Российская политика последних лет перестала быть публичной.

Во-первых, ключевые решения принимаются неизвестным путем, по неизвестным мотивам и неизвестным кругом лиц.

Во-вторых, политическая элита – люди, от которых зависит принятие решений, – рекрутируется исключительно путем назначений.

И в-третьих, важнейшие для граждан проблемы не являются предметом открытого обсуждения.

То, что затрагивает интересы миллионов граждан, – начиная с пенсионной, налоговой или жилищно-коммунальной реформ и заканчивая войной в Чечне и ввозом ядерных отходов, – как правило, готовится в кулуарах, и лишь «на выходе» обретает публичную форму указа или постановления. Но и в том случае, когда решение требует парламентского «оформления», оно не является результатом содержательной дискуссии: в нынешней Госдуме безнадежны попытки переубедить проправительственное большинство при помощи сколь угодно разумных аргументов, если оно получило противоположную установку.

Критерии назначений в правительство, президентскую администрацию или Совет Федерации неизвестны, и на сколь угодно высокой должности может оказаться дилетант с репутацией любой степени сомнительности. Напротив, политики, чей профессионализм общепризнан, а взгляды разделяются множеством граждан, но не назначенные в «элиту», полностью отстранены от принятия решений. Для них становится почти бессмысленным искать поддержки сограждан, разрабатывать и предлагать идеи и доказывать свою правоту кому-либо, кроме президента.

Наконец, никто не вводил цензуру, но все шире распространяется добровольное единомыслие: большинство СМИ транслирует позицию президента и правительства, не подвергая ее сомнению, и так, как будто бы иных подходов к проблеме вообще не существует. С оппозицией не спорят – ее просто игнорируют. А возможность систематически излагать на федеральных телеканалах и в других массово распространяемых СМИ точку зрения, отличную от официальной, надежно блокирована. Несогласие с президентом еще не считается преступлением, но уже считается политически самоубийственным. Редкие исключения лишь подтверждают правило...

Таким образом, влияние граждан на власть практически отсутствует. Правительство не имеет никаких причин следовать мнению граждан, поскольку от них ни в чем не зависит. Депутаты Госдумы (а тем паче – члены Совета Федерации), в большинстве своем, уверены, что их пребывание в следующем парламенте зависит не от выполнения ими воли избирателей, а от выполнения ими воли президентской администрации. Политические партии поставлены перед выбором: либо смириться с ролью вопиющего в пустыне, либо стать «партиями услуг», подносящими Кремлю патроны...

Что остается? Право выбирать президента или губернатора? Но выборы давно уже считаются слишком серьезным делом, чтобы его можно было доверить народу. Вспомним, как в 1996 году президентом страны был переизбран человек, которому за полгода до выборов не доверяли 97% избирателей. Или – как недавно избирали президента Ингушетии. Помнится, и в выборах Доку Завгаева главой Чечни в 1995 году ЦИК не обнаружил нарушений. Политологи уже не обсуждают, программа кого из кандидатов в губернаторы лучше, и каковы их человеческие и профессиональные качества. Они обсуждают, на кого из них ставит Кремль.

Между тем независимость власти от граждан неизбежно ведет к очевидным последствиям. И главнейшее из них – в том, что власть принимает решения, исходя из интересов, которые могут не иметь с интересами граждан ничего общего. Только что президент заявил, что надо поднять внутренние цены на газ до мировых. Понятно, что это нужно, в первую очередь, «Газпрому». Также понятно, что после этого энергетики потребуют увеличения тарифов в связи с возросшими затратами, после чего вырастут цены на все. Надо объяснять, каков был бы результат опроса общественного мнения по этому вопросу? Или результат обсуждения вопроса в независимом от правительства парламенте? Другой пример – намерение правительства ввести «повременку», категорически отвергаемую подавляющим большинством граждан, которым открыто и цинично дают понять, что на их мнение можно наплевать, ибо оно ни на что не повлияет...

Иные последствия не менее выразительны.

Наличие в стране коррупции не требует доказательств. Но чего еще ждать от системы, где вопросы, «стоящие» миллиарды долларов, решаются одной подписью и при закрытых дверях? Или кто-то полагает, что на руководящие посты назначаются ангелы, заботящиеся исключительно о благе народа и равнодушные к своему благосостоянию? Результат – приватизация власти и невозможность для гражданина решить нужный вопрос иначе, как «позолотив» соответствующую ручку...

Не менее очевидным является беззаконие, ведущее к массовым нарушениям прав граждан. «Право имеете, но не можете» – этот стереотип советских времен сегодня распространен ничуть не меньше. Получить положенные по закону бесплатные лекарства, льготы или пособия, не платить незаконные поборы, зарегистрироваться по выбранному месту жительства нередко становится неразрешимой проблемой. Почему? Да потому, что пребывание решающего этот вопрос чиновника на своей должности зависит исключительно от воли назначившего его лица. И исполнение этой воли всегда будет для него неизмеримо важнее исполнения закона.

Наконец, авторитарная система, лишенная обратной связи, работает, конечно, быстрее, чем система демократическая. Но и ошибается чаще – человеку вообще свойственно ошибаться. В России, как известно, за все отвечает президент. Но отвечать за все – значит, не отвечать ни за что, ибо человеческих сил и способностей недостаточно, чтобы не только держать в голове все проблемы 150-миллионной страны, но и знать, как их решать. Если же президент ошибся в своем решении – исправить эту ошибку некому. Ведь в свое время парламент был объявлен «тормозом» на пути радикальных реформ, и сначала отодвинут в сторону, а затем и вовсе превращен в декорацию. «Тормоза» не стало, и мы поехали – отделенные глухой перегородкой от водителя, который сам решает, куда держать путь...

