Вдова академика Сахарова не будет осуждать Ельцина, если он запретит
коммунистическую партию, и ей все равно, где будет лежать тело Ленина.
Ей не все равно, какой будет следующая Дума, и она считает, что сегодня
это самый важный вопрос. Елена
Боннер ответила на вопросы обозревателя газеты "Время" Наталии Геворкян.
- Когда вы в последний раз были в Кремле?
- Очень давно, на приеме в честь Клинтона, кажется, в 1994 году. И если
бы пригласили, не пошла бы. После Чечни.
- Я хотела спросить о Ельцине. Понятно, что личных впечатлений у
вас нет, но по телевизору вы же его видите. Какое у вас ощущение?
- У меня появляется чувство неловкости, стыда, как будто я подглядываю,
да и все подглядывают и видят то, что не должны бы видеть.
- Как вам кажется, у Ельцина и его семьи есть основания беспокоится
за свое будущее, после президентства?
- Да.
- Почему?
- У нас был счастливый случай - нашелся один Горбачев, который ушел
без скандала. Был, правда, еще Хрущев...Сейчас? Семья президента, думаю,
подвержена чувству страха. И как мне кажется, кое-кто из их окружения этот
страх раздувает. Они боятся чаушесковского варианта или болгарского, когда
судили Живкова.
- Можно ли дать им гарантии безопасности и в какой форме?
- Я не верю в гарантии безопасности, не зная, кто будет главой государства.
Я считаю, что это будет зависеть от личности, а также фракции, которая
будет преобладать в Думе. Я, конечно, надеюсь на благоприятный вариант
для Ельцина и его близких, при том, что я не могут простить ему Чечню.
Для меня Чечня оказалась таким же потрясением, как в 1968-м Чехословакия.
- Вы считаете, что это непоправимая ошибка?
- Да. И потому что столько людей погибло, и потому, что оказалось "значит,
можно". Понимаете? У Ельцина было много из этого ряда "значит, можно".
Я не романтик, но все же считаю, что при всех компромиссах политика не
может быть абсолютно лишена нравственной основы. Ельцин, или режим Ельцина,
разрушил, если хотите, представление о том, что выборы - демократический
механизм. Не только этими коробками из-под ксерокса, а уже в Чечне, "завгаевскими"
выборами.
- Вы говорите, что не хотели бы варианта Чаушеску для Ельцина и семьи
и что этого можно избежать в том числе при определенном, демократическом,
большинстве в Думе.
- Более того. Я почти уверена, дело не в том, что Ельцин антикоммунист,
но он так же, как и я, наверное, понимает, что преобладание коммунистов
в Думе - это гарантированное сведение счетов с ним.
- Только ли коммунистов?
- Ну, я бы весь тот блок, включая "Отечество", отнесла к опасным для
страны и для Ельцина. Тут у Ельцина и у страны одинаковые интересы.
- То есть в этом пункте и ваши интересы совпадают с интересами Ельцина?
- Так получается. Меня только пугает, что Ельцин с его фаворитизмом
довольно часто, как мне кажется, ошибается в людях. Между прочим, единственным
человеком, которому он мог доверять, был Коржаков. Все остальные покупаются.
Дело только в суммах.
- Вы считаете, что это угроза для Ельцина?
- Конечно, в определенный момент интересы окружения, я бы исключила
отсюда семью, могут не совпасть с интересами Ельцина.
- Вы уже года два утверждаете, что думские выборы 1999 года важнее
президентских 2000-го. В какой момент вы это поняли?
- Наверное, после выборов 1996 года, когда стало понятно, что президент,
несмотря на возможности, предоставленные конституцией, во многом клонится
в ту сторону, в которую клонит большинство Думы.
- Ельцин в сочетании с той конституцией, которую мы сегодня имеем,
вызывал у вас опасения?
- Всегда.
- Но мы все же наблюдаем за Ельциным много лет и понимаем, на что
он способен, а на что нет. А если при тех же сверхвозможностях, гарантированных
конституцией, его место займет другой человек, это будет еще более опасно?
- Не думаю. Ведь набор людей, претендующих на президентской кресло,
более или менее известен. Не очень верю в идею, что за этот год у нас народится
десяток новых претендентов. Они будут так или иначе или из администрации,
или из правительства, или из той же Думы.
- То есть вы не опасаетесь сверхполномочий и для нового президента,
но все же считаете, что конституцию нужно менять?
- Да. Могу сказать, чего я ожидаю от новой Думы, если она будет максимально
хорошего состава.
- Это, по-вашему, кто?
- Правый спектр - Гайдар, Хакамада, Федоров и другие - и "Яблоко".
- Лужков с "Отечеством" явно вызывают в вас настороженность?
- С Лужковым сложно. С одной стороны, я отвергаю опасность под названием
"Севастополь". Считаю, что это чистая демагогия. Но Лужков и его окружение
съедят страну. И корочки не оставят.
- Итак, идеально - это правые плюс "Яблоко", которые формируют парламентское
большинство.
- Да. И они могут внести изменения в Конституцию, сделав исполнительную
вертикаль подчиненной избирателю, подконтрольной электорату. Я в этом плане
доверяю даже Немцову. Они, наверняка, не лишат нас того, что мы получили,
- свободы передвижения, свободы слова и других норм демократической жизни,
которые уже внедрились в общество.
- Меня вот только смутили слова о подчинении исполнительной власти
электорату. Я об электорате не очень высокого мнения. Вас не смущает, что
этот самый электорат возьмет и проголосует за Зюганова?
- Я уверена, что не проголосует, потому что этого зюгановского электората,
как не крути, 20 процентов все эти годы. Любой кандидат в президенты, который
выйдет во второй тур с Зюгановым, победит. К тому же я думаю, что в этот
раз электорат не будет шутить шуточки с Жириновским, и его фракции в Думе
не будет. Если, конечно, дураки вокруг президента не подсунут ему голосов
и не подыграют.
- И насколько же реален такой идеальный вариант - правые плюс Явлинский?
- Не реален. Но близкое к половине число депутатов этой узко идеальной
ориентации набрать можно. Всего в думе 450 мест. Надо 225. Для изменения
конституции этого мало, но для того, чтобы не допустить потери того, что
уже есть, и пусть медленно, но двигаться вперед - этого достаточно.
- Вы всегда симпатизировали Явлинскому. А вам не кажется, что он,
претендующий на президентский пост, тоже не будет заинтересован в изменении
конституции и ограничении прав президента. И вдруг окажется, что ваш замечательный
Явлинский...
- Не окажется. Потому что есть некий интеллектуальный уровень, который
ему этого не позволит. Не нравственный, а интеллектуальный.
- Допустим. А в чем, собственно, опасность коммунистической Думы?
Мы живем с ней уже не первый год. Правда, имея президентом Ельцина.
- Риск в том, что коммунистическая Дума все равно рано или поздно посягнет
на демократические свободы.
- А почему же она сейчас этого не делает?
- Боятся в преддверии выборов, другим заняты. А вот если их изберут
на 4 года, то перестанут бояться.
- Мы с вами пришли к выводу, что в чем-то наши с вами чаяния, как
представителей электората, совпадают с интересами Ельцина - и он не заинтересован
в коммунистической Думе, и ему не нужны "разборки" по истечении срока президентских
полномочий. Так может быть, если он найдет себе преемника, это будет хорошо
и для нас?
- Это будет плохо. Преемник - это всегда плохо, это всегда купля и продажа.
К тому же я не верю в ельцинский выбор.
- А если он выберет Явлинского?
- А он не выберет Явлинского. Хотя из всех имеющихся сегодня кандидатов
Явлинский как раз может гарантировать, что не запустит чаушесковский вариант.
И вообще надо прекращать разговоры о преемнике. Не Ельцин должен выбирать,
а мы.
- Есть еще один способ лишить электорат искушения проголосовать за
коммунистов - запретить их. Если Ельцин запретит компартию, вы его осудите?
- Ну, запретит и запретит. Только он этого не сделает. В тот день, когда
Ельцин и Горбачев стояли перед Верховным Советом, страной, народом на трибуне
зала Белого дома, он должен был опубликовать такой указ по России. Это
просто просилось.
- Что же вы ему не подсказали? Тогда вы, наверное, с ним встречались?
- Пару раз. Один эпизод расскажу, а второй нет. Он пригласил нас с Сергеем
Ковалевым к себе, когда уже стал президентом, но еще до августовских событий
1991 года. Сережа уже был председателем комиссии Верховного Совета по правам
человека, а я, как всегда, частным лицом. Зашел разговор о
"500 днях" Явлинского. Вы помните, Горбачев все время что-то в ней
переигрывал, потом появилась программа Абалкина, потом программу Явлинского
как-то размывали, а Ельцин со всем соглашался. Он все время сдавал позиции.
А я считаю, что никакая программа не может быть выполнена, если создается
микст. Или "500 дней" или ничего. И
я тогда ему сказала такую фразу: "Не надо дурачком быть".
- И как Ельцин отреагировал на эти ваши слова?
- Я видела, как его передернуло. Когда мы вышли, Сережа мне говорит:
"Ну, нельзя с таким начальником так говорить". Получается, вроде, как дома
на кухне. Прошли несколько месяцев. 20 августа 1991 года я выступала с
балкона Белого дома, вы помните. Выступила, а уйти не могу. Толпа людей,
журналисты. А я пока пробиралась между булыжниками, подвернула ногу, и
она ужасно болела. Выступал Ельцин. Меня отделяли от него буквально два
охранника. И когда он закончил говорить и стал пробираться назад, то я
решила, что вылезу из гущи за ним. И получилось так, что меня к нему прижали
и в зале за балконом мы оказались рядом. Он посмотрел на меня, обнял за
плечи - а он ведь такой крупный мужчина - и шепотом мне сказал: "В другой
раз дурачком не буду".
- Вот-вот.. Компартию Ельцин, может, и не запретит, но тело Ленина
из Мавзолея, скорее всего, вынесут еще при Ельцине. Как вы думаете, это
вызовет возмущение, бунт?
- Думаю, гражданской войны из-за этого не возникнет. Реакция будет -
да, но не та, которой нужно опасаться. Вообще я считаю, что эта мумия не
имеет отношения к нашей реальной жизни. Лично мне совершенно плевать, где
он лежит.
|