Вместе с ним оставили государственную службу и еще несколько человек из аппарата Совмина России, работавших по поручению Президента СССР в группе авторов над программой перехода к рынку, широко известной под названием «500 дней». Это Алексей Михайлов, Михаил Задорнов, Татьяна Ярыгина и некоторые другие, чьи. имена не столь известны. Команда ушла...

Первыми на отставку вице-премьера России, официально принятую  22 ноября, то есть через 35 дней после заявления о ней отреагировали хозяйственники. На следующий же день они свинтили табличку со стены у дверей кабинета «Заместитель Председателя Совета Министров РСФСР Г.А.Явлинский». Остались у нас все-таки еще сферы деятельности, представители которых исполняют свои обязанности (или наиболее приятные из этих обязанностей) с особым тщанием и точностью часового механизма. Ну а в остальном, если не обращать внимания на дырки от шурупов (для таблички с новым именем), жизнь Явлинского и его команды в эти недели после отставки мало в чем изменилась. Та же работа на российское правительство с утра и до поздней ночи, тот же, если не больший, поток людей в приемной, желающих встретиться, обсудить какие-то   важные вопросы, чего-то добиться, в чем-то убедить. Можно даже сказать, что новые обстоятельства и статус бывших государственных служащих высокого ранга вернули их на некоторое время назад, в августовские дни, когда они с другими разработчиками готовили программу в «Сосенках».

В конце ноября - декабре группа, как и несколько месяцев назад, большую часть времени проводила в подмосковном доме отдыха  Совмина республики «Архангельское», работая над проектом законодательства и необходимых к нему документов о приватизации. Все было очень похоже на август девяностого, не было только академика и некоторых членов «президентской» команды (у каждого - свои основные обязанности, а президентского распоряжения о сборе группы на сей раз не издавалось), не так рвались к ним журналисты, желая узнать, какие бумаги здесь составляются, не было ревностного интереса со стороны союзного правительства. Многого не было, хотя грех жаловаться на недостаток внимания к самим персонам: «Взгляд», «Пятое колесо», газеты и журналы выясняли подробности и мотивы отставки, а попутно - и мнение «отставников» о текущем моменте и других проблемах дня.

Команда уходит... Явление несколько странное в нашей действительности. Мы привыкли к тому, что вслед за кем-то, назначенным или избранным на значительный пост, приходят его люди. В известном смысле так произошло и в этом случае. Но уходят, и чаще всего не по своей воле, по одному, выбывая из игры по разным, но не зависящим от «игроков» причинам. А вот чтобы команда оставляла свои позиции, да по собственному настоятельному требованию, - это событие из разряда новых явлений нашей действительности.

22 или 23 сентября я спросил Явлинского, что он будет делать, если союзный парламент не одобрит программу и Россия не сможет ее выполнять. В то время подобный поворот событий казался невероятным: Президент высказался в ее поддержку. Верховный Совет России одобрил убедительным  большинством голосов, сам этот разговор происходил в Вашингтоне во время международной экспертизы «500 дней» которая была достаточно критичной, но в целом позитивной.

- Уйду в отставку- ответил тогда Явлинский. В это не только трудно было поверить, но и сложно было понять.

Через день информационные агентства принесли сообщение из Москвы: все программы, которые обсуждались на тот момент Верховным Советом СССР, одобрены. Парламент также поручил сделать из трех трудносоединимых программ одну и представить результат на новое обсуждение. Трудно описать недоумение, вызванное этим сообщением и у разработчиков «500 дней», и у экспертов с мировыми именами из разных стран, анализировавших, как выяснилось, неизвестно что - один из трех источников и составных частей будущих «Основных направлений».

Именно в этот момент Явлинский испытал что-то вроде минутной растерянности.

