А может,  это был хорошо рассчитанный пробный шар — как воспримут. Восприняли. В кабинете Явлинского отключили правительственную связь. Это было лучшим доказательством того, что в представлении руководящей элиты Явлинский никогда не был просто скромным экономистом-теоретиком, отошедшим давно от правительственных дел. Некая, как бы исходящая от него угроза ощущалась в том, как часто члены правительства или правительственные эксперты либо ссылались на Явлинского, либо его опровергали. Угроза, очевидно, тем более реальная, что Явлинского никак не назовешь ни коммунистом, ни горбачевцем, ни антидемократом.

Постоянным своим присутствием на политической арене Явлинский опровергает известный тезис: «Иного не дано. Если не мы, то придут коммунисты или фашисты».

Как, собственно, удалось Явлинскому после ухода сначала от Горбачева, а потом и от Ельцина сохраниться на политической арене, не примкнув ни к какой партии и не создав свою? Для посвященных ясно, что созданная и руководимая Явлинским группа «Эпицентр» на самом деле мало похожа на сугубо научное предприятие молодых, оторванных от жизни ученых-теоретиков. «Эпицентр» — это, по сути, отлично подобранная, спаянная команда специалистов — экономистов. политологов, практиков, планомерно и цивилизованно работающая на одного ПРЕТЕНДЕНТА. «Эпицентр» оттачивает программу претендента, проверяет на практике те или иные модели (можно вспомнить нижегородский эксперимент), поддерживает самые активные контакты с политическими партиями и лидерами, отслеживает и анализирует информацию о ситуации в стране и т. д. Регулярность, с какой появлялись те или иные публикации «Эпицентра», позволяет сделать вывод о рассчитанной, намеренной заботе об имидже претендента.

В общем-то, это похоже на ту команду, которая сформировалась вокруг Ельцина, когда он оказался в опале, - но только на другом, более квалифицированном и организованном уровне.

Если первым шаром считать заявление Григория Явлинского в Австралии, то второй шар с громом выкатил Евгений Киселев в телепрограмме «Итоги» два месяца назад. Как выяснилось по опросам фонда «Общественное мнение», рейтинг находящегося не у дел экономиста Явлинского превысил рейтинг действующего президента Ельцина. Особую пикантность сообщению Киселева придал тот факт, что фонд «Общественное мнение», очевидно, напугавшись полученных результатов, скрывал их две недели.

Потом пришел октябрь. Танковые выстрелы в центре Москвы уничтожили одних политиков и изменили планы всех остальных.

Сегодня Григорий Явлинский начал предвыборную кампанию, не скрывая при этом, что для него нынешние выборы — генеральная репетиция других, президентских. Его предвыборный блок уже получил в телеэфире прозвище ЯБЛОКО — по трем первым фамилиям, стоящим в списке (Явлинский, Болдырев, Лукин). В помещении «Эпицентра» на 27-м этаже московской мэрии среди наклеек на окнах, оставшихся от октябрьских боев («Не открывать. Стреляем без предупреждения») началась предвыборная суета по классическому американскому стандарту: все телефоны и факсы заняты, в компьютерах — тексты листовок, десятки посетителей, и среди них — ваш корреспондент.

Взгляд Явлинского на причины того, что случилось 4 октября
 — То, что случилось, имеет предысторию. Реформы в экономике, как их проводили начиная с 92-го года, оказались не только болезненны, но и содержали в себе щемящее чувство бесперспективности. И вот это столкновение между обещаниями и бравурным методом реформ, попытка всем доказать, что есть только одна правота и она лежит только на одной стороне, попытка сказать, что нормальные люди не испытывают никаких трудностей, никакой справедливой боли (а эта боль могла быть воспринята реформаторами как составная часть этих реформ), фактическая сдача негативных переживаний этой реформы в уста оппозиции, — все это привело к тому, что разрыв между парламентом и президентом начал нарастать со страшной скоростью. Если вы помните, в течение 92-го года президент практически не выступал в парламенте — только один раз и коротко.

