Говоря о современном мире, нельзя не коснуться югославской трагедии.
Беды нашего завершающегося века начались, как известно, с рокового выстрела
Гаврилы Принципа, оборвавшего жизнь наследника австро-венгерского престола.
Именно тогда впервые весь мир услышал слово «Босния». С тех пор Босния
стала символом конфликта, принимающего неконтролируемую и опасную для Европы
форму. Подчиняясь «боснийскому року», император Николай II объявил мобилизацию.
Ныне американский президент шлёт туда авианосные соединения. Есть ли логика
в кажущемся иррациональным вековом кровавом споре?
Эту логику можно обнаружить, если подняться над эмоциями дня и выстроить
в ряд события нашего бурного века. Югославия, или
государства на её территории явились материалом, используемым западными
демократиями для сдерживания державы, претендовавшей в течение большей
части столетия на европейскую гегемонию, - Германии. В августе 1914 года
Париж и Лондон в союзе с Петроградом выступили на стороне Белграда, чтобы
остановить распространение германского влияния на Балканах. Примкнувший
к ним американский президент Вильсон обрушился (в «14 пунктах») на искусственность
многонациональной Австро-Венгерской империи, но приветствовал союз южных
славян, вставших на пути германского проникновения на юго-востоке Европы.
Именно Англия и Франция создали (в 1918 году) и воссоздали (в 1945 году)
Югославию как средство осуществления этой стратегической задачи - одной
из предпосылок послевоенной стабильности. (Всякий, гуляющий по Булонскому
лесу может лицезреть помпезный памятник первому королю Югославии Александру,
на котором начертано: «Храните союз с Западом -гарант югославской целостности»).
С другой стороны, именно Германия в 1914 и 1941 годах обращала всю свою
мощь против этого государства, пользуясь стандартным приёмом - отделяя
словенцев и хорватов от сербов и стимулируя конфликт между ними.
Хочется ли нашим западным партнёрам вспоминать это или нет, но большую
часть века именно они были гарантами югославской целостности - против кайзера,
Гитлера, а затем и Сталина (когда германская угроза уступила для них место
угрозе советской). Даже когда мир с крушением берлинской стены вступил
в совершенно новую и критическую эпоху, лидеры Запада продолжали держаться
своей традиционной позиции. Не кто иной, как будущий государственный секретарь
США (и бывший посол США в Югославии) Л.Иглбергер провозгласил в 1991 году
решимость своей страны сохранить югославское единство. В том же ключевом
1991 году Европейское Сообщество, Конференция по безопасности и сотрудничеству
в Европе (СБСЕ) и ООН неоднократно и публично подтверждали свою приверженность
территориальной целостности Югославии.
Наши германские партнёры не любят, когда им прилюдно напоминают (как
это сделал государственный секретарь США осенью 1992 года) о том, кто совершил
первый роковой шаг, приведший ко всему тому, что мы имеем сейчас. Между
тем, от упоминания этого факта, факта решающего для необратимости распада
прежней Югославии и интернационализации внутренних (весьма, разумеется,
сложных) югославских процессов никуда не уйти. 26 декабря 1991 года тогдашний
министр иностранных дел Германии Ганс-Дитрих Геншер спустился к группе
стоявших у дверей его резиденции хорватов и объявил об официальном дипломатическом
признании двух северных частей Федеративной республики Югославии - Словении
и Хорватии.
Для французов и англичан наступил месяц метаний в сложившейся совершенно
новой обстановке. В другой части Европы при непротивлении Горбачева распускали
СССР. Еще одна четырехзнаковая аббревиатура исчезала на Балканах. После
сложных внутренних разборок, французы и англичане в конце января 1992 года
уступили волевому натиску быстро осознавших свои новые «особые возможности»
немцам. Иначе альтернативой был бы раскол в рядах Европейского Союза, необходимость
открытой поддержки Белграда, вступившего (что с учетом исторического и
геополитического контекста по меньшей мере не удивительно) на путь вооружённой
борьбы с сепаратистами Любляны и Загреба. Решение ЕС лишило Белград ожидаемой
поддержки. Федеративная Югославия исчезла, уступив место шести самостоятельным
государствам.
США пережили пору моральных конвульсий. Президент Клинтон и государственный
секретарь Кристофер не были готовы к столь явному триумфу абсолютного и
безграничного принципа национального самоопределения над принципом территориальной
целостности, освященного СБСЕ. Недаром реплика Кристофера о побудительных
внешних силах, разрушивших Югославию, вызвала в то время волну острых протестов
в сильнейшей стране Европы. США старались сделать критерием своего подхода
определение характера самообразуемых государственных единиц, не находя
априорно блага в возникшей обвальной и беспредельной фрагментации как таковой.
Напомним, что в то же время президент Клинтон подписывал соглашение о Североамериканской
ассоциации свободной торговли. Таким образом, интеграция в одной (близкой
к США) части мира происходила с синхронной дезинтеграцией в другой. Но
отказ от следования по пути Европейского Союза означал бы (история с Францией
и Англией повторялась) раскол Запада по жгучему текущему вопросу.
Вашингтон предпочел сохранить общую позицию с европейским Западом и
стать одним из вагонов атлантического экспресса, влекомому германским электровозом.
