Что делать — тоже понятно: нужен другой президент, другое правительство, изменения в Конституции. Советовать и помогать этим правителям бесполезно — у них другие интересы.

Эти заметки — попытка предупредить: то, что происходит сейчас, может оказаться не просто заключительной фазой постсоветского периода, но и прологом к исчезновению России как суверенного государства.

Я намеренно отказался от публичных комментариев ситуации с правительством. Копаться в раскладе кланов и клик, ведущих нескончаемую войну за убывающие ресурсы России, - занятие неприглядное и бессмысленное одновременно. Ясно одно: в настоящее время все мы являемся свидетелями и участниками последней фазы агонии. Вот только агонии - чего? Какой системе приходит конец? И что, собственно, происходило в ельцинский период истории России.

Можно ли связывать эту систему с именем Ельцина? У меня большие сомнения на этот счет. Система по определению должна представлять собой нечто устойчивое. Если нет стабильности - хотя бы на некоторое время, то нет и системы. Давайте попробуем вспомнить, было ли за весь период правления Ельцина создано хоть что-то устойчивое.

В начале 1998 года могло показаться, что какие-то элементы стабильности присутствуют в российской политической системе, обусловленной ельцинской Конституцией.  Сегодня, после того как менее чем за полтора года сменилось третье правительство, уже для всех очевидно: Конституция, не содержащая в себе никаких противовесов президентскому самодурству, не может быть источником стабильности. Скорее наоборот.

В начале августа того же 1998 года еще могло сохраняться впечатление, что в России появился стабильный рубль - основа будущего экономического роста. 17 августа не оставило от этих иллюзий камня на камне. А тех граждан, которые основали на этой иллюзии доверие к банкам, еще и больно наказало. 

Какое социальное или экономическое явление, институт, можно записать в актив достижений ельцинского периода? В заслугу ему ставят то, что он не уничтожал и не преследовал политических оппонентов. В России любой за это скажет спасибо. Но этим не занимался уже Горбачев. При Горбачеве же появилась свобода слова, пал “железный занавес”. Кстати, при Ельцине о свободе прессы можно говорить весьма условно: закабаление СМИ финансовыми группировками - явление ельцинского периода.  

Появился какой-то прообраз многопартийной системы. Это, действительно, можно считать достижением. Но оно в любой момент может быть разрушено, если будет исполнена угроза отменить выборы по партийным спискам. 

Законодательно оформился институт местного самоуправления: но тут же федеральная власть обрекла его на вымирание, ликвидировав местные налоги.

Все, что в какой-то момент могло считаться  достижением ельцинского периода - стабильный рубль, банковская система, зарождающийся средний класс - оказалось мыльными пузырями и лопнуло в одночасье. Значит ли это, что новая власть должна начинать все с начала? Нет. С начала не получится - по многим параметрам страна отброшена назад по сравнению с 1991 годом.  

Вот только некоторые, наиболее очевидные свидетельства. С 1990 по 1998 год ВВП России сократился почти в 2 раза, доля валового накопления в ВВП - в 1,5, инвестиции в основной капитал - в 4 раза. Ввод в действие жилья сократился с 49,4 млн. кв. м. в 1991 г. до 30,3 млн. кв. м. в 1998. Такой красноречивый показатель как отношение средней зарплаты к прожиточному минимума изменился с 3, 16 в 1992 г. до 1,48 в первом квартале 1999 г. Ожидаемая продолжительность жизни снизилась с 69 лет в 1991 г. до 66 лет в 1998 (у мужчин - с 63  до 60).   Возьмем такую экономическую и одновременно социальную силу, которой в любой капиталистической стране является малое предпринимательство. Ведь он и основа среднего класса, и питательная среда для развития нормального рынка. Так вот: наиболее благоприятные условия для сравнительно быстрого развития малого бизнеса существовали накануне гайдаро-чубайсовских реформ и этими последними были уничтожены. Сначала гиперинфляция 1992 г. разорила тех первых предпринимателей, которые поднялись на волне кооперативного движения 80-х годов. Затем приватизация породила такую обстановку, при которой собственность приобреталась не теми, кто мог ее купить у государства соразмерно со своей способностью ею эффективно распоряжаться, а теми, кто оказался способен скупить ее через ваучеры у населения по мошеннически низким ценам, пользуясь отсутствием законодательных ограничений, своим должностным положением и/или близостью к власти.