Не надо сбрасывать со счетов и то, что такие люди, - как Хасбулатов, Руцкой, — это были люди, поддержанные и выдвинутые президентом. В политическом смысле их сделал президент. Особенно это касается Хасбулатова. Оставив парламент без политического руководства и не занимаясь им вообще, не проводя в парламенте никакой своей линии, оставив его на обочине, президент стал тем самым отодвигать его к непримиримой оппозиции. А все предпосылки в самом парламенте для этого были.

Затем, как вы знаете, президент фактически отозвал из парламента всех своих сторонников. Это большое число — порядка 70—100 человек. Этих людей назначили на должности в исполнительные структуры. То есть едва ли не с начала 1992 года по отношению к парламенту велась политика, которая позволяла развиваться в нем самым негативным тенденциям.

Возобладала точка зрения, что на самом деле реформы у нас удачные, все хорошо, вот только Верховный Совет мешает. В чем особый курс этих реформ, какие принципиальные позиции, по которым парламент выступал за или против, не знал сам парламент, а большинство населения и сейчас не сможет сказать. Но пропагандистская машина в этом направлении работала — она выявляла все то отрицательное, что в парламенте было, подчеркивала странность тех людей, которые там находятся... Все это может быть охарактеризовано одним словом — наращивалась конфронтационность.

Наконец, самое главное — давно ведь ясно было, что изменения в политической системе страны, структуре органов власти являются совершенно необходимыми. Так вот, попытка два года ничего в этом отношении не делать вообще, а потом решить все за одну неделю — она не могла привести ни к чему хорошему. Вместо реформаторского процесса был принят метод революционного изменения действительности. Ну а революция имеет свои закономерности, которые мы с вами, к сожалению, знаем хорошо. Вы помните, как трактовался референдум — как победа одной половины общества над другой.

Да, были основания полагать, что президент получил на референдуме значительную поддержку. Но, хотя парламент получил значительно меньшую поддержку, референдум не давал президенту возможности сказать, что люди желали бы устранить парламент с политической арены. Из этой произвольной трактовки родились и идеи об артподготовке, которые потом трагическим образом были реализованы.

Итак, в результате всего этого, а именно — странного подбора людей, длительной изоляции парламента, политики создания в его лице имиджа врага, непринятия конкретных шагов по трансформации политического устройства страны в течение последних двух лет, различные бессмысленные уступки типа федеративного договора (который был вдруг положен в качестве основы на длительное время, хотя было ясно, что он обладает всеми признаками неработоспособности), короче говоря — вся эта линия привела к тому, что в начале сентября парламент уже оказался неработоспособным. Встала проблема — что делать.

21 сентября был издан известный указ. Но кроме внешней стороны событий, существовала еще и внутренняя: насколько власть, в частности, президент был готов к тому развитию событий, которое началось после указа. Я  имею ввиду, что десять дней парламент находился как бы в осаде, и при этом происходили весьма странные вещи. За 10 дней здесь дали возможность собраться, аккумулироваться самым экстремистским силам. Они есть вообще в любой стране, но у нас им дали уникальную возможность — быть защитниками права и конституции. Это просчет для политика глобальный — когда вы отдаете знаковые принципы политики в руки тем, кто, вообще говоря, находится вне права.

- Может быть, президент и не предполагал, что эти знаковые признаки имеют какую-либо ценность?

- Вы ставите вопрос о том, что сама власть не считает законы и конституцию чем-то важным. Ну, если можно постоянно не выполнять свои обещания, менять указы каждый день, если можно правительству все время говорить вещи, прямо противоречащие одни другим, если можно так обменивать деньги, как мы их обменивали летом, если можно все это делать, тем самым, вообще говоря, очень активно вырабатывается негативное отношение, если хотите, презрение к закону, к праву. Укрепляется наше давнишнее желание все построить на силе и на праве сильного.

- Почему же Гайдар и немало других неглупых людей поддерживают такие склонности президента?

- Видимо, им кажется, что так лучше реформы провести. Это же очень глубокое мировоззренческое обстоятельство. Идея примерно такова: мы, мол, знаем и хотим сделать так, как надо. А с теми, кто не может, или не способен, или не хочет, надо поступать соответствующе. Не может или не хочет слабый или отживший материал. Кто слабый — пусть он под кустом ляжет и умрет, он нам не нужен. Это доведенная до предела вульгарная либеральная идея. Выживает сильнейший — все, до свидания. Если вы проанализируете, то окажется, что много описывается примерно такой схемой.

