Явлинский: Нет. Этого сегодня не знает никто. 

Ш.: А чего стоит слово российского правительства? 

Я.: Ничего. Вот это знает каждый. По крайней мере должны бы. 

Ш.: Откуда? 

Я.: Очень просто. Ельцин был членом Политбюро КПСС, Черномырдин был членом ЦК КПСС. Чего стоили их слова тогда, того они стоят и сегодня. 

Ш.: Почему Ваша фракция “Яблоко” голосовала против кандидата Черномырдина? 

Я.: Потому что мы его  знаем уже  шесть лет. Потому что мы не забыли войны, которая велась во время его правления. Потому что мы видим коррупцию, которая встала на ноги во время его премьерства. Потому что знаем, сколько совершено политических убийств, в то время пока он был главой правительства. При нем начились невыплаты пенсий и зарплат. Он был и остается представителем той олигархической системы, которая построила финансовую пирамиду, рухнувшую на наших глазах. 

Ш.: То есть, он — представитель крупного капитала, может быть, даже марионетка олигархов? 

Я.: По крайней мере он не принимает ни одного решения, которое не было бы на пользу определенным финансовым группам. Он — символ слияния власти и денег в в России. Он создал, как у нас в России говорят, капитализ для узкого круга ограниченных людей... 

Ш.:... очень узкого? 

Я.: В Москве проводился опрос: 98 процентов были против Черномырдина и один процент за него. 

Ш.: Во время первого пребывания Черномырдина на посту премьера в российской экономике сложился странный тандем олигархов и мафиози. Может быть у него обязательства перед  этими серыми кардиналами? 

Я.: Черномырдин однозначно представитель определенной части олигархов и сырьевого лобби. Он вышел из Газпрома. У него там собственность  и интересы. Там возник лозунг “Россия и Газпром неразделимы”. Из этого инцеста — денег и власти — не мог получиться никакой другой ребенок , кроме уродливого. 

Ш.: Не потому ли Ельцин так судорожно держится за кандидатуру Черномырдина, что он единственный, кто может Ельцину и его семье гарантировать безопасность в Будущем? 

Я.:Вполне возможно, что это в нынешних переговорах одно из соображений Ельцина. Но он ошибается. Если уж искать кого-то, кто в будущем не станет сводить счеты, то ему не следовало искать среди своих подчиненных. 

Ш.: Но кроме них союзников у него осталось немного... 

Я.: Не нужно забывать, что при многих недостатках у Ельцина есть одно очень положительное качество — он никого не затаптывает ногами до конца, из тех с кем расстается. 

Ш.: И благодаря ему Россия свернула с коммунистического пути. Это гарантирует ему место в Истории... 

Я.: В исторической памяти остались разные люди. И Ельцин там свое место займет. Открытым остается  впрочем вопрос, с каким знаком. 

Ш.:Но от Запада он получает положительные оценки. 

Я.: Запад вообще в этом деле не без вины. Ельцину было позволено расстреливать парламент и вести войну в Чечне, а тем временем ему выдавали кредиты и финансовую помощь. Никто не хотел осознавать , что, скажем, судебная система в России не работает, что антикоррупционные законы совершенно не действуют, что в России не складывается система партий. 

Ш.: Но считалось, что Ельцин победил коммунизм, за это ему многое прощалось. 

Я.: И поэтому ему разрешали делать все, что ему заблагорассудится. Так же точно, как Сухарто в Индонезии. Правда, с той разницей, что последнему удалось в течение 30 лет обеспечивать экономический рост в своей стране. 

Ш.: Но потом все закончилось крахом биржевой и валютной системы и народным восстанием. Ожидает ли Ельцина аналогичный конец? 

Я.: Мы движемся прямым путем к аналогичной развязке. 

Ш.: Иными словами, запад впустую затратил миллиарды из денег налогоплательщиков с тем результатом, что большинству населения в России сегодня живется хуже, чем когда рухнул Советский Союз, и что радикальные реформаторы после семи лет оказались у разбитого корыта, как коммунисты после семидесяти. Кто и что сделал неправильно? 

Я.: Я испытываю чувство глубокой благодарности к Вашим налогоплательщикам, которые позволили тратить их деньги на Россию. Они искренне хотели нам помочь. Я уверен, что 90 % из тех немцев, которые вообще размышляли о судьбах России, желают нашей стране добра. 

Ш.: Значит, вина — на западных политиках? 

Я.: Они не справились со своей задачей, принимая желаемое за действительное. Другая ошибка, такая, какая была совершена в Соединенных Штатах, в том, что Россию превратили в фактор внутренней политики и потому необходимы были постоянные сообщения об успехах в России. 

Ш.: Запад хотел дать новой России кредит доверия — разве это плохо? 

Я.: С 1992 года Запад пользовался им совершенно неверно. Тогда мы приняли бы все, поскольку в течение всего послевоенного периода запад нам не лгал, а поставлял нам правду о жизни. Если бы после крушения Советского Союза была предложена программа развития, ее бы приняли без всяких возражений и сомнений. Запад очень просчитался, когда решил, что у нас уже наступила демократия. Теперь все рушится в одночасье. 

Ш.: Ну и что делать? 

Я.: Это фатальный вопрос российской интеллигенции. А западная интеллигенция сегодня вопрошает: Как же так получилось? Ведь мы же помогали всем этим симпатичным реформаторам — и рыжим, и кучерявым, и лысым, всей этой российской “команде мечты”... 

Ш.: Вы имеете ввиду вице-премьеров Чубайса, немцова и Черномырдина, менеджеров по западному вкусу. Кто управляет кризисной ситуацией сейчас на российский манер? 

Я.: Опираясь на опыт российской жизни, могу вас успокоить: когда не управляет никто, всем правит черный рынок. Он регулирует ситуацию по своим законам. 

Ш.: Значит, все не так страшно? Как-нибудь все образуется? 

Я.: По западным стандартам все конечно совершенно ужасно: миллионы россиян уже три года не получают зарплаты,. Для них экономика остановилась давно. 

Ш.: Пока они застыли в отчаянии. Западные наблюдатели иногда удивляются тому, что сопротивление не принимает больших масштабов. 

Я.: В столице все по-другому, здесь паника возникла потому, что перестали принимать кредитные карточки Visa. Пока столичные все удивлялись, как же это люди там в провинции вообще выживают. Ну а теперь им придется и самим узнать, как это делается. Так долго, конечно, не могло продолжаться, чтобы Москва всасывала все деньги как некое казино, а вся прочая страна просто выживала бы. Теперь вот происходит великое сближение. 

Ш.: Можно ли уже сейчас просчитать народохозяйственный ущерб, происшедший после фактической девальвации рубля три недели назад? 

Я.: Самый крупный ущерб состоит в том, что рушатся банковские струтуры и остонавливаются все положительные процессы, начавшиеся в последние семь лет. Сложилось некоторое доверие к рублю, можно было уже не бояться ничего, имея в кармане только национальную валюту. Теперь это все кончилось. Дети наши выросли незная, что такое очереди. Теперь им придется с этим познакомиться. 

Ш.: Рушатся только фасады потемкинских деревень или шатается уже и фундамент? 

Я.: В прошлое отходит многое из того, что было сделано хорошего и порядочного. Я всегда предупреждал, что излишний оптимизм однажды будет стоить нам доверия. Пока русские бизнесмены не вкладывают денег в собственной стране, не следовало бы и других инвесторов зазывать. Теперь доверие разрушено. И потребуется много времени, чтобы вновь его восстановить. 

Ш.: При каких условиях Вы были бы готова возглавить правительство? 

Я.: Пока у руля Ельцин, ответить на этот вопрос очень трудно. Он настолько своенравен и непредсказуем, что при его склонности к катастрофическим решениям мне просто сложно себе представить, что можно было бы сделать на посту правительства. 

Ш.: Изменился ли Ельцин — или изменилась страна? 

Я.: Ельцин остался таким же, каким и был. Задачи изменились, люди и ситуация. А он остался человеком из другой жизни. Теперь вот рухнула экономика, а ему нечего на эту тему даже сказать. Он не понимает, что происходит в мире. Пока Чубайс был рядом с ним, он ещё мог изредка президенту что-то в ухо нашептать. А сейчас рядом с ним нет никого - вот он и молчит просто. Время его прошло. 

Ш.: Многие уже говорили, что он как бы и не жив вовсе... 

Я.: ...и ужасно при этом ошибались. Борис Ельцин ещё простудился на их похоронах. Проблема его - вовсе не в здоровье. Он просто пропустил время, когда нужно было уйти. Он не созидатель. Он разрушитель, и с этой задачей он прекрасно справился. 

Ш.: Зато теперь он пока полностью парализовал российскую политику. Не оказывает ли Дума ему помощи в этом, отклоняя кандидатуру Черномырдина? 

Я.: Дума просто не может поступать иначе. Пока Черномырдин не утверждён, есть хоть какой-то шанс гражданского диалога с президентом. Ельцин ведь разговаривает с общественностью только в таких кризисных ситуациях. Вот за мной стоят миллионы моих избирателей. А их мнение Ельцина интересует только, когда ему нужно пробить своего кандидата. 

Ш.: Есть ли у Вас рецепт, как хотя бы снизить эту высокую степень криминализации политики и экономики? 

Я.: Правильный путь указывает поговорка: рыба тухнет с головы. Нужно правительство из десяти человек, не берущих взятки — с этого нужно начинать. 

Ш.: Таких десять честных людей в России, вероятно, можно найти? 

Я.: В России живут 150 миллионов людей, и 90% из них нормальные честные граждане. Вот им бы нужно открыть дверь во влась. 

Ш.: Что же будет дальше? Будет ли Ельцин продолжать настаивать на кандидатуре, им выдвинутой, или найдет в себе силы предложить кого-то другого? 

Я.: Никто не знает, что будет делать Ельцин. Мы постоянно живем в условиях этой русской рулетки. Что он скажет или сделает, он и сам сейчас не знает. Вы лучше его сами и спросите, я дам Вам его телефон. 

Ш.: Спасибо, у нас он тоже есть. 

Я.: У меня есть и прямая связь к президенту, и, кроме того, нас конечно подслушивают здесь его люди, если они еще не разбежались. 

Ш.: После трехкратного отклонения парламент будет распущен и глава правительства будет назначен президентом. Ведет ли это напрямую к чрезвычайной ситуации? 

Я.: Вполне возможно, но решающим для этого будет состояние экономики. 

Ш.: И каков Ваш прогноз? 

Я.: Есть такой популярный анекдот: один летит в пропасть, а его друг сверху кричит: “Ты еще жив?” — “Жив.” — “Ноги-руки целы?” — “Все цело.” — “Ну так возвращайся назад.” — “Не могу: я еще лечу вниз.” Вот в такой фазе находится нынешний кризис — пока Вы еще можете приходить ко мне, еще стоит Дума, еще марширует для Клинтона почетный караул. Мы все еще летим вниз. 

Ш.: Григорий Алексеевич, мы благодарим Вас за эту беседу.