Результат известен. Те отрасли экономики, которые позволили протянуть лишние 15 лет Советскому Союзу с его чудовищно затратной экономикой, сегодня стали источником сверхдоходов нескольких тысяч человек. Именно они сегодня,  разделившись на клики и кланы, пребывают в бесконечной борьбе за место у государственного руля.  

Преобразовать эту систему монопольного олигархического капитализма в цивилизованное демократическое рыночное общество гораздо сложнее, чем советскую систему образца 1990 года. Во-первых, государство сегодня не располагает ни политическими, ни экономическими ресурсами реформирования экономики и создания среднего класса в таких объемах, какими располагало тогда. Ему придется заново мобилизовать прежде всего политические возможности для того, чтобы обеспечивать свободную конкуренцию на рынке, собирать налоги, защищать экономику от бандитов, реализовывать процедуру банкротства неэффективных собственников. Во-вторых, олигархические группировки конца 90-х - это не советские монополии времен перестройки. Последним и не снились такие возможности влияния на власть и ее политику, которыми обладают современные олигархи. В-третьих, - и это, наверное, самое главное, - до критического минимума понизился уровень доверия общества к планам демократического и рыночного реформирования страны. 

В целом в 1990 году перед Ельциным стояли три крупнейшие проблемы: его враги — коммунисты; развалившееся государство; неработающая экономика. Сегодня, спустя 10 лет, — все то же, только острее.   

Когда Ельцин восходил на российский политический Олимп, в стране не было такого количества людей с уголовно-сомнительной репутацией во власти, около власти и за пределами досягаемости власти. Размеры коррупции и организованной преступности были еще далеки от масштабов национального бедствия, и позорного клейма, лежащего на России как стране, входящей сегодня в десятку самых коррумпированных государств мира.

В начале правления Ельцина не существовало никакой оппозиции демократическому курсу реформ: ни коммунистической, ни националистической. Благодаря Ельцину  коммунистическое движение в России обрело вторую жизнь, сумело неимоверно возрасти количественно и сформироваться организационно. А русский фашизм как активная политическая сила вообще обязан Ельцину всем - и рождением на свет, и беспрецедентным умножением своих рядов.

В начале 90-х годов Ельцин принял от Горбачева государство, которое начинало трещать по швам, но все-таки еще представляло собой целостную систему управления. Были проблемы с несколькими республиками (Татарстан, Башкирия, Якутия). Это им было сказано в 1991 году (и, кстати, повторено месяц назад, накануне импичмента): “берите самостоятельности столько, сколько сможете проглотить”.  Сказано было только им, а услышали все. И началась безумная гонка за “суверенностью” краев, областей, автономных округов. В результате оказалось: субъекты федерации готовы заглатывать суверенитет в любых количествах, а кремлевские  идеологи просто не знают, где лежит та граница, за которой самостоятельность оборачивается полной утратой федерального присутствия. Сегодня федеральная власть неспособна гарантировать в полном объеме соблюдение в регионах элементарных гражданских прав, обеспечить единство правового и экономического пространства. Она не в силах даже контролировать свои собственные структуры на местах. Под контроль губернаторов (президентов) повсеместно переходят региональные прокуратуры, управления внутренних дел, отделения министерств. Во многих территориях федеральная власть показывается людям только по телевизору. Куда обращаться гражданину за защитой от произвола? Можно - в суд, если, конечно, он также не попал в карман к губернатору. Можно дойти до Верховного Суда. Но еще не факт, что его решения будут выполнены на территории республики, края, области. Особенно, если эти решения идут вразрез с интересами местных властей. Между тем, ельцинская Конституция не содержит в себе никаких противовесов региональному произволу.

Имеет ли эта ситуация что-либо общее с федерализмом? Безусловно, нет. Федерализм - это система разделения компетенций между федерацией и ее субъектами. Неспособность федерации реализовать свою компетенцию свидетельствует о переходе государства в иное качество. В 1990 году, выступая в Казани, Ельцин пообещал: “Будет конфедеративный договор внутри всей России”. Пожалуй, это одно из немногих обещаний, которое он выполнил.