В этом отношении Ельцин как инструмент. Но это для них инструмент: им можно взять и закрыть парламент. Почему нет? На него можно взять и повесить рост цен в сто раз. Все на него—вот такой тип реформы.

- Тем не менее в октябре газеты печатали просьбы народа продлить комендантский час...

- Ясно, что с преступностью — беда. Ясно, что поскольку власть до сих пор ничего разумного в борьбе с этой бедой предложить не может, то вот эти люди с автоматами, перегораживающие Рязанский проспект в пяти местах, и могут быть восприняты как благо. Просто и понятно - в 11 часов вечера сиди дома.

- В таком случае народ, которому полюбился комендантский час, проголосует за сторонников президента Ельцина. На что вы надеетесь?

— А я не надеюсь, я просто знаю, что делать. Ваши коллеги, журналисты, часто задают вопрос, на который я очень не люблю отвечать — почему у меня высокий рейтинг? А я говорю — если людям предлагать мало-мальски разумное решение проблем, а не комендантским часом по голове, то у людей и появляется к предлагающему определенный интерес? Вот одно решение проблемы преступности — комендантский час. А другое — провести децентрализацию МВД. Мы вам на ваши налоги отдадим возможность формировать силы защиты от преступности, как вы этого хотите. И вы быстро тогда с ней справитесь, если хорошо будете платить тем парням, которые вас же будут защищать. Потому что преступность везде разная, вы там живете и знаете, чего больше надо опасаться... Вот когда так разговариваешь — это работает!

Я  же не говорю: «Дайте мне власть, я вам ликвидирую преступность». Нет, я только могу сказать, как можно всем вместе решать проблему и как я ее решал, если б было у меня на то право. Вот и все.

Я  ничего не обещаю. Но для честного разговора с людьми этого не нужно. Цены хотите, чтоб снизились, — вот, пожалуйста: пока не будет тысяч новых магазинов, цены не упадут. Потому что нужна конкуренция. Потесните, уберите мафию с рынков — и цены начнут падать. Мы же видели с вами в условиях чрезвычайного положения, что случилось с ценами — просто потому, что невозможно завозить товары, и цены сразу выросли. Остановить рост цен — нет, не могу. Вместо обещаний я говорю, что нам всем надо делать, это мое принципиальное положение, это, если хотите, мое кредо. А правительство должно создавать условия, чтобы можно было так действовать.

-Допустим, вы возглавили правительство. Означает это полную смену всего аппарата?

— Полную — нет! Я  бы определил ключевые точки — они будут иметь для меня принципиальное значение. Все остальное — это эволюция. Потому что — ну сколько можно разгонять аппарат? Там же люди живые работают. А потом выходят пять указов за одним номером, и все время опять неправильно понимают...

Я, во-первых, считаю, что если мне доверят руководить правительством, то все правительство — это мой аппарат.  И по большому счету мне все равно, кто у меня министр финансов. Потому что я и мои коллеги, мы обязаны иметь представление о том, что там надо делать. Задача министра финансов — просто делать то, что решено, делать это правильно и хорошо.

Другое дело, что он должен меня попытать на полную катушку, прежде чем согласиться. А я должен воспринять его предложения. Но после того, как мы договорились, а он взял на себя роль министра финансов, а иначе говоря — исполнителя бюджета, все, извините, дорогой министр, действуйте, как мы решили. Не может быть заместителя царя по революции. Это схема глупая, как Абалкин при Рыжкове или Явлинский при Силаеве...

В условиях таких серьезных реформ, как у нас, не время и не место создавать правительство, в котором каждый — политическая фигура. Это для парламента, для партий. А аппарат — инструмент ведения реформ, и он не может работать так: Чубайс говорит — у Гайдара есть своя программа, а Черномырдин говорит — у нас есть прежняя, уже одобренная программа. Для меня, например, было бы абсолютно недопустимо, если бы в моем правительстве во время выборов образовалось три блока. Что это такое? О каких реформах можно говорить? Чего вы нас дурите?

