Арбатов А.Г.

США И РОССИЯ РАЗГОВАРИВАЮТ 
МИМО ДРУГ ДРУГА.

Спору нет, в те годы царили полное взаимное недоверие и враждебность. Но в то же время обе сверхдержавы оперировали, так сказать, в единой системе стратегических и геополитических координат. Более всего они страшились глобальной ядерной войны или регионального конфликта с последующей эскалацией к такой войне. Это считалось единственной непосредственной угрозой их существованию как стран ХХ века. Имелись негласно признанные сферы исключительного влияния СССР или США, и были так называемые "серые зоны" - открытые для борьбы за влияние. Но при этом обе стороны избегали прямого военного столкновения.
Шло упорное и невероятно расточительное состязание за преимущества в балансах ядерных и обычных вооружений. Но соблюдались и договорные ограничения - особенно, если нарушение могли обнаружить чужие спутники и другие средства контроля. Соревнуясь на глобальном ядерном уровне, сверхдержавы неплохо сотрудничали в сдерживании распространения ядерного оружия в другие страны. Официально - ради военной стабильности и чтобы уменьшить риск его применения в "горячих точках", а заодно (и негласно) - чтобы закрепить между собой обоюдное ядерное господство над остальным миром. Короче, приоритеты безопасности двух гигантов были сопоставимы, хотя интересы на всех уровнях практически зеркально противоположны. Правила игры были ясны, хотя сама игра была опасна и за пол-века однажды, в дни Карибского противостояния 1962 года, привела мир к грани катастрофы, не считая нескольких менее острых кризисов.

Что же происходит сейчас, когда холодная война отошла в ведение историков? Нет всеобъемлющей вражды, нет глобального соперничества, свернута гонка ядерных и обычных вооружений. С теми или иными заскоками идет сотрудничество в региональном миротворчестве, заключаются сделки бизнесменами, на правительственном уровне Запад оказывает России финансовую помощь. 
Но при всем том - явственно ощущается растущее взаимное непонимание в фундаментальных, долговременных сферах безопасности. Россия и США все больше отдаляются друг от друга в таких кардинальных вопросах, как сокращение вооружений и нераспространение оружия массового уничтожения (ОМУ) и ракетных технологий, расширение НАТО и основы будущей системы европейской безопасности, региональное миротворчество и политика на пост-советском пространстве.

Правда, личные отношения президентов двух стран остаются весьма теплыми и милыми. Но к сожалению, эти дружеские чувства все меньше разделяются политическими кругами России и США, в частности их парламентами, дипломатическими и военными ведомствами, прессой и общественным мнением. Оба президента сильно подорвали свой авторитет дома, обоим противостоит широкая и разномастная оппозиция. Ни тот, ни другой не могут обеспечить внутреннюю поддержку своим соглашениям и превратить их в практические дела. Не считая общих фраз, оба утратили видение перспектив российско-американского взаимодействия в мире.

Если внешнюю политику в известном смысле считать бизнесом, то как тут не вспомнить любимую поговорку молодого российского премьера о том, что "бизнес, построенный на дружбе - плохой бизнес, а дружба, построенная на бизнесе - хорошая дружба". Отношения Кремля и Белого дома все больше сползают к первой части этой формулы. Связующая нить между двумя державами становится слишком тонкой и все более натянутой под давлением взаимных претензий, разочарований и недоверия. Дело усугубляется растущим в США безразличием к России и ее ответным чувством оскорбленной национальной гордости с ощутимым антиамериканским оттенком.

Во многом, конечно, дело имеет внутреннюю подоплеку. В частности, все углубляющийся кризис экономической реформы России резко усилил ее и без того огромную финансовую зависимость от Запада. Однако эта зависимость не укрепляет, а подрывает отношения двух народов в широком и долгосрочном плане. Ибо финансовая помощь Запада не выливается в процветание России, а лишь в качестве костыля подпирает тот экономический курс, который повлек в стране за последние годы беспрецедентный хозяйственный спад и развал социальных, правоохранительных и оборонных функций государства. И в этом коренное отличие нынешнего положения от послевоенного американского Плана Маршалла для Европы и от его эффекта на взаимоотношения "доноров" и "реципиентов". 

Безусловно, финансовая зависимость жестко ограничивает свободу рук президента и правительства в других сферах отношений Москвы с Вашингтоном и заставляет жертвовать многим ради сохранения сотрудничества. Но это же с утроенной силой подстегивает широкую оппозицию, не приемлющую ни экономический курс руководства, ни финансовую поддержку данного курса из-за рубежа, ни явного неравенства отношений двух держав десятилетие спустя после холодной войны.

Этм однако дело не ограничивается. Есть серьезные причины расхождения двух держав непосредственно в области стратегической безопасности. Помимо субъективных моментов, особенно ощутимо влияющих на политику Москвы, США и Россия совершенно объективно оказались в весьма неодинаковом положении. Соединенные Штаты не только остаются самой мощной экономической и военной державой в мире, но и обрели беспрецедентную безопасность в традиционном смысле этого понятия. У них самые сильные и благополучные союзники в Европе и на Дальнем Востоке. Бывшие враги резко ослабели, распались или еще недостаточно окрепли.