Конфедерация в России означает, что регионы обосабливаются в удельные княжества, каждое из которых живет по своим правилам. В отдельных областях европейской части страны, возможно, победит идея правового государства. Но это - исключение. Большая часть страны будет покрыта чересполосицей авторитарно-криминальных режимов - от классических деспотий азиатского образца и примитивных диктатур в духе Лукашенко - до незатейливых компрадорских образований - легкой добычи колонизаторов. О едином правовом, экономическом и культурном (образовательном) пространстве придется забыть. Что будет с подданными этих государств? Произойдет ли рост их благосостояния?  Навряд ли. Скорее случится привыкание, смирение с теми низкими жизненными стандартами, которые смогут им предложить скудные ресурсами убогие режимы. В социально-экономическом отношении они перейдут в разряд стран третьего мира, а с точки зрения уровня цивилизованности будут отброшены в эпоху варварства.  

Личную ответственность за развитие страны в таком направлении несет Борис Ельцин. Если бездарные экономические реформы можно списать на “молодых реформаторов”, плохую Конституцию - на ангажированных юристов, то процесс феодализации России - целиком на совести президента, который в обмен на политическую лояльность всегда готов закрывать глаза на любое издевательство региональных князьков над гражданами, законом и авторитетом государства. Не случайно и то теплое отношение, которое президентская команда сегодня испытывает к предвыборным альянсам губернаторов, которые не скрывают своего стремления свести к нулю федеральное присутствие в регионах.

Сегодня много говорят о возможном распаде России. Однако, никакой распад не может наступить внезапно, в один момент. Распад - это процесс, который может начаться с незаметных вещей и растянуться на долгое время. Я беру на себя ответственность утверждать, что время правления Ельцина было периодом распада. Распадалась экономика, результатом чего стало банкротство страны. Распадалось государство, постепенно превращаясь в конфедерацию удельных княжеств. Разлагалось общество, отвечавшее на все это криминализацией и падением морали. 

Распадалась не ельцинская система, поскольку никакой системы Ельцин не создал. Распадался советский коммунистический строй. Миссия первого президента России состояла в том, чтобы переломив этот распад, приступить к построению новой системы экономических, политических и общественных отношений. Однако для решения этой задачи нужен был не просто человек (даже очень внушительной внешности и высокого роста) и не просто политик, а государственный деятель, которым Ельцин никогда не был. Очень хорошо зная, как добывать и удерживать власть, он не имел никакого представления о том, что с ней делать. Такой человек был не в состоянии остановить распад. Поэтому все его попытки соорудить что-нибудь долговечное были обречены быть парализованными инерцией распада. 

Сегодня он сам становится жертвой своей органической неспособности к государственному мышлению. Не сумев создать стабильной политической и законодательной системы, Ельцин сам становится заложником непредсказуемого развития событий. Сегодня никто в России, в том числе и сам президент, не может гарантировать того, что нынешний политический режим с его Конституцией и законами не будет сметен силами реванша.

В этой крайне неуютной и неустойчивой ситуации президент и его ближайшее окружение видят гарантию собственной безопасности в сохранении любой ценой личной власти Бориса Ельцина. Отсюда - изобилие неконституционных  проектов развития событий, возрастающее по мере приближения выборов. Для достижения этой цели кремлевские стратеги готовы пойти на что угодно: от безумного объединения с Белоруссией и раздачи России в уделы региональным баронам до создания специального  криминального клана, контролирующего под видом правительства все финансовые потоки страны.

Агония коммунистической системы вступает в последнюю фазу, после которой может наступить клиническая смерть. Сегодня все находятся приблизительно в равных условиях: нет ни одного человека в России, который  в данной ситуации был бы спокоен за свое будущее и будущее своих детей. 

Но все же с горизонта пока еще не исчезли островки надежды. Это - выборы. Конечно, сегодня никто не может дать стопроцентную гарантию, что они будут проведены законным образом и в законные сроки. Но забота об этом - дело политиков и политических партий. 

Главная задача политиков сегодня заключается в том, чтобы воспрепятствовать любым попыткам лишить страну возможности выбрать новую власть, способную противостоять инерции распада и открыть новую страницу истории страны. 

Однако свершение этого исторического выбора зависит сегодня не столько от политиков, сколько от избирателей. На переломе тысячелетий Россия получает последний шанс сохранить и преумножить себя в XXI веке как великая культурная, независимая страна. Вся надежда сегодня - на разум и добрую волю российских граждан.