- Я ощутил себя боксером, - вспоминает он, - который вышел на ринг, определенным образом подготовившись и рассчитав силы. Выиграл первый раунд, второй, а в середине третьего ему объявили, что это не любительский бокс, а профессиональный и впереди еще не полраунда, а двенадцать. Чтобы продолжать состязание по правилам и на условиях, которые были изменены по ходу дела и к которым не был вполне подготовлен, нужно было вновь и очень всерьез пересмотреть ситуацию. 

Не все в команде тогда сразу оценили, что произошло в Москве   и как
будут развиваться события. Хотя Явлинский, Михайлов и Задорнов,
авторы проекта «400 дней», положенного в основу российской
программы и подготовленного еще в феврале 1990 года, допускали, что программа может быть и не принята, но дальнейшие шаги специально не обсуждались.

Легко сказать «уходит». Общественное положение, должности, к которым только стали привыкать, возможность не только писать программу, но самим реализовывать ее - все же это надо  бросить. Чего ради? Из принципа, из-за невозможности воплотить разумные идеи, сдержать данные принародно обещания.

Явлинский и те из бывшей «президентской» команды, кто ушел вместе с ним, дают всем нам возможность опытным путем убедиться в одной существенной вещи. Способно ли наше общество ценить людей не по должности, а по интеллекту, по той ценности, которую представляет личность сама по себе независимо от наличия или отсутствия атрибутов власти. Условно это можно назвать чем-то вроде «интеллектуальной номенклатуры». Должностная номенклатура, когда человеку сохраняют чиновный уровень, независимо от личных качеств  и  заслуг перед обществом, нам всем очень хорошо знакома и примеры ее губительного влияния не надо слишком долго искать. А вот созрели ли до номенклатуры интеллектуальной, характерной для развитых цивилизованных обществ, когда министр, выходящий в отставку, не превращается в «деклассированный элемент», а остается «господином министром» до конца своих дней? Если он к тому же еще и умен. то
слово его весит   ненамного меньше, а в иных случаях и больше, чем слово министра действующего.

Поскольку проходе с подобных постов и при подобных обстоятельствах люди у нас по своей воле не уходили, то убедиться в возможности существования и в нашей стране интеллектуальной номенклатуры нам еще предстоит на весьма достойном примере. И, может быть, она у нас есть или начинает образовываться. Явлинского, например, до самого последнего дня, до 31 декабря, не выселяли из его кабинета, не лишали транспорта, не отключали правительственную связь, по-прежнему обращаясь к нему за советом или решением тех или иных вопросов. Правда, пришлось издать специальное распоряжение о временном исполнении обязанностей, но это скорее для того, чтобы и здесь хозяйственники не подсуетились. Особенно показательно то, что Борис Ельцин своим распоряжением включил отставного вице-премьера в консультационную группу по подготовке и проведению Съезда народных депутатов, и это распоряжение датировано следующим после принятия отставки днем. Может, и в самом деле появится у нас когда-нибудь интеллектуальная номенклатура?

Заявление об отставке восприняли по-разному. Кто - с удивлением, кто - с удовлетворением. кто - с возмущением. кто - с пониманием. Василий Селюнин, авторитетнейший человек и соратник Явлинского (хоть и лично с ним не работавший) в борьбе за свободный рынок, написал в одном из своих комментариев, что Явлинский слишком поспешил ретироваться. Татьяна Корягина. не менее известный радикал, высказалась в том смысле, что один из основных разработчиков программы «500 дней» вышел из «бункера» Николая Ивановича Рыжкова и сама разработка зарождалась там же, так что хорошего ждать не приходится Член Верховного Совета РСФСР ВЛисин. выступавший в прениях сразу после заявления Григория Явлинского, задал ему такой «теплый вопрос»; а нельзя ли расценить это как предательство?