Должны быть достаточно ясные критерии, по которым можно судить, справляется ли правительство за отпущенный ему срок. Скажем, до конца года. Не сделали — все, свободны. Нынешнее же правительство не говорит, где критерии, по которым мы можем о нем судить. Сегодня ко мне пришли журналисты,  говорят — Гайдар сказал: мы приближаемся к предельному рубежу ухудшения уровня жизни. Что это значит? Вы скажите, что цены будут расти не более чем на столько-то. Скажите — какой будет курс? Сколько появится частных собственников? И я тогда буду знать — получилось или нет.

Дальше. Вопрос страны, ее будущего — это вопрос точек опоры. Центры реформ и управления страной сегодня расположены не только в московских офисах. Ключевые точки, если не забывать, как устроена наша страна, это крупнейшие регионы. Вот кто не может быть исполнителем моей воли. Вот с кем я должен искать партнерские отношения.

- Скажут: он собирается с регионами партнерские отношения развивать, а мы их уже задавили.

—Здесь мы подходим к главному вопросу: что сейчас полагают сделать по отношению к регионам — их задавят или заложат мину? Если задавят — значит, децентрализация политическая — это блажь. А может, это все-таки была не блажь? А может, если проанализировать экономический, производственный, ресурсный, географический потенциал российских земель, то окажется, что это в условиях либеральной системы разнонаправленные векторы? А может, если посмотреть на все это не с точки зрения единого народнохозяйственного комплекса или задачи построения самой мощной армии в мире — тогда те же возможности, то же размещение производительных сил в условиях конкурентной и свободной экономики читается иначе? В том смысле иначе, что региональные политические элиты выражают не просто какую-то блажь  (я еще не говорю о национально-культурных аспектах), а все это имеет объективные предпосылки? Ну что же мы — теперь задавим, а через год все сначала? А кроме того, еще не факт, что все даже сейчас с этим согласятся. Я-то сторонник конституционной федерации, единой страны, но для меня опять важен вопрос — как. Каким образом это достигается? Для меня средства и методы так же важны, как и цели.

- В чем суть нынешних предвыборных маневров, в том числе ваших?

— Дело в том, что у меня есть несколько императивов. Первый императив такой: сегодня в стране авторитарный режим. Если парламент будет неудачным, то авторитарный режим, прикрытый паранджой в виде парламента, будет укрепляться. Надо сделать все возможное, чтобы парламент все-таки состоялся, не забывая о том, что история парламентаризма в России печальна. Мы не можем в такой момент оставаться в стороне. Мы должны попытаться привести в парламент приличных людей. Надо дать обществу возможность через этих людей как-то воздействовать на ситуацию. Это важная задача. Теперь переходим к маневрам. Как участвовать? Идти по
мажоритарному округу бессмысленно, ну, я пройду, что я там один буду делать? Нужно прийти туда с командой. Команду можно привести только списком, список могут зарегистрировать только партии. Стоит задача — с какими партиями можно войти в договоренность? Сейчас уже есть список, он зарегистрирован. Первые 36 человек — центральный список. В нем в основном специалисты, которые необходимы в парламенте. Региональные списки составлены на основе наших собственных контактов, на основе региональных отделений партий. Конечно, здесь масса сложностей, неясностей даже компромиссов. Многих людей мы знаем очень хорошо. Практически про всех, кого я знаю, я могу буквально объяснить, что он будет делать в парламенте.

- Вам наверняка зададут этот вопрос - на какие деньги вы будете вести предвыборную кампанию?

— Пожалуйста, это правомерный вопрос. Три составные части. Первая—собственные средства «Эпицентра», но этого, конечно, не хватит. Факсы, машины, телефоны и прочую технику мы арендуем. В Москве есть достаточно коммерческих и других структур, которые готовы на два месяца передать нам это в аренду. И третье — после того, как мы соберем подписи и уже зарегистрируемся как претенденты, мы создадим фонд, в который можно будет вложить деньги, и из этого фонда мы будем вести финансирование избирательной кампании.