развития нормальной рыночной экономики, отличить от того, что представляет собой очевидный сорняк, который может забить и уничтожить все полезные растения, если ничего не предпринимать.Что, однако, абсолютно не подлежит сомнению: то, что получилось, имеет очень мало общего с тем, что реформаторы и западные доброжелатели надеялись получить. Очень часто меня спрашивают: что мне представляется неправильным в экономической политике реформаторов в постсоциалистических странах бывшего Советского Союза и что я считаю должно быть исправлено. На самом деле, я не знаю, что ответить. Представьте, что Вы художник и Вам показывают картину, написанную кем-то, чья главная проблема состоит в том, что у него просто не получается замысел. И затем Вас просят подправить, исправить, улучшить это произведение. По всей вероятности, Вы откажетесь от этой просьбы, сказав, единственное, что можно сделать - это взять другой чистый лист и нарисовать все с самого начала. Экономическая реформа в большой стране не тот случай, когда вы можете выбросить все то, что было уже сделано и начать снова с чистого листа. Несчастье России и других бывших стран Советского Союза состоит в том, что «картина» реформ писалась до сих пор и по-прежнему пишется абсолютно разными людьми. Когда Правительство находится в том состоянии, в котором оно находилось в бывшем Советском Союзе и в России в последние годы, очень трудно сказать, на самом деле, что хуже: довериться ли властям или же рискнуть уйти в еще «неизведанную страну» провалов российского рынка. Это действительно гамлетовский вопрос, потому что сегодня в российской экономике проблемы создаются как рынком, так и Правительством. Рынок проваливается, потому что технологические монополии держат цены и искажения в области благосостояния на таком уровне, который иногда даже превышает то, что было в плановой экономике. Рынок проваливается потому, что отношения собственности четко не определены, потому что рыночные агенты играют в одноразовую игру и потому что нет институтов, которые обеспечивали бы свободный и справедливый доступ к информации и конкуренции на большинстве рынков. Правительство проваливается потому, что не смогло отказаться по настоящему от всего регулирования, но, по-прежнему, вмешивается в экономику, причем очень волюнтаристским и неэффективным путем. Система, которая рационализировала это вмешательство в плановую экономику и весь смысл этого вмешательства исчезли, но осколки старой системы по-прежнему могут быть найдены то тут, то там, но сейчас они играют роль только обеспечения жизни, причем весьма неплохой жизни, коррумпированным чиновникам. Правительство проваливается потому, что оно не может контролировать бюджет и деньги, не может навести порядок, не может заставить экономических агентов играть по каким-то установленным правилам игры и, более того, само никак не может воздержаться от того, чтобы каждый день не менять эти правила. Так не улучшим ли мы все-таки положение, если выберем свободный рынок вместо правительственного вмешательства? В конце концов в свободном рынке есть какой-то механизм самокорректирования, и многие провалы системы были бы смягчены, если бы только правительство смогло бы решиться на то, чтобы действительно полностью уйти со сцены. Например, прекращение волюнтаристского лицензирования и регулирования субсидий и государственных инвестиций могло бы положить конец значительный части коррупции. Это последний бастион, который надо взять, с позиции тех, кто отстаивает позицию тотального либерализма. Мой ответ на это будет двоякий. Во-первых, даже если бы это было желательно, то невозможно, потому что Россия - это не Соединенные Штаты времен Томаса Джефферсона. Одно из наследий коммунизма состоит в весьма сложном, но крайне ненадежном промышленно-техническом потенциале (не говоря уже о запасах ядерного, химического и биологического оружия), который произвел на свет Чернобыль и может произвести много других, если Правительство действительно решит уйти полностью. Это невозможно также и потому, что время и издержки реформы, основанной только на рыночном саморегулировании, будут такими колоссальными, что они могут превысить даже знаменитый потенциал терпения российского народа. Меня, в буквальном смысле этого слова, очень беспокоят все чаще звучащие, в том числе и от серьезных политиков, и от ученых, опасения относительно «веймаризации» ситуации в Восточной Европе, например, в Венгрии. Социально-экономическая ситуация в России в несколько раз хуже и соответственно в несколько раз больше угроза ее новым институтам политической свободы и демократии. Но если политическая свобода и демократия провалятся в России, весь мир почувствует последствия. Поэтому мы должны быть очень ответственными в нашей профессиональной оценке ситуации и в наших действиях. И самый главный урок, который надо извлечь из опыта последних двух-трех лет, заключается в том, что государство все же должно играть существенную роль в переходном периоде. Второй момент, который я хотел бы здесь отметить, состоит в том, что при нынешних политических условиях в России кто бы ни стоял во главе Правительства, ему практически невозможно сделать что-либо конструктивное. Я уважаю и высоко ценю некоторых членов российского Правительства. И, тем не менее, я ощущаю, что ничего хорошего от нынешнего правительства в целом ожидать не могу из-за бездонного политического кризиса. Когда премьер-министру В.Черномырдину задали вопрос относительно этого печально знаменитого июльского обмена денег, он ответил с замечательной откровенностью, которая мне так нравится во многих ныне действующих российских политиках. «Мы хотели как лучше», - сказал он - «а получилось, как всегда». Как эхо раздалось заявление одного видного российского бизнесмена: «Мы действительно можем доверять нашему правительству. Если оно может что-нибудь сделать, чтобы ухудшить положение в экономике, оно обязательно это сделает». Этот второй момент не обязательно означает отчаяние. Наоборот, по крайней мере для меня это означает только одно - политические условия должны быть изменены, и новое правительство, которое сможет работать эффективно, должно прийти к власти. Как это сделать - это не тема настоящей работы. Поэтому позвольте мне обойти эту проблему и идти дальше, раскрывая, какой тип целенаправленной трансформации все еще возможен в нынешних условиях. Наш вызов представлениям большинства экономистов относительно общей концепции трансформации постсоциалистической экономики (или же, я бы сказал так, тому, что до недавнего прошлого было общим взглядом, потому что, как я уже отмечал, меня несколько озадачило то, что целый ряд видных фигур со стороны моих оппонентов в последнее время перешли в другой лагерь) будет состоять в следующем: Во-первых, невозможно достичь макроэкономической стабилизации прежде, чем произойдет структурная и прочая институциональная перестройка. Макроэкономическая стабилизация как цель, поставленная прежде всего остального, была ошибочной стратегией с самого начала (см. «Диагноз», ЭПИцентр, май 1992 г.). Плановая экономика - это экономика специально созданная, чтобы функционировать без денег в их истинном понимании. Поэтому она не реагирует на макроэкономическое ужесточение политики таким образом, как это описывается в учебниках. На самом деле она практически вообще позитивно не реагирует на макроэкономическое регулирование, а если какую-то реакцию и можно заметить - то она очень искаженная, поверхностная и очень часто, как в случае с валютными курсами, просто во многом искусственная. Это может показаться перегибом, но это факт. И хотя отдельные рыночные элементы в экономике появились, основная ее часть по-прежнему не трансформирована, и поэтому мы сегодня не способны сделать что-либо существенное ни с бюджетным дефицитом, ни с инфляцией. Во-вторых, невозможно исправить диспропорции в относительных ценах, создать правильную мотивацию для производителей и сократить потери общественного благосостояния просто снятием контроля и освобождением цен. Институциональная и структурная перестройка, включая решение главного вопроса о собственности, реальное проведение земельной реформы, демонополизация экономики и, в первую очередь, ликвидация технологических монополий, освобождение предприятий от финансирования социальной сферы и многие другие мероприятия необходимы для того, чтобы «невидимая рука» Адама Смита привела бы к желаемому результату. В противном случае существовавшие ранее диспропорции сохранятся. Кроме того, к имеющимся искажениям добавятся новые, образовывая рыночную экономику очень специфического типа. То, что получится, вряд ли можно будет назвать более эффективной экономической системой, не говоря уже о большей справедливости по сравнению с прежней. В-третьих, невозможно достичь ни макроэкономической стабилизации, ни правильного рыночного поведения без создания условий для экономического роста, причем на основе, совершенно отличной от той, которая существовала в плановой экономике. Успех стабилизационной программы в Японии в 1949 году - одна из самых выдающихся удач стандартной макроэкономической политики в современной истории - был предопределен той перестройкой производства, предложения и спроса, которая протекала в годы, предшествующие стабилизационной программе с 1946 по 1948 год. Все это происходило в условиях значительной, а иногда даже галопирующей инфляции. Конечно, мы должны понимать, что корейская война, которая разразилась вскоре после начала осуществления этой программы, практически ликвидировала перегрев экономики, открыв крайне необходимые возможности со стороны внешнего спроса. Нельзя не заметить при этом, что еще два десятилетия после успеха этой программы государственное вмешательство как на макроэкономическом, так и на микроэкономическом уровне по-прежнему оставалось весьма значительным. В-четвертых, для российской экономики не подходит модель, предназначенная для малых открытых экономик. До сих пор МВФ и другие советники в основном имели дело именно с малыми странами, включая Восточную Европу. Это их первая попытка помочь стране, которая столь велика, и, вполне естественно, что здесь нужен иной подход. Например, экономика России не может быть основана только на одном экспортном секторе (например, энергетике), оставляя все остальные отрасли промышленности на произвол судьбы. И внешний спрос никогда не может компенсировать провал внутреннего спроса, иначе говоря, спад «кейнсианского» типа представляет у нас гораздо более серьезную проблему, чем в маленькой стране. Наконец, в-пятых, мы не можем оставлять в стороне политические и геополитические факторы. Россия - это часть бывшего союза. 14 республик этого бывшего союза провозгласили свою независимость, но большая часть из них никогда не сможет достичь реальной экономической независимости, по крайней мере, в обозримом будущем. С другой стороны, для России этот аспект не может быть безразличным хотя бы потому, что 25 млн. русских живут в республиках СНГ. Кроме того, Россия сама представляет собой грандиозный конгломерат гетерогенных регионов, включая и многие, состоящие из национальных меньшинств. Ни одна экономическая реформа, не учитывающая этой реальности, не может быть успешна. Тема правильного политического дизайна для дальнейшей трансформации требует времени и места, превышающих то, что мы имеем в рамках этой работы. Поэтому мы только очень коротко наметим, что, по нашему мнению, может быть сделано для того, чтобы направить стихийно развивающийся процесс в правильном направлении. Как подтолкнуть те преобразования, которые обещают эффективную рыночную экономику в будущем, и одновременно поставить высокие заградительные барьеры на пути тех тенденций, которые несут в себе опасность увода экономики в сторону. |
2.2. Эффективный собственникГлавный аргумент сторонников саморазвития в приватизации сводится к тому, что вся государственная собственность должна быть как можно скорее переведена в частную. Неважно, кто первоначально получит эту собственность, достаточно будет создать свободную торговлю вновь приобретенными правами собственности, и тогда более эффективные собственники в конце концов эту собственность в свои руки получат.Нечего и говорить, что между этой теоретической схемой и реальными условиями рынка есть огромная дистанция, поскольку рынок всегда характеризуется самыми разными несовершенствами. Однако уверенность российского правительства в этой либералистской догме была настолько велика, что целая система так называемой ваучерной приватизации была специально построена под эту концепцию. Мы уже видели в предыдущей части, к чему привела эта приватизационная схема. Что касается ваучеров, единственное, что мы здесь могли бы добавить - это то, что цены на основной капитал выросли во много раз за последние годы даже на уровне их балансовых цен, не говоря уже о рыночных. В то же время рыночная цена ваучера только сейчас достигла его номинальной стоимости - 10 тыс.рублей, которая должна корреспондироваться с общей суммой основного капитала, измеренной в ценах семидесятых-восьмидесятых годов. Таким образом, общая сумма ваучеров, розданных гражданам, значительная часть которых до сих пор никуда еще не вложена, в настоящее время соответствует всего лишь нескольким процентам всей той массы богатства, которую они должны были представлять. Конечно, цена ваучеров, как и любого другого капитального средства, никогда не определяется его реальной или воображаемой долей в каком-то богатстве, поскольку цена любого капитального средства - это не что иное как дисконтированная сумма потоков того дохода, который ожидается от этого средства в будущем. Потоки дохода контролируются директорами постгосударственных предприятий, для которых ваучеры не что иное как предмет головной боли, поскольку они не помогают привлечь дополнительный капитал, но требуют платить по ним дивиденды. В этом смысле вся идея «народной приватизации» фальшива от начала до конца. Дизайн приватизации в нашей целенаправленной трансформации должен быть совершенно другим. Правительство должно в последний раз действительно проявить себя в роли собственника государственной собственности. И в этой роли оно должно сделать все возможное, чтобы передать собственность в надежные (насколько возможно) руки. В 1992 году в российской промышленности насчитывалось 23766 предприятий, из которых 20757 находились в собственности государства или местных органов власти. Многие были превращены в акционерные общества уже в 1993 году, но это фактически коллективная собственность с большой долей акций по-прежнему у федеральных властей. Не так легко заставить директоров всех государственных и постгосударственных предприятий представить правительству краткосрочные и среднесрочные проекты реконструкции своих предприятий для того, чтобы, изучив эти проекты, решить: оставлять ли на месте этих директоров или поменять. Это не легко, но это нужно. Если возможностей российского правительства сегодня не достаточно, то это может быть той областью, где техническая помощь со стороны развитых стран могла бы быть наиболее плодотворной. В процессе создания и изучения этих проектов, важнейшей задачей является в этой связи подготовка схемы разукрупнения целого ряда технологических монополий. Но, что наиболее важно, с точки зрения проблемы «собственник - директор», необходимо обеспечить атмосферу ответственности директоров перед собственником. Вначале перед реформаторским правительством, затем по мере развития приватизации перед акционерами, которые при этом появятся. Естественно этими новыми собственниками-акционерами могут быть сами директора, если Правительство будет удовлетворено деятельностью управляющих по реконструкции предприятий после определенного срока, в течение которого будет осуществляться мониторинг. Учитывая запутанность ситуации с приватизацией, мы попытались представить наши предложения в виде последовательных шагов:*
2. В обязательном порядке заключить контракты с управляющими государственных предприятий. В контракте предусмотреть всего 2 пункта: обязанность управляющего не допустить банкротства предприятия и обязательство представить и реализовать план реконструкции предприятия и его подготовки к реальной приватизации. 3. Налоговыми и другими льготами стимулировать передачу работниками предприятий контрольных пакетов акций крупным институциональным инвесторам. 4. Провести ревизию всего законодательства, включая подзаконные акты в направлении установления приоритета частного права. Разработать и принять недостающие законы (Гражданский и Торговый кодексы и т.д.) и отменить устаревшие. Законодательство должно быть преимущественно прямого действия с четким механизмом реализации и конкретными санкциями в случае нарушения. 5. Приватизацию государственной собственности проводить только на аукционах (раньше говорили - нет денег, а теперь они есть и лежат в западных банках). Расширить фронт приватизации: дефицитные права, предоставляемые государством коммерческим фирмам необходимо продавать, причем только на открытых аукционах и обязательно гласно. Например, права на аренду земли в центре крупных городов, лицензии на экспорт и т.д. 6. Организовать систему контроля за деятельностью местных властей со стороны антимонопольных органов. Административными методами необходимо защищать и развивать конкуренцию на рынках товаров, капиталов и труда: выделение мест и контроль за оптовыми и розничными рынками, увеличение числа магазинов, продажа жилья и предоставление земли, вытеснение мафии и т.д. 7. Реорганизовать систему государственной поддержки предприятий агропромышленного и топливно-энергетического комплексов (крупнейшие дотационные сектора): поэтапное сокращение дотаций (официально предупреждать о сроках), организация фьючерсного рынка сельхозпродукции, создание государственных стратегических резервов зерна и нефти для поддержки уровня цен. 8. Создать систему добровольной реорганизации предприятий («добровольные банкротства») при поддержке государства: инвестиции, кредиты, льготы, управленческие кадры. Для стимулирования добровольных банкротств провести показательные банкротства хронически неплатежеспособных предприятий (50-100 предприятий за 3 года). Разрабатывать индивидуальные проекты по добровольным-банкротам, включающие четкие ориентиры:
- оценка финансово-экономических перспектив предприятия; - оценка рыночной стоимости предприятия (имущества); - поиск инвесторов; - продвижение акций на фондовые рынки. |
2.3 Промышленная политика и государственные инвестиции«Правительство реформ» было не только первым постсоветским правительством, но также и первым правительством, которое все-таки хотя бы теоретически знало экономику. Если использовать аналогию с шахматной игрой, то впервые мы имели правительство, которое знало как ходят фигуры. Но знать как ходят фигуры недостаточно для того, чтобы выиграть партию. Шахматист должен иметь какую-то стратегию. Правительство в то время говорило, что ситуация настолько не терпит отлагательства, что какая-то игра должна быть начата немедленно, а потом необходимые ходы сами собой придумаются по мере того, как эта ситуация будет развиваться. Но даже шахматный гений вряд ли может выиграть шахматную партию, если будет только отвечать на ходы своего оппонента, не понимая смысла партии в целом. В данном же случае суждение о качестве шахматистов вынесли сами события.Наш простой пример (см.