Если сравнить все описанное выше с тем, от чего в начале «демократической эры» мы хотели решительно отказаться – обнаружится разительное сходство. Почему же круг почти замкнулся?

Можно, конечно, полагать это результатом действий чьей-то злой воли или реализацией коварного плана ЦРУ. Но куда более уместна иная гипотеза: случившееся – неизбежное следствие поставленного в 1991 году эксперимента по превращению России из парламентской республики в республику президентскую. «Президентская модель», будучи «наложена» на вековые традиции единоначалия и единомыслия, и уверенности в том, что начальник выше закона, а сам закон, что дышло, не могла «родить» ничего иного.

Хотели как лучше, понимая демократию как всенародные выборы хорошего царя – вышло как всегда: вместо кроватки просто обязан был получиться пулемет. Президентская республика с ее «вертикальной» концентрацией полномочий не могла не превратиться в бюрократическую и самовоспроизводящуюся (в том числе – на нижестоящих уровнях). Власть развращает, абсолютная власть – развращает абсолютно, и самый замечательный человек, получая единоличную власть, легко дает себя убедить, что в интересах страны или региона – ее расширение и максимальное продление. Для чего облагает оброком бизнесменов, подминает под себя СМИ и перекрывает кислород возможным конкурентам...

Есть ли выход из этой ситуации? Часто предлагают дождаться, когда сознание людей перестанет быть «монархическим», когда граждане будут готовы к тому, чтобы ответственно выбрать себе власть, когда политические партии реально встанут на ноги... Но с такой же вероятностью может закипеть чайник, поставленный на холодную плиту. Теоретически это возможно, ибо не противоречит законам термодинамики, но вот на практике наблюдать эту ситуацию еще никому не удавалось. Вот и здесь цепочка причин и следствий противоположна: откуда в «монархической» системе может возникнуть «демократическое» сознание? Откуда у граждан появится «ответственность», если им дают понять, что выборы являются формальностью? Откуда в системе, где никто, кроме «партии власти», не допущен к принятию решений, «встанут на ноги» прочие партии? Или мы не видим, как партии, большей частью, борются не за голоса избирателей, а за поддержку со стороны президента?

Что же, если мы стремимся бороться не со следствиями, а с причинами – значит, надо изменить причины. Если не устраивающая нас система является неизбежным следствием принятого когда-то решения – значит, надо изменить само это решение. Отказавшись от «президентской модели» и ее продолжения – прямых выборов губернаторов населением. Иначе говоря, вернуться от президентской республики – к парламентской, уже существовавшей в России в 1990-1991 годах.

Теоретический спор между сторонниками президентской и парламентской республик длится не одно столетие. И та и другая системы имеют свои достоинства и недостатки и вполне равноправны в том смысле, что вполне могут работать в рамках демократических процедур. Вот только приживаются они в мире по-разному, что отмечали еще двенадцать лет назад – при разработке первой демократической Конституции России (впоследствии, осенью 1993-го, эти разработки были отброшены за ненадобностью сторонниками «сильной исполнительной власти»).

Вывод российских конституционалистов был таков: из демократических стран «президентская модель» успешно существует только в США. Франция, которую любят приводить в пример, – полупрезидентская республика (с сильным президентом, но и с сильным парламентом, назначающим ответственное перед ним правительство). Зато – почти все развитые европейские страны предпочитают парламентскую демократию президентской. И не только европейские: достаточно назвать Канаду или Австралию, Индию или Японию. В свою очередь, президентская модель является преобладающей для коррумпированных латиноамериканских или азиатских режимов. Еще в 1990 году профессор Колумбийского университета Анджей Рапашиньский предупреждал: «Я не советую создавать в России президентство в американском стиле, американская система нигде в мире не была удачно трансплантирована, все попытки скопировать ее заканчивались лишь той или иной формой диктатуры...». К сожалению, к этому и другим подобным мнениям тогда не прислушались. Слишком велик был соблазн «копирования», которое, как тогда многим казалось, помогло бы «скопировать» и американский уровень жизни. Да и окружение будущего первого российского президента стремилось – в понятных целях – наделить его единоличной властью, не связанной парламентским контролем...

Многие сходятся сегодня в том, что для России оптимален европейский путь развития. Но в таком случае было бы вполне логично выбрать «европейский путь» и с точки зрения устройства власти. Иначе говоря – путь парламентской демократии. Где нет поста Самого Большого Начальника, являющегося для граждан источником повышенной опасности независимо от своих личных качеств. Где нет соревнований в скоростном беге до президентского кабинета с целью «решить вопрос», опередив конкурента. Где нельзя одной подписью вычеркнуть из бюджета миллиарды рублей, повысить цены или начать войну. Где никакой «фортуны баловень безродный» не может из-за президентской спины вершить судьбы Отечества. Где политики борются за мандаты в законодательной власти, а не за должности в исполнительной. Где партии формируют правительство, а не наоборот. Где отсутствует монополия на власть, на информацию и идеологию...

«Все это – напрасные мечты, – могут возразить автору. – И вообще, у нас другие традиции». Что же, даже в 1987-м призывы к отмене 6-й статьи Конституции были бы расценены как маниловщина. Не говоря уже о многопартийности или независимых СМИ. Но разве традиция руководящей роли КПСС была менее прочной, чем традиция руководящей роли президента?

В свое время было много споров о том, кто будет преемником Бориса Ельцина. При этом все сходились (и оказались правы) в том, что ставка в будущей «игре» столь высока, что нет таких средств, какие не были бы употреблены во имя этой цели.

Рано или поздно начнутся споры и о том, кто будет преемником Владимира Путина. И можно не сомневаться: средства, которые будут применены во имя получения «наследства», окажутся ничуть не лучше.

Не допустить применения этих средств можно, только убрав цель.