Признание олигарха прокурору республики

Что объединяет сегодня столь разных людей, как Борис Березовский и Александр Проханов? Оба они утверждают, что дома в Москве и Волгодонске были взорваны в сентябре 1999 года не чеченскими террористами, а людьми либо принадлежавшими к российским спецслужбам, либо близкими к этим спецслужбам.

Предприниматель Б. Березовский обещает придать этим заявлениям в ближайшее время (не позднее конца февраля) форму юридически документированных обвинений. Писатель А. Проханов использует средства художественного воздействия на общество. В изданном массовым тиражом романе-памфлете «Господин Гексоген» он рисует картину заговора в высших эшелонах российской власти летом-осенью 1999 года, направленного на развязывание второй чеченской войны и использование ее как эффективного инструмента избирательной кампании. Цель заговора – привести к власти «Наследника», призванного гарантировать безопасность погрязшего в коррупции ельцинского клана.

Сомнения в официальной версии взрывов домов в сентябре 1999 года выдвигались и раньше. Слишком много вопросов она вызывала и вызывает своими явными нестыковками (особенно после «учений» в Рязани).

Прошло более двух лет после этого преступления. К судебной ответственности за его совершение были за это время привлечены два человека (не чеченцы по национальности). Состоявшийся осенью прошлого года в Ставрополе суд оправдал их по обвинению в причастности к взрывам в Москве. Суд сделал это не из симпатий к обвиняемым. Они были осуждены по другим серьезным статьям. Просто доказательная база обвинения в подготовке взрывов в Москве оказалась даже по меркам нашего сервильного правосудия скандально фальсифицированной.

Слово «гексоген» прочно вошло в российский политический словарь. Это и неудивительно. Весь сентябрь 1999 года оно вдалбливалось в сознание обывателя всеми средствами массовой информации. Через несколько дней после взрыва уже нашли в Москве какого-то несчастного чеченского рабочего-красильщика, на руках которого были следы гексогена, пытали его, угрожали отдать жену и дочь на растерзание родственникам погибших на улице Гурьянова, заставляя сознаться в организации взрывов. Его освободили только через несколько месяцев. Но подавляющее большинство читателей «Господина Гексогена», а может быть, и сам уважаемый автор вряд ли в свое время обратили внимание на то, что согласно отредактированной официальной версии никакого гексогена не было и в помине ни в Москве, ни в Волгодонске, ни тем более в Рязани.

После того как первая проведенная по горячим следам экспертиза в Рязани показала наличие гексогена и органы правопорядка доложили об успешном предотвращении теракта, ее результаты были официально опровергнуты. Но этого показалось мало. И через несколько дней власти в несколько излишнем рвении и вне всякой логики объявили, что не было никакого гексогена не только в Рязани, но и в Москве, и в Волгодонске, а использовали террористы там аммиачную селитру и алюминиевый порошок. Видимо, предполагалось, что таким способом можно будет окончательно пресечь появление в сознании людей ассоциативной связи между реальными взрывами в Москве и Волгодонске и «учениями» в Рязани.

И когда в декабре в Урус-Мартане обнаружили «лабораторию, в которой готовилась взрывчатка для взрывов в Москве и Волгодонске», то, конечно, в ней нашлись аммиачная селитра и алюминиевый порошок.

Даже вышесказанного уже достаточно, чтобы с большим сомнением отнестись к официальной версии событий 1999 года. Однако до последнего времени общество предпочитало не обсуждать сентябрьские взрывы домов в России. Даже не доверяя предложенной ему версии, оно как бы инстинктивно отшатывалось от этой темы. Есть тайны власти, к которым обществу может быть лучше не прикасаться. Не возвращаются же американцы к загадке убийства президента Дж. Кеннеди. Правда может оказаться слишком чудовищной, а ее последствия для государственности слишком серьезными.

Но опубликованный роман А. Проханова и объявленная Б. Березовским на февраль мировая презентация «разоблачений» не оставляют обществу выбора. Ему придется вернуться к теме сентябрьских взрывов.

Общая канва событий тех дней как в романной версии А. Проханова, так и в реальности политической России лета-осени 1999 года не вызывает сомнений и общепризнана.

Целью операции «Наследник», или как самодовольно назвал ее в одном из своих зарубежных интервью Г. Павловский – проекта «Манхэттен», было предотвратить казавшийся тогда неизбежным и грозивший Семье огромными неприятностями приход к власти клана Е. Примакова-Ю. Лужкова. Для этого необходимо было в кратчайший срок превратить практически неизвестного обществу человека в национального героя. История не знает других средств для совершения такого чуда, кроме войны.

Но война была уже испробована как патентованное средство повышения рейтинга власти в 1994–1996 годах, и крайне неудачно. Она оказалась непопулярной и чуть не привела к поражению на выборах 1996 года.

