С начала 90-х годов миграция русского населения из республик Северного Кавказа приобрела массовый характер. На втором месте после Чечни по оттоку русских находится Дагестан. Эта проблема здесь настолько актуальна, что при правительстве республики создали даже специальную комиссию, призванную заниматься вопросами русских.

Считается, что люди покидают республику в основном по экономическим причинам. Действительно, 70 процентов трудоспособного населения не имеет здесь работы. В первую очередь это касается русских — квалифицированных рабочих и ИТР с ныне остановившихся заводов военно-промышленного комплекса. Безработица существует повсюду в России, о чем прекрасно знают в Дагестане, но русскоязычные все равно уезжают, отдавая себе отчет в том, что на новом месте будет не легче.

Много говорят и о росте националистических тенденций, при этом часто путая национализм с самым обычным криминалом. Около 10 лет назад в дагестанские города хлынул поток оставшейся без работы и перспектив сельской молодежи. Невозможность заработать в сочетании с отсутствием традиционного для этих мест надзора со стороны старших родственников породила множество крупных и мелких преступных группировок. Они занялись тем, что сейчас принято называть «беспределом»: грабежи, изнасилования, рэкет — жертвами этого чаще всего становились русские, в отличие от горцев не имеющие за спиной многочисленных кланов. Людям подбрасывали записки с угрозами, тексты которых были стандартны: «Русские, уезжайте в Россию!» Граждан вынуждали продавать за бесценок квартиры и дома — это был род бизнеса, в определенной среде считавшийся вполне нормальным, а главное — безопасным.

Спохватившись, власти северокавказских республик сбили криминальную волну. В Махачкале дошло даже до того, что сделки с недвижимостью не регистрировали без письменного заявления продавца (если он русский) о том, что он действует по своей воле. Существовала специальная комиссия, выявлявшая факты принуждения к сделкам. Но главное — на беспредел стали остро реагировать сами местные жители.

Сейчас одинокие русские бабушки в Дагестане живут гораздо сытнее и спокойнее, чем, скажем, во Владимирской или Тверской области. Их не дадут в обиду соседи. Человека, который не может постоять за себя, обязательно защитят друзья и сослуживцы. Тем не менее русских на Кавказе остается все меньше.

Уезжающим соседи устраивают проводы, на которых женщины часто плачут. Одним тяжело уезжать, другим — оставаться. Независимо от национальности здесь у людей общий страх — страх перед завтрашним днем.

В отличие от практически мононационалых стран Закавказья русские в северокавказских республиках были важной демографической составляющей местной этнической пестроты. Они играли роль своеобразного буфера, связующего звена между коренными народами, а потому были востребованы и значимы. Москва всячески поддерживала такое положение, обеспечивая за русскими целый ряд ключевых позиций как в партийно-советской, так и в хозяйственной номенклатуре. Такой расклад устраивал всех. Любые, даже самые незначительные националистические выпады вплоть до скандалов в очередях — не важно, со стороны кого они допускались, — сурово и решительно пресекались местными КГБ. В действительности же национализма на Северном Кавказе как не было, так и нет. Было лишь казавшееся совершенно невинным местничество, которое называется теперь куда более грозно — клановость.

Клановая структура общества характерна для Северного Кавказа. Советская власть всего лишь приостановила действие традиционной многовековой системы взаимоотношений на 70 лет. Теперь схема возвращается, в нее не вписаться русским, а вместе с ними и всем, кто не относится к «допущенным к столу». Поэтому из республик стремятся уехать не только русские, но и многие представители коренных народов, у которых также нет никаких перспектив.

Сейчас в Дагестане осталось около 100 тысяч русских, лет 12—15 назад их было почти вдвое больше. Только в 1998 году из республики выехали около 5 тысяч человек. «Вот ведь дела, — грустно заметил один из местных жителей, — мы все говорим между собой по-русски, а самих русских лет через 20 у нас уже не будет».

Недавно в Дагестане были созданы отделения «Конгресса русских общин» и «Православной партии», призванные защищать интересы русского населения. Возникает вопрос: защищать от кого? Защита подразумевает наличие врага, а его-то как раз и нет. Бороться с клановым укладом — то же самое, что сражаться с явлением природы: в него можно лишь вписаться, приспособиться к нему.

Заселение русскими Кавказа пришлось на период усиления Российской империи. Сейчас же маятник истории качнулся в обратную сторону — Россия слабеет. Ей уже не под силу контролировать ситуацию на южной окраине, все труднее содержать республики, хотя от 70 до 85 процентов доходной части бюджета этих республик составляют федеральные трансферты и субвенции.

В Москве твердят о сепаратизме в северокавказских республиках, а здесь с ужасом говорят о том, что будет, если в один прекрасный день Москва от них откажется. На Кавказе не хотят привыкать к независимости, которая навязывается из Центра.

Политологи на Кавказе считают, что в случае отторжения от России события здесь начнут развиваться по югославскому сценарию. А затем наступит трайболизм — война всех против всех. Ни о каких новых государственных объединениях на Северном Кавказе не может быть и речи — слишком разные народы здесь живут, и слишком много у них накопилось взаимных претензий и обед.

Именно такого развития событий боятся русские, совершенно справедливо полагая, что России до них не будет никакого дела, как это уже показала война в Чечне.

Русские переселенцы стараются осесть поближе — на том же Кавказе, в Краснодарском и Ставропольском краях, Ростовской области. Это не всем по карману. Совсем уж единицы выбираются поближе к Центру, на деньги, вырученные от продажи хорошей двухкомнатной квартиры в столице  северокавказской  республики, нельзя купить даже комнату в московской коммуналке. Те, кто уезжает в Центральную Россию, часто сталкиваются с совершенно неожиданными проблемами — абсолютно непривычный уклад жизни и другая система взаимоотношений. Нередки случаи, когда люди, так и не прижившись, возвращаются на Кавказ. Домой.

Иван Федорович родился в 1910 году в Махачкале, тогда еще Порт-Петровске. Здесь он прожил всю жизнь. Оба его сына настойчиво зовут его в Москву, но в столице старику душно. Его домик выходит окнами на море, а двор увит виноградом, из которого получается чудесное вино. Соседние дома уже проданы и снесены, на их месте построены роскошные особняки. Этот район над морем считается престижным.

— Дом не продам и никуда не поеду, — отрезал дед. — Здесь все мое
— и сад, и море, и люди. Сыновья уехали и соседи тоже. Жаль. Это газеты все пугают — то войной, то еще чем. Не будет ничего, понял? Пей лучше вино.