Что касается «бункера», так это все правильно, не навет, не наговор. Явлинский действительно работал с осени прошлого года в Комиссии по экономической реформе у академика Леонида Абалкина заведующим отделом, то есть фактически можно считать, что у союзного премьера. Он прямо говорит о том, что работа в аппарате союзного Совмина, работа с Николаем Рыжковым его многому научила. Он действительно много времени провел в «бункере», то есть совминовском доме отдыха «Сосны», где составлялись и составляются многие правительственные бумаги и концепции (и где, кстати, познакомился с Татьяной Корягиной), и в какой-то мере их обоих можно считать причастными к тем или иным неудачным начинаниям союзного правительства. Но, думаю, не в большей мере, чем причастен отдельный солдат к поражению армии. И именно понимание бесплодности своей работы в «бункере», несогласие с правительственной программой, понимание невозможности сколь-нибудь значительно повлиять на конечный результат привели Григория Явлинского к мысли о необходимости помимо основной работы делать еще и в корне отличающуюся от правительственной концепцию программы перехода к рынку. Без чьего-либо конкретного заказа и без каких-либо гарантий на реализацию. Просто: обществу - до востребования.

Потом уже он познакомился с молодыми и никому еще неизвестными (как и сам Явлинский тогда) Михайловым и Задорновым, и в результате их совместной работы стали вырисовываться «400 дней», переросшие потом в «500». Но в какой мере все это компрометирует саму работу? Разве место рождения ребенка предопределяет все его качества и уровень способностей? Разве кто-то бросает упрек той же Татьяне Корягиной только за то, что она относительно еще недавно была членом Комиссия по экономической реформе. возглавляемой Леонидом Абалкиным?

Остается только сожалеть о том, что люди. стоящие на близких позициях по принципиальным вопросам, потенциальные сторонники и союзники в борьбе за нормальную экономику и нормальное общество, расходясь в «инструментальных» вопросах. в методах воплощения тех или иных идей. не могут стать союзниками реальными, не могут объединиться ради общих интересов.

Тезис о «предательстве» в связи с заявлением об отставке имел хождение в парламентских кругах России. Некоторые даже высказывали предположение, что Явлинский «специально заслан то ли центром, то ли лично Михаилом Горбачевым для того, чтобы втянуть российское правительство в авантюру».

Отвел обвинение, кстати, сам российский премьер-министр во время дебатов по отставке Явлинского: «Знаю, что он стоял у истока не только этой программы, но и у истока союза Горбачев - Ельцин, вдохновившего и россиян, и весь советский народ».

С настороженностью относились к Явлинскому и некоторые непримиримые российские депутаты. Еще в самом  начале августа они приезжали в «Сосенки», где готовилась программа, и требовали, чтобы он давал подробнейшие разъяснения по программе, с пристрастием выясняя, в чьих она интересах. И их удавалось убедить в том, что здравый смысл, логика, сама экономика требуют создания программы перехода к рынку для всей страны, и так, собственно, эта работа и готовилась.

Рассказываю об этом не для того, чтобы вернуться к дебатам по программам. Хорошо ли, плохо ли, но дебаты эти на сегодня закончены, и остается только ждать, как рассудят время и обстоятельства. Просто важно понять, что политик, если он настоящий политик, должен уметь действовать без страховки, когда точно знаешь, чего следует добиться, но не уверен, что тебя ждет на промежуточных этапах, как отнесутся к твоей деятельности те, ради кого ты работаешь. Когда оставляешь завоеванные уже  позиции ради верности идее и не может быть уверенности, что когда-либо удастся эти позиции восстановить.

Более того, на заседании одной из комиссий, рассматривавших заявление Явлинского. один из депутатов прямо заявил, что будет возражать против возвращения Явлинского, если вдруг такая ситуация вновь возникнет.

Отвечал на резкие упреки депутатов Явлинский просто: это нормальная работа, когда пришёл человек, предложил программу, его поддержали, а реализовать теперь ее невозможно. Нужна другая программа, ее нужно сделать и защитить.