Для идеологического обоснования всей этой комбинации германских инстинктов
и романско-атлантического безволия была широко пущена в обиход черно-белая
схема о дьяволах-сербах и ангелах-мусульманах, поддержанных херувимами-хорватами.
Наши «демократические неофиты» прицепились к заднему вагону устремившегося
в пропасть поезда.
Так сложилась ситуация, из которой мы должны найти, хотя и с большим
опозданием, рациональный выход. Именно ради нахождения этого выхода нелишне
напомнить своим западным партнерам, что они за последние три года полностью
сменили свои базовые ориентиры и едва ли имеют ныне столь уж безусловное
право на «моральное горение» в этом вопросе. Впрочем, какое уж там «горение».
Нынешний тур консультаций демонстрирует полную растерянность и безысходность.
Международный аспект проблемы экс-Югославии, её боснийского эпицентра
обуславливаются принципиальным различием точек зрения на происходящие события.
Две точки зрения выступают как полярные.
Согласно первой - в Боснии имеет место международная интервенция. На
суверенную республику Боснию посягают внешние силы, поддерживаемые «внутренними
злодеями». Как субъект международного права, как член ООН, центральное
боснийское правительство Изетбеговича должно быть поддержано морально,
юридически и, главное, физически. Следует отразить внутрибоснийские сербские
военные усилия как составную часть внешнего по отношению к государству
Босния нападения.
Согласно второй точке зрения, Босния - изначально и органически нежизнеспособное
государство, созданное по ленинскому гибельному рецепту коммунистической
мафией Тито, и используемое в весьма своеобразных интересах такими разноплановыми
силами как воссоединённая Германия и ряд мусульманских «центров силы».
На этой территории идёт жестокая со всех сторон гражданская война и действительной
задачей международного сообщества является нахождение оптимальных условий,
удовлетворяющих три участвующие в конфликте стороны: мусульман, сербов
и хорватов, живущих в Боснии. Решение должно быть найдено для людей, а
не для ополоумевших от властолюбия и крови всех без исключения псевдогосударственных
мужей и полевых командиров.
На первой точке зрения находится американский Конгресс, и до последнего
времени правительство (возможно против собственной воли) и влиятельные
круги в Германии (например, Христианско-социальный союз, выразивший эту
точку зрения на своем съезде). В результате американский авианосец стремится
в Адриатику, американское правительство готово снять эмбарго на поставки
оружия центральному боснийскому правительству в Сараево, а германские вооруженные
силы направляются на Балканы.
Вторую точку зрения занимают дипломатия России, а также возвращающиеся
к реализму Франция и Британия. Если боснийские мусульмане уже вошли в конфедерацию
с Хорватией, то та или иная форма раздела Боснии является неизбежной. Задача
в том, чтобы как можно быстрее и с минимальными потерями завершить этот
конфликт (продолжению которого более всего способствовало бы дальнейшее
вооружение сторон и выдавание им неких авансов со стороны великих держав).
Просвет в сгустившихся тучах блеснул, когда администрация Клинтона в
конце ноября 1994 года впервые признала приемлемость для неё какой-то формы
ассоциации боснийских сербов с Белградом (к этому времени «исчадие ада»
Милошевич превратился в главную надежду Запада). Тем самым Вашингтон если
не на словах, то на деле начинает «отражение агрессии и помощь жертве».
В условиях уже состоявшегося союза боснийских мусульман с Хорватией проблема
раздела Боснии кажется в этом случае неизбежной, возможности перемирия
увеличиваются, а трудности в будущем связываются с вопросом: на какие потери
согласятся мусульмане-хорваты, какая территория (километраж, конфигурация)
устроит боснийских сербов.
Общепризнанно, что Россия исторически и практически оказывала и оказывает
на сербов большое воздействие. И для сторонников обеих точек зрения не
секрет, что сербские победы дадут сербам шанс (и отвратят их от пропасти
международного отчуждения), если именно российская дипломатия «озвучит»
условия мира, впервые, на мой взгляд, ставшие сейчас реальными для Боснии.
Два главных условия напрашиваются сами: сербы получают не менее половины
территории страны (они сейчас владеют 73 процентами, а ветер победы дует
в их паруса) и эта территория представит собой некую цельность (а не фрагменты,
не связанные между собой). Белград немедленно должен быть освобожден от
эмбарго, иначе создающееся сербское государственное пространство возглавит
ксенофобское и очень неуютное для Запада руководство. И если историей суждено
ввести Словению и Хорватию в некую «новую Миттельойропу», то Балканы, освобожденные
более века назад при помощи русского оружия, снова превратятся в достойных
политических и экономических партнёров России, благо страны к югу от Венгрии
не испытывают столь страстного и дестабилизирующего европейскую безопасность
стремления уйти в объятия НАТО и стать маргинальной обочиной Запада. Восточноевропейский
цивилизационный центр рано или поздно осознает, что положение придатка
Запада ценой приобретения «бумажных гарантий» от несуществующей угрозы
далеко не предпочтительнее сохранения действительно независимого существования
и развития согласно выработанной веками парадигме, когда западный опыт
и ценности органически прививаются на собственную почву, а не снимают местную
почву полностью. Европа была, есть и будет единством в многообразии, а
не идеальной унифицированной схемой примитивно-контрастным отрицанием отвергнутой
марксистской унифицированной схемой.
|