рис.1 и 2 выше) хорошо это иллюстрирует. Эффект частичной либерализации (в качестве второго оптимального выбора) критическим образом зависит от того, какой сектор был выбран для начала - А или В. Если бы был выбран сектор В, то мы могли бы получить действительно второй оптимум. Выбор же сектора А был хуже чем вообще ничего не делать. Неучет очень слабого обратного воздействия от конечного спроса через технологическую цепочку производства, игнорирование технологических монополий на промежуточных стадиях было огромным просчетом (или неспособностью к экономической политике), и дымовая завеса из «суперлиберализации» может обмануть только того, кто не представляет себе на самом деле, что такое реальность и либерализация цен в России. Этот технологический аспект провала рынка и Правительства уже отмечается многими отечественными и западными экономистами, поэтому нет необходимости подробно на этом останавливаться. Чистым результатом того политического дизайна (если вообще какой-то был), реализованного в России в 1992 году, было дальнейшее усиление искажений в относительных ценах и консервация неэффективной структуры промышленности. Доля отраслей промежуточных стадий производства в ВВП, уже и без того высокая в российской экономике, выросла еще больше за последние два года, поскольку оптовые цены больше всего росли в первичных отраслях (в топливно-энергетической промышленности, в том числе благодаря высокому внешнему спросу), чем в отраслях срединных (таких как металлургия, химия и нефтехимия), еще меньше в машиностроении и меньше всего в легкой промышленности, только чуть-чуть больше в пищевой. В то же время розничные цены постоянно отставали в росте по сравнению с оптовыми и разница между этими двумя индексами с 1990 года превысила 3000%. Причинно-следственная цепочка после либерализации цен, которая произвела на свет эту парадоксальную ситуацию, может быть описана следующим образом. Сохраняющиеся рынки продавца и технологические монополии привели к повышению цен на первичные ресурсы и промежуточную продукцию. На стадии конечного спроса Правительство пыталось, хотя и не последовательно ввести жесткие бюджетные ограничения сдерживая денежные доходы и сокращая государственные закупки вооружения. Здесь начал появляться рынок покупателя, но только на конечную продукцию. Это стало давить в сторону понижения на розничные цены и на оптовые цены в тех отраслях, которые ближе всего стоят к конечному спросу. Эти последние не смогли оправдывать свои издержки и резко снизили уровень производства. На этой стадии Правительству и местным органам власти пришлось вмешаться. Особенно местные органы власти, которые сейчас отвечают за субсидирование розничных цен, внедрили свою собственную систему субсидий, приведя, в частности, к резкой дифференциации цен по регионам. Например, в июне 1993 г. килограмм хлеба стоил 56 рублей в Нижнем Новгороде, 32 рубля в Самаре и 18 руб. 67 коп. в Ульяновске. Все эти три города находятся в одном географическом регионе и имеют примерно одинаковый уровень дохода. Центральное Правительство должно было компенсировать убытки поставщиков, работающих на конечный спрос. Система субсидий, которая раньше была более менее равномерно распределена по экономике, в настоящее время концентрируется в производстве и продаже продуктов питания в легкой промышленности и оборонном секторе. Правительство также вынуждено было значительно субсидировать импорт потребительских товаров. Доля субсидий в ВВП находится на уровне около 30%, а льготные кредиты, распределявшиеся в основном контролируемому государством аграрному сектору и топливно-энергетическому комплексу превысили 12% ВВП в 1992 году. Это представляет собой серьезный провал политического дизайна, который в своей основе пытался исходить из либералистского подхода. Вместо этих самоуничтожающих мер, которые не ведут к реальной структурной технологической перестройке относительных цен, мы предлагаем другой подход, в центре которого будет стоять тщательно продуманная промышленная политика. Задачей огромной важности является разрушение технологических монополий. Однако в большинстве случаев это сдерживается тем обстоятельством, что гигантские государственные, постгосударственные предприятия, число сотрудников в которых насчитывает в некоторых случаях сотни тысяч рабочих, содержат всю систему жизнеобеспечения крупных городов: жилье, медицинское обслуживание, детские учреждения, учреждения отдыха, даже образование в значительной степени зависит от государственных предприятий, директора которых часто ведут себя как местные феодалы на своих территориях. В то же время эта система в настоящее время уже представляет собой значительную ношу для постгосударственных предприятий. Результаты нашего исследования в Нижнем Новгороде прошлым летом вскрыли следующую картину. Большая часть государственных и постгосударственных предприятий направляла до 80% своих прибылей на поддержку социальной инфраструктуры. Поэтому первый шаг на пути структурной перестройки, конверсии военно-промышленного комплекса и разукрупнения монополий должен состоять в том, чтобы отделить социальные инфраструктуры от государственных и постгосударственных предприятий. Многие вещи, в том числе и дробление индустриальных промышленных гигантов на несколько частей, без этого просто не могут быть осуществлены.*
Формирование рынка труда будет частично достигнуто, когда социальная инфраструктура, в том числе жилье будут отделены от предприятий. Другие шаги в этом направлении должны включать государственную поддержку обучения без отрыва от производства, создание системы поддержки малых и средних предприятий, особенно в сельском хозяйстве, в сфере услуг и т.д. Рынок на землю не может быть создан без земельной реформы. Хотя некоторый прогресс достигнут в области прекращения действий монополий на сельскохозяйственную землю государственных колхозов, но тем не менее юридическая ситуация в этой сфере по-прежнему остается очень запутанной и земельная реформа по-прежнему стоит в повестке дня. Рынок городских и промышленных земель также должен развиваться при соответствующем политическом руководстве со стороны Правительства. Что касается основного капитала и других капитальных товаров, то приватизационная схема, описанная в предыдущем параграфе, должна создать условия для этого рынка. Как только эти фонды найдут своих новых полноправных хозяев, будь-то нынешние управляющие постгосударственных предприятий или кто-то иной, их настоящая капитальная стоимость, основанная на ожидаемом потоке будущего дохода может быть определена. Это искоренит нынешнюю двойную систему цен, одна из которых до смешного низка, а другая тоже во многих случаях неадекватна, поскольку включает в себя элементы чисто спекулятивного рынка. И, наконец, Правительство должно играть активную роль в определении приоритетных отраслей промышленности и формировании будущей промышленной структуры. В решение этой задачи в первую очередь необходимо заложить базу для основательного экономического роста, построенную на этих приоритетах, что является в конечном счете главным условием достижения макроэкономической стабилизации. Подход с позиции вульгарного либерализма, как мы показали, в настоящее время ведет к гипертрофированному росту первичного сектора и постепенному вымыванию обрабатывающей промышленности. Мы убеждены, что эту тенденцию необходимо остановить. Россия с ее ресурсами и человеческим потенциалом может и должна быть современной промышленной страной. Но вульгарный либерализм не приведет к этому даже в самом отдаленном будущем. Вместо того, чтобы просто полагаться на рыночные силы, Правительство должно создать серьезную программу развития обрабатывающей промышленности на новой основе, и один из приоритетов с правительственной стороны должен быть в сфере базовой инфраструктуры - строительства автомобильных и железных дорог, средств связи и жилья. Это можно посчитать утопией с учетом нынешнего кризиса в бюджетной сфере, но мы постараемся показать, что это не утопия. В настоящее время имеется много заводов или, например, шахт, которые настолько устарели по своей технологии и оборудованию, что их дешевле закрыть, чем перестраивать. До сих пор их искусственно поддерживали прямыми или косвенными правительственными субсидиями из опасения безработицы и социального недовольства. Представляется возможным применить занятые там трудовые ресурсы, например, на строительстве общественного жилья, где мотивацией для самих рабочих будет их доля собственности на вновь строящееся жилье. Это можно сделать без того, чтобы увеличивать при этом бюджетный дефицит. То же самое верно в отношении многих армейских подразделений, потому что в конце концов Вооруженные Силы насчитывают несколько миллионов человек и включают в себя строительные, транспортные войска, войска связи, инженерные войска. Логика предыдущего параграфа даже еще более универсальна. Верно, что с помощью манипуляций с цифрами Правительство смогло сократить статистический дефицит федерального бюджета до 7-8% ВВП, но расширенный дефицит, подсчитываемый МВФ, как мы уже отмечали, по-прежнему составляет 20-25% и разница в основном состоит из субсидий, которые не проходят через бюджет, и льготных кредитов. Что действительно в этом плохо, это то, что большая часть дефицита используется практически полностью на потребление и предоставления кредитов для текущих расчетов между предприятиями. Банки, как мы уже тоже показали, используют деньги, которые лежат на счетах предприятий для краткосрочного кредитования, зарабатывая огромные прибыли. Таким образом нынешняя система борьбы с бюджетным дефицитом фактически заменила долгосрочное правительственное государственное инвестирование предоставлением краткосрочных кредитов под текущие операции, на которые к тому же фактическое налогообложение накладывают банки. Если Правительство сможет вернуться к долгосрочному инвестированию не в военное оборудование, конечно, и не в престижные проекты, но на сей раз в развитие основной производственной инфраструктуры и в помощь модернизации приоритетных отраслей промышленности одновременно сокращая свое предоставление оборотного капитала, который только служит консервации экономической неэффективности, оно не увеличит бюджетный дефицит как таковой, подсчитанный правильно, и по крайней мере даст при этом хоть какой-то луч надежды, что этот дефицит в будущем может принести какие-то плоды. Следующим важным приоритетом должна стать конверсия военно-промышленного комплекса. Много уже было об этом сказано, но достижений очень мало. Освобождение государственных предприятий ВПК от их социальной инфраструктуры это один шаг, другой шаг опять должен состоять из государственной инвестиционной программы, в данном случае на основе привлечения кредитов. Наконец, что касается выбора других приоритетных отраслей промышленности, политики могут применить следующий двойной критерий, использованный японскими политиками в 50-60-е годы, а именно должны выбираться такие отрасли промышленности, которые, во-первых, имеют наивысший потенциал роста производительности труда, во-вторых, наибольшую эластичность спроса по доходам. Интересно отметить, что первичный сектор исключается по обоим этим критериям даже без всякого специального исследования. Принимая во внимание также депрессию кейсианского типа, мы в настоящее время можем добавить еще один критерий высокого мультипликативного эффекта. Конечно, острая необходимость в иностранной валюте будет требовать от Правительства внимания к добыче нефти и другим ресурсным отраслям. Но тем не менее роль этих отраслей в стратегической промышленной политике Правительства (мы не говорим здесь о реальностях российской нынешней экономики в целом) должна быть ограничена только обеспечением достаточных экспортных поступлений, чтобы покрывать наиболее острые государственные нужды. Если Правительство сможет провести в жизнь такую промышленную стратегию, то в конечном счете оно сможет добиться и изменения реальной рыночной картины и первичный сектор будет заменен в своей роли главного экспортного потенциала России обрабатывающей промышленностью. |
2.4. Банковская система, деньги и сбереженияМы уже несколько раз отмечали, что экономический рост необходим для того, чтобы стабилизировать финансовую систему страны и ее валюту. Но есть очень важное обратное воздействие финансовой системы на рост. Особенно в нынешних российских условиях будет невозможно достичь роста и структурной перестройки, если политика в сфере реальной экономики, очерченная выше, не будет дополняться адекватными мерами в финансовой области.Мы не говорим здесь о стандартной стабилизационной программе. Она уже провалилась и я думаю теперь понятно почему. В том, что последует дальше, я хочу использовать логику, впервые представленную И.Шумпетером в его знаменитой «Теории экономического роста». Его концепция экономического роста основывалась на представлении об «инноваторе», который может реализовать какую-то новую комбинацию ресурсов, для того чтобы производить более эффективно, чем позволяет нынешняя технология общего равновесия. Реализуя эти новые комбинации, инноваторы зарабатывают прибыль, которая затем вытесняется благодаря появлению у них огромного количества подражателей, но вытесняется только для того, чтобы закончить свой путь в возросших платах за «первичные факторы производства», т.е. в повышении чистого экономического благосостояния. Но для того чтобы реализовать эти новые комбинации, предпринимателям нужно иметь ликвидные ресурсы с тем, чтобы первоначально предложить «факторам производства» более высокие цены и перебить их у менее эффективных производителей. Генеральное течение монетарной теории обычно рассматривает процесс создания денег и функционирования банковской системы на макроэкономическом, т.е. агрегированном уровне. Для И.Шумпетера же роль банков состояла главным образом в том, чтобы позволять быстро перебрасывать ресурсы между отраслями, предоставляя ликвидные средства потенциальным инноваторам. Другими словами банки не просто создают деньги. Создавая деньги, они одновременно осуществляют необходимое перераспределение реальных ресурсов в экономике. Эта точка зрения практически полностью утеряна в нынешнем генеральном течение макроэкономического анализа, которое по-прежнему вслед за Ирвингом Фишером считает, что «Денежная инфляция не может увеличить продукцию ферм и фабрик, не может ускорить движение поездов или судов. Поток бизнеса зависит от естественных ресурсов и технических условий, а не от количества денег» (I.Fisher, «Покупательная способность денег», 1912, p.155). Это неверно, если «инфляция денег» сопровождается их перераспределением от одних пользователей к другим, особенно в условиях огромного потенциала, для того чтобы улучшать экономическую эффективность. Именно такая ситуация характерна для российской экономики сегодня.*