Последний тезис, кстати, был не совсем точен. Еще за 10 дней до заявления об отставке, когда команда Явлинского проанализировала ситуацию и последние решения, принятые обоими парламентами и правительствами, стало ясно, что «500 дней» - не жилец. Тогда же начали размышлять над новой антикризисной концепцией, тоже что-то вроде программы подъема судна после кораблекрушения, только с еще большей глубины. Конечно, это была и пока еще остается не всесторонне проработанная и просчитанная работа, которую можно было бы именовать программой, и в этом смысле Явлинский не кривил душой, но то, что готовится новая работа до «нового востребования» - факт.

- Нелепо обвинять нас в слабости. - рассуждает Явлинский. - Говорят, надо было продолжать бороться. Но как, если все   основные решения уже приняты вопреки программе, вместо координации действий -противостояние, если. наконец. не можешь выполнить данные обещания? Это была бы не борьба, а обман. А отставка - это борьба. Пугаться можно было, когда мы выходили с программой, с конкретными сроками или когда я, например, едва ли не единственный в Верховном Совете,  выступал против нового пенсионного законодательства, пытаясь доказать, что его принятие сорвет все планы по финансовой стабилизации. Только Борис Федоров, министр финансов,  поддержал меня тогда, остальные считали меня врагом стариков и старух. Эти старики и старухи, между прочим, теперь пишут такие письма своему «врагу» Явлинскому.

«Сынок, я очень тебя понимаю и сочувствую, - пишет пенсионер из Обнинска Л.Беляков. -   Конечно, больно и обидно видеть, как детище твое и твоих товарищей, сработанное невероятно тяжелым, на одном дыхании трудом, угасло, так и не начав жить.  И. может быть. ты правильно сделал, выступив с заявлением. Но не уходи в отставку! России нужны ваши светлые головы, и огромная к вам просьба помочь и не отчаиваться».

Писем и телеграмм, и, понятно, не только от пенсионеров, поступило на имя Явлинского очень много. «Вы нам очень нужны, отставку не принимаем -  Ивановы, Сергеевы. Комаровы, Ненины. Красноярск» А вот другая телеграмма: «Не уходите в  отставку, сделайте так, чтобы было все, не важно, по какой цене. Потерпим, мои доходы по сто рублей на человека (это к вопросу о допустимости «шоковой терапии». - М.Б.) - Трегубова, Ленинград».

Непросто давалось решение  об отставке. Помимо политических, профессиональных причин, были еще и соображения другого порядка, не сказать о которых было бы нечестно. Я сидел в своем огромном кабинете, вспоминает Явлинский, и говорил себе: завтра тебе секретарь не скажет: «Я вас соединю» - и ты будешь часами накручивать диск городского телефона и необязательно дозвонишься. Завтра за тобой не приедет четная машина со спецсигналом и ты не помчишься по городу, решая неотложные дела. Завтра ты не получишь заказ, пойдешь пешком в магазин и будешь стоять без уверенности в результате. Ты готов лишиться всего   этого? И когда при взвешивании    на другую чашу весов легли причины отставки, первая чаша    взлетела, не задерживаясь, вверх. 

Немало упреков выслушала в   свое время команда Явлинского  в связи с тем. что их программа допускает безработицу. Пусть, говорили оппоненты, авторы    сами попробуют, что это такое. Сегодня пожелание это сбылось. Явлинский и его команда - первые  безработные, ставшие ими в    результате, можно сказать, существования программы. Конечно, предложений Явлинский и его    товарищи получили немало, и   довольно лестных и заманчивых,    В том числе сам Явлинский получил предложения от высших   руководителей. Но ни он. ни его  команда не сочли возможным принять ни одно из них. Они хотят сохранить верность идее. а не должностям.

Когда в одном из первых своих известинских репортажей о «Соснах» и «Сосенках» я написал, что у неизвестных прежде членов «президентской» команды появился исторический шанс, это вызвало язвительно раздраженную реакцию у представителей «Сосен». Но и теперь, когда «Сосны» восстановили утраченные было позиции, а «Сосенок» практически не существует, я уверен, что такой шанс действительно есть.