Поэтому обеспечить успех всего этого «Наследника – Манхэттена» можно было только сделав вторую чеченскую войну популярной. Два события помогли решить эту ключевую для политтехнологов Семьи проблему – рейд Басаева в Дагестан и взрывы домов в Москве и Волгодонске.

Явились ли эти события для них неожиданным, как это не кощунственно звучит, «подарком судьбы» или же они были тщательно срежиссированы?

По первому пункту объем прямых обвинений и косвенных улик в адрес Б. Березовского, основного идеолога и движущего мотора операции «Наследник», становится критическим уже в сентябре 1999 года. Это и свидетельства о встречах Б. Березовского, А. Волошина и Ш. Басаева в Ницце летом 1999 г., и записи перехваченных разговоров Б. Березовского с тем же Басаевым и Удуговым, подтверждавшие прямое участие Б. Березовского в финансировании бандитов и в планировании их похода в Дагестан. Не в силах остановить этот поток обвинений, Б. Березовский идет на отчаянный шаг. В принадлежащей ему «Независимой газете» 12 октября появляется статья главного редактора В. Третьякова, в которой черным по белому было написано: «Совершенно очевидно, что чеченцев в Дагестан заманили, дали им вляпаться в это дело, чтобы получить законный повод для восстановления федеральной власти в республике и начала активной фазы борьбы против собравшихся в Чечне террористов. Ясно – это была операция российских спецслужб (не путать ее со взрывами домов), причем политически санкционированная на самом верху».

Итак, «российской политической элитой» принимается как бесспорное и как должное, что басаевский поход в Дагестан, повлекший гибель сотен русских солдат и сотен мирных дагестанцев, разрушение десятков деревень был организован спецслужбами и был «политически санкционирован на самом верху». С единственной целью: «дать Москве законный повод» для развязывания крупномасштабной бойни, в которой, так же как в 1994–1996 годах, погибнут и будут продолжать гибнуть еще сегодня тысячи русских солдат и десятки тысяч мирных жителей.

Но, в таком случае, чем «санкционировавшие операцию на самом верху», активно в ней участвовавший олигарх, и гордо повествующий о ней редактор отличаются от международных террористов и убийц – Басаева и Хаттаба?

Впрочем, редактор, увлеченный отмыванием любимого олигарха, все-таки краешком сознания понимает, что выбалтывает что-то лишнее и на всякий случай огораживается скобочкой – (не путать ее со взрывами домов).

А почему, собственно, не путать? И рейд Басаева в Дагестан и взрывы в Москве служили закреплению в общественном сознании одной и той же простенькой цепочки условных рефлексов «чеченец – террорист – уничтожить».

Именно взрывы в Москве окончательно закрепили эту триаду. И если ради торжества таких абсолютных ценностей, как «преемственность власти и успех операции «Наследник», «консолидация политической элиты», «величие России», политтехнологи, олигархи и редакторы могли недрогнувшей рукой пожертвовать сотнями жизней в Дагестане, то что остановило бы их от такой же искупительной жертвы в Москве?

Статья, опубликованная 12 октября 1999 года в газете Б. Березовского, – это чистосердечное признание олигарха прокурору республики – да, виновен в организации бандитского рейда Басаева и Хаттаба в Дагестан.

Что касается «санкционировавших операцию на самом верху», то своеобразие политической ситуации России того времени заключалось в том, что «самым верхом» тогда и был штаб операции «Наследник» (Б. Березовский, А. Волошин, В. Юмашев, Т. Дьяченко), действовавший от имени недееспособного президента.

Премьер-министр окончательно стал самостоятельной фигурой, способной принимать решения и нести за них политическую ответственность, лишь 7 мая 2000 года. А драматической осенью 1999 года он еще оставался, как бы это ни было ему неприятно, всего лишь инструментом в руках мнивших себя демиургами российской политической сцены – Б. Березовского и еще нескольких посвященных в последнюю русскую тайну XX века.

Кстати, именно после 7 мая 2000 года выяснилось, что реальный наследник, хотя и, видимо, связанный определенными обязательствами, вовсе не намерен был действовать по всем прописям проекта «Наследник». И первым это на себе почувствовал Б. Березовский. И немедленно, уже летом 2000 года, он начал дозированно, сначала глухо, намеками, потом все более явно и жестко обвинять власть в причастности к взрывам домов в Москве и Волгодонске. Чем безнадежней становились его шансы на возвращение на политическую сцену России, тем громче звучали его обвинения.

Б. Березовский человек творческий. Он изобрел немало оригинальных способов ограбления нации – от реэкспорта «Жигулей» и фантиков «АВВА» до приватизации президентской семьи. Похоже, он открыл и совершенно новый вид политического бизнеса – шантажировать власть разоблачением своих собственных преступлений.