во-первых, многие кредиты чрезвычайно краткосрочны - от одного до трех месяцев - и по отношению к ним применяется значительно более высокий процент; во-вторых, процентные ставки по депозитам естественно ниже, чем процентные ставки по кредитам, а банковская система имеет юридическую монополию на расчеты между промышленными предприятиями. Поэтому для банков достаточно просто предоставлять кредиты с маржой по отношению к тому проценту, который платится по расчетным счетам предприятий (возможно, что широкое распространение межфирменного кредита - проблема неплатежей - частично может быть объяснена желанием предприятий избежать этого фактического налогообложения со стороны банков); в-третьих, многие крупные банки эффективно комбинируют рублевые и долларовые кредиты, повышая тем самым эффективную процентную ставку. Известны случаи, когда предприятия, которым нужны были рублевые средства, получали банковские кредиты, которые на 50% состояли из долларов. Например, в течение трех месяцев лета 1993 года, когда курс рубля по отношению к доллару был стабильным, а рублевые процентные ставки составляли 200%, это означало, что 200% применялось также и к долларовому кредиту. Все эти средства служат какой угодно цели, кроме той самой главной, которую должна выполнять банковская система в нынешней российской экономике. Поэтому Правительству совершенно срочно необходимо создавать систему государственных и частных банков долгосрочного кредитования. Долгосрочные кредиты в настоящее время предоставляются Центральным банком, распределяются через коммерческие банки в основном через ту их часть, которую представляют собой бывшие правительственные банки и коммерциализированные в 1991 году, что делает их весьма политическими по своему характеру и не гарантирует эффективного исследования или мониторинга. Эта система должна быть заменена системой государственных и частных долгосрочных финансовых институтов, которые бы работали при правительственной поддержке и координировали свою деятельность с Всемирным банком и Европейским банком реконструкции развития и другими международными финансовыми институтами, желающими помочь России профинансировать ее долгосрочную перестройку экономики. Опять же ноу-хау японской финансовой системы в этой области могло бы очень сильно пригодиться. Западная финансовая помощь долгосрочному развитию и конверсии могла бы также направляться через эти долгосрочные кредитные институты с непременным участием экспертов стран-доноров в отборе проектов и мониторинге их реализации. Другая задача, которая является крайне важной, чтобы эти долгосрочные проекты в конечном счете финансировались не бюджетным дефицитом, а из частных источников, состоит в том, чтобы наращивать личные сбережения. Сбербанк традиционно был и в значительной мере остается монополистом в аккумуляции небольших личных индивидуальных капиталов. Однако процентные ставки по их депозитам до смешного низки. Если деньги, которые будут аккумулироваться через Сбербанк, направлять в долгосрочные инвестиционные проекты, то эти процентные ставки и повышать будет нельзя. Специальные сберегательные депозиты, платежи по которым осуществлялись натурой (например в автомобилях), были испробованы в последние годы Советского Союза, но практический отказ государства от своих обязательств резко снизил доверие к ним. И тем не менее может быть новому Правительству стоит попробовать вновь их внедрить, дав на сей раз полные государственные гарантии против обмана. Опыт самой России 20-х годов возможно может также быть использован в качестве средства стабилизации валюты и стимулирования сбережений. Этот опыт сводился к введению новой параллельной валюты полностью обеспеченной ликвидными резервами, драгоценными металлами и твердыми валютами. Мы уже упоминали о том, что необходимость в стабильной денежной единице очень широко ощущается в оперяющейся рыночной экономике в России сегодня. Этот вакуум частично сегодня заполняется американским долларом и немецкой маркой, но гораздо разумнее было бы иметь национальную валюту, которая была бы в международном плане стабильна и полностью конвертируема. Права выпуска такой валюты не должны даваться ни одному из ныне существующих центральных банков в бывшем СССР, включая Банк России, но специально создаваемому Банку, которым бы руководила группа абсолютно политически независимых профессионалов. Новые деньги должны вводиться в экономику очень осторожно и постепенно, для того чтобы сохранять фиксированный обменный курс между ними и какой-то отдельной твердой валютой или корзиной таких валют. Первоначальные средства могут быть предоставлены за счет стабилизационного фонда рубля, о котором идет много дискуссий, но который так и обречен оставаться не более чем фантомом в условиях, когда рубль практически неограниченно используется без всяких пределов просто для покрытия текущего дефицита госбюджета и кредитов Центрального банка под оборотные средства. Эти новые деньги уже в саму силу своей стабильности постепенно, но верно вытеснят все мягкие валюты, включая вероятно и сам сегодняшний российский рубль. Эффект, который в 20-х годах был получен менее чем за 2 года. |
2.5. Полуповорот во внешнеэкономической деятельностиТо, что мы предлагали до сих пор, это не полуповорот в сторону роста, который сегодня предлагается кое-кем из правительства и оппозиционных политиков, но скорее просто введение совершенно другой принципиально новой стратегии переходного периода, такой, которая будет подчеркивать активную роль правительственного вмешательства в процессы приватизации, делать упор на развитие национальной индустрии и создавать финансовую систему поддержки сбережений, капиталовложений и роста, что является единственным путем к действительной финансовой стабилизации. Но одна область, в которой мы действительно выступаем за полуповорот - это внешнеэкономические отношения. Россия не может существовать как замкнутая экономика. Без открытия экономики не может быть эффективной перестройки, не может быть настоящей конкуренции, не может быть профессионального роста у директоров российских предприятий. Но этот процесс должен быть также эффективно организован.Начнем вновь с простого теоретического упражнения. Представьте себе национальную индустрию, которая до сих пор защищалась от конкуренции с помощью импортных субсидий, направленных на один промежуточный компонент, поставляемый из-за рубежа. Рисунок 3
Представим себе теперь, что субсидия снята, как часть перехода к режиму полного невмешательства в свободную торговлю. Отечественное производство сокращается до количества qd. Весь остальной спрос удовлетворяется за счет импорта готовой продукции. Действительно устраняются расходы на субсидирование (в размере площади KLS’S), но уничтожается избыток производителя измеряемой площади фигуры STES’, т.е. он также передается зарубежным производителям. Не ясно сразу представляет ли собой такое изменение улучшение общественного благосостояния или же наоборот его снижение. Именно поэтому мы и говорим, что практическое решение должно быть основано на конкретном изучении, а не на механическом применении какого-то догматического представления. Правая часть рисунка 3 еще более интересна. В этом случае отрасль, о которой идет речь, имеет эффект масштаба. (Эффект масштаба по типу маршалловской внешней экономии, которая совместима с идущей к верху слева направо кривой предложения. Маршалловская внешняя экономия - это такая ситуация, когда для каждой индивидуальной фирмы издержки возрастают по мере роста производства, а когда фирм становится много, т.е. растет общий выпуск продукции благодаря лучшей информации, более эффективному обмену, в целом издержки для отрасли снижаются. Чем интересен это случай, что он совместим с совершенной конкуренцией, т.е. ни одна фирма не может вытеснить другую, потому что каждая из них, когда пытается сама расширить свое производство, она сталкивается с возрастающими издержками, все в целом они достигают снижения.). Здесь, когда субсидия ликвидируется и конкуренция со стороны импорта сокращает отечественное производство, кривая внутреннего отечественного предложения смещается еще выше в положение S"S". При этой ситуации данная отрасль промышленности просто полностью перестает существовать в отечественной экономике. Конечно, здесь может быть приведено такое возражение, что это не может произойти одновременно со всеми отраслями промышленности, поскольку в таком случае дефицит текущих статей платежного баланса приведет к падению обменного курса рубля и восстановлению конкурентоспособности каких-то из этих отраслей. Но это слишком примитивное соображение с точки зрения общего равновесия не принимает во внимание целый ряд важных факторов. Во-первых, в условиях неполной обратимости, о которой мы говорили выше, может быть довольно большая переходная зона, при которой падение обменного курса и жизненных стандартов, необходимых для того, чтобы вновь возродилась та промышленность, которая однажды была уничтожена, может быть слишком большим для того, чтобы на него всерьез можно было полагаться. Во-вторых, этот аргумент не принимает во внимание системную жесткость (например, возможность спада кейнсианского типа, о чем тоже уже говорилось ранее). Первоначальное сокращение отечественного производства вызовет порочный круг снижения доходов, безработицы и дальнейшее снижение производства. В-третьих, в нынешней ситуации большой финансовой поддержки с Запада, которая идет на покрытие расходов по импорту, (13 млрд.долларов в 1992 году) просто трудно сказать какой же потолок существует для дефицита текущих статей платежного баланса. Наш общий вывод состоит в том, что мы не можем полагаться на перестройку, продуцируемую только валютными курсами и ценовым механизмом. Здесь, так же как и в случае с промышленной политикой, это должно дополняться стратегией укрепления конкурентоспособности национальной промышленности, включая экспортные и импортные субсидии там, где необходимо. Мы в данном случае не выступаем за протекционизм, но серьезное внимание должно быть уделено условиям каждой конкретной отрасли промышленности и их важности для стратегической перестройки и роста национальной экономики. Субсидирование импорта, так же как и меры по стимулированию экспорта должны быть всегда, во-первых, целенаправленными, во-вторых, временными, т.е., если в данный момент отечественная промышленность работает с большими издержками, чем иностранные конкуренты, в то время как Правительство считает необходимым предотвратить исчезновение этой промышленности полностью, оно не должно сомневаться, когда вводит протекционистский тариф. Но этот тариф должен действовать не более чем, скажем, 5 лет и его ставка должна каждый год постепенно снижаться в соответствии с публично декларированным строго выдерживаемым расписанием. В то же самое время Правительство должно поддерживать приоритетные отрасли промышленности в том, чтобы они развивались и открывали себе экспортные рынки, чтобы полностью использовать их масштабы и способствовать накоплению валютных резервов. Еще одна срочная задача в регулировании внешнеэкономических отношений. Она касается того, что надо остановить утечку капитала. Россия получила свыше 13 млрд.долларов в прошлом году в виде западной финансовой помощи, но отток капитала оценивается еще выше - 15-17 млрд. Российские банки имеют сейчас примерно 7 млрд. долларов на своих депозитах в иностранных банках, российские предприятия - 10-12 млрд. Никакая сильная рука не сможет сегодня вернуть эти капиталы обратно в страну в условиях, порожденных коллапсом политической системы, фактически открытыми границами и общим состоянием вещей, к которым уже привела вульгарная либерализация. Но поскольку все это силой не делается, нужно достичь этого с помощью экономической мотивации. В этом смысле введение новой конвертируемой валюты, которая бы находилась под контролем Независимого резервного банка по тому образцу, который был предложен в предыдущем параграфе, может очень помочь. Если эта новая валюта сможет привлечь обратно активы в иностранных валютах экономических субъектов, то это даст огромный толчок экономическому возрождению и, учитывая необычайно широкие возможности для инвестиций, сможет обеспечивать достаточно высокие процентные платежи, которые сделают уже просто невыгодным хранить иностранную валюту в банках за пределами России. Одним из возможных механизмов такого возврата валютных средств может быть продажа валютных облигаций, выпускаемых тем резервным банком, который будет вводить новую валюту, и, может быть, также некоторыми долгосрочными кредитными институтами. |
2.6. Российская Федерация и СНГВ заключение этого раздела мы хотим остановиться на проблемах Российской Федерации и СНГ. Задача заключается в том, чтобы заменить хаотическую и разрушительную дезинтеграцию организованной децентрализацией власти, дополняемой координированным регулированием в сферах, которые должны регулироваться.Ясно, что истинные системные и структурные изменения должны в первую очередь и главным образом протекать снизу. Но роль политического руководства состоит в том, чтобы организовать эти изменения и дать им определенное направление. Это относится не только к экономическим проблемам, но и проблемам политической организации государства в первую очередь. То, что сейчас происходит в этой сфере, как широко признано, является одним из главных препятствий на пути экономической реформы, хотя, как показывает наш экономический анализ, важность этой сферы несколько преувеличивается. Первый советский реформаторский режим Президента Михаила Горбачева начал глубокую политическую трансформацию, но вынужден был уйти из-за того, что так и не приступил к настоящей экономической реформе. Новый же реформаторский режим Президента Бориса Ельцина впал в другую крайность. Ни одного шага в продолжении процесса политической трансформации не было предпринято его Правительством в течение двух лет. В результате реформаторский процесс вновь зашел в тупик, попытка выхода из которого была связана с кровопролитием в октябре 1993 года. Мне уже приходилось сравнивать процесс трансформации постсоциалистических обществ с ездой на велосипеде. Левая педаль - это политическая, а правая - это экономическая реформа. Если вы перестаете крутить одну из педалей, вы немедленно опрокидываете велосипед. Тема политической реформы в целом выходит за рамки данной работы, но некоторые политические инициативы абсолютно необходимы, чтобы трансформационный процесс, описанный в предыдущих подразделах, начал осуществляться (см.более подробно «Нижегородский пролог»). Во-первых, должно быть принято решение о форме федерации. Это включает вовсе не только разделение властей законодательной и исполнительной, но, что гораздо более важно, распределение власти между центром и регионами. Противиться децентрализации бессмысленно - она необходима и политически, и экономически. То, что делегированы полномочия местным органам власти в отношении многих аспектов приватизации, ценовой политики и социальных программ - это шаги в правильном направлении, но парадокс нынешней юридической ситуации в том, что слишком много важных функций находится в «совместном ведении». С нашей точки зрения Центральное Правительство должно сохранить достаточно власти и рычагов в отношении гетерогенных российских регионов, чтобы иметь возможность эффективно противодействовать хаотической дезинтеграции, которая в конечном счете будет опасной для всех регионов, составляющих Российскую Федерацию, без исключения. Конечно, какое-то время богатый зерном юг или богатая нефтью Сибирь смогут игнорировать индустриальные центры Волго-Вятки или Северного Урала, но дезорганизация в г.Арзамас-16 или г.Челябинск-5, расположенных именно в этих регионах, может уничтожить всю страну и большую часть Европы. Реальности российской промышленности и инфраструктуры таковы, что они, так же как и ее военная машина, будут вызывать необходимость сильной координирующей и контролирующей роли государства еще на многие годы. Что касается чисто экономических аспектов трансформационного процесса, наша точка зрения состоит в том, что координация должна осуществляться не только в России, но во всем СНГ. Экономики всех новых независимых государств по-прежнему настолько взаимно переплетены, что, особенно учитывая неполную обратимость промышленности, гораздо дешевле постепенно отменять существующую систему разделения труда, чем уничтожить ее одномоментно. А понимание этой истины в настоящее время распространяется по всей территории бывшего Советского Союза. Пограничный контроль между бывшими советскими республиками практически не существует, поэтому важно не увлекаться попытками создания таможен на взаимных границах и вместо этого создать Таможенный союз, используя хорошо оборудованные, приспособленные к этому границы бывшего Советского Союза. Экономические связи предприятий, расположенных в разных новых независимых государствах, не должны подвергаться никакому регулированию, ограничениям, так же как и перемещению товаров, труда и капитала. Самоуничтожающие попытки введения национальных валют должны быть прекращены, по крайней мере приостановлены на несколько лет. Существование единой общей валютной территории в интересах всех республик, включая Россию. Однако как сформировать эту территорию - деликатная проблема. Экономический потенциал Российской Федерации настолько подавляюще велик, что де-факто она все равно будет играть лидирующую роль в любом многостороннем соглашении, но если другие новые независимые государства заподозрят нечестную игру или будут сталкиваться с прямым диктатом со стороны российского Правительства, как в некоторых последних предложениях касательно рублевой зоны, проблемы общей валюты становятся резко политизированы и практически не разрешимы. Кроме того, совершенно не ясно ни с какой точки зрения, почему именно российскому Правительству и Центральному банку России, который позволил инфляции достичь 2600% в прошлом году, следует доверить задачу поддержания ценности общей валюты. В этом плане наши предложения введения новой конвертируемой валюты, контролируемой независимым резервным банком или Банковским союзом, например, могут быть одним из путей, позволяющим избежать эти трудности. Специальный банк для взаимных расчетов между странами СНГ тоже может быть создан на основе западных кредитов, конвертируемых в эту новую валюту. Упрощение расчетной процедуры между странами СНГ может быть важным шагом на пути экономического возрождения. В 1991 году мы предложили и подготовили Договор об Экономическом сообществе, который был подписан в октябре руководителями 10 республик - новых независимых государств. В начале декабря лидеры России, Украины и Беларуси, встретившись в Минске, решили пойти по иному пути. Они были настолько преисполнены энтузиазма относительно новой договоренности, которая забрела в их головы, что даже не остановились перед тем, чтобы дезавуировать свои подписи на предыдущем обязательстве. Впрочем, это всего лишь один из такого рода поступков в цепочке бесконечных отказов от предыдущих обещаний и политических заявлений. Все это, к сожалению, не началось и не закончилось тогда. Сам ход истории за последние два года доказал, что мы были правы, настаивая на экономическом союзе. В настоящее время те же самые политики снова начинают говорить по другому. Даже им уже становится очевидно, что невозможно осуществлять эффективную реформаторскую политику в странах без границ и таможен, без валюты и финансовой системы, без законности и правопорядка с нарушенными внутри и межотраслевыми связями, и это еще дополняется дюжинами самопровозглашенных суверенных регионов, президентов мелких регионов, этническими и гражданскими конфликтами во многих частях того, что было недавно единой страной и до сих пор остается в значительной мере единым целым в качестве территории проживания. Экономический договор между республиками бывшего СССР в сентябре 1993 года подписан во второй раз, два года спустя. Ясно, что успешных реформ без него не осуществить. Захотят ли нынешние политики, чтобы он действовал? Не знаю, не уверен. |
| ОГЛАВЛЕНИЕ |
|
|