Соответственно, отошли далеко на задний план прежние угрозы безопасности, связанные с возможностью большой войны и дисбалансами на глобальном ядерном уровне или в обычных вооруженных силах в Европе, Азии и окружающих морях. А на первое место вышли новые проблемы - прежде всего вытекающие из дальнейшего распространения ядерного и химического оружия, ракет и ракетных технологий. Уже в близком будущем эти процессы могут сделать крупнейшие американские города заложниками раакетного удара со стороны тех или иных враждебных и, возможно, авантюристичных режимов третьего мира, которые до сих пор США могли всерьез не замечать, а при необходимости - прихлопнуть как муху. 

Для США такое положение тем более нетерпимо, что традиционно они не подвергались подобной угрозе ни с какой стороны, кроме Советского Сроюза, с которым у них за десятилетия сложились обоюдно признанные и детально регламентированные стратегические отношения стабильного взаимного сдерживания. Из третьих ядерных держав Англия и Франция - американские союзники, а Китай вплоть до последнего времени не имел межконтинентальных носителей, способных достать до территории США. (Кстати, недавнее появление считанных ракет такого класса у Китая - официально признанной ядерной державы - уже вызвало растущие беспокойство и настроения в пользу создания противоракетной обороны в США.) Так называемые "пороговые" ядерные державы все находились вне дальности действия своих носителей, а некоторые к тому же были вполне лояльны США (Иран, Ирак, Индия, Пакистан, Северная Корея, Израиль, ЮАР, Тайвань, Аргентина, Бразилия). 

Понятно, почему перспектива создания Индией, Пакистаном, Ираном и другими околоядерными странами ракет большой дальности и к ним боеприпасов ОМУ воспринимается в Вашингтоне как крушение привычного мира и как военно-стратегическая угроза номер один, затмевающая все остальные проблемы безопасности. Отсюда столь сильное дипломатическое давление на Россию по вопросам ее ядерных поставок Ирану и передачи ракетной технологии Индии, этим же объясняется жесткая силовая линия в отношении программ развития ракет и химоружия Ираком, перехват конракта на строительство реактора в Севеной Корее (приостановленный пока акциями Конгресса США).

Нынешнее положение России совершенно иное. Главный парадокс в том, что внеся несомненно самый большой вклад в прекращение холодной войны, Москва в итоге оказалась в самом уязвимом с точки зрения безопасности положении из всех великих и крупных держав мира. Причем, наряду с новыми проблемами глубокого экономического кризиса и нестабильности на южных рубежах, Россия все острее ощущает потенциальную и вполне традиционную стратегическую угрозу как на глобальном уровне, так и на региональном:и с запада и с востока. 

При сохранении нынешнего уровня финансирования российской обороны имеющийся примерный паритет с США по стратегическим ядерным силам (СЯС) через десять-пятнадцать лет сменится на 3-кратное американское превосходство. И это - в условиях реализации договора СНВ-2, без которого отставание России будет 5-кратным, как было к середине 60-х годов. Вдобавок, США могут быть в процессе развертывания широкомасштабной противоракетной обороны. Десять лет назад Варшавский Договор имел тройное преимущество над НАТО по основным классам обычных вооружений в Европе, а через десять лет Россия будет уступать НАТО в 4-5 раз, не имея при этом сколько-нибудь сильных союзников и, возможно, лицезрея НАТО непосредственно у своих границ. На востоке Китай, весьма вероятно, имея 5-кратное превосходство по ВВП и 11-кратное по населению, приобретет значительное преимущество над Россией по обычным силам и сопоставимость по ядерным вооружениям. (Индо-пакистанские начинания скорее всего вызовут ускорение китайских ракетно-ядерных программ.)

В то же время, проблемы нераспространения, при всех официальных реляциях об их важности, реально стоят намного ниже в списке приоритетов безопасности Москвы. Это наглядно продемонстрировала ее сдержанная и весьма спокойная официальная позиция по индийским ядерным испытаниям. Во-первых, дело в том, что традиционные проблемы уязвимости на западе и востоке для России (не в пример США) не исчезли и есть ощущение их предстоящего обострения. Во-вторых, в отличие от Вашингтона, Москве не привыкать к незащищенности от ядерного оружия третьих держав. Уже несколько десятилетий страна открыта для ядерных сил Англии, Франции, Китая, Израиля (пусть необъявленных). После ограничения систем ПРО договором 1972 г. СССР и России оставалось лишь полагаться на сдерживание потенциальных противников возможностью ответного удара. Появление еще двух-трех ядерных держав для России - новость плохая, но в принципе не революционная. И их средства не обязательно будут нацелены на Россию, даже если они расположены ближе к ней, чем к США. 

Разумеется, никто в Москве не поощряет ракетно-ядерное распространение как таковое. Весь вопрос в том, чем готовы ради нераспространения пожертвовать, и это в-третьих. Нажим США за прекращение российского сотрудничества с Индией и Ираном подразумевает немалые жертвы как геополитического, так и коммерческого характера. Их необходимость для России не самоочевидна. Тем более - когда не нарушаются нормы договора о нераспространении ядерного оружия (ДНЯО) и режима контроля поставок ракетных технологий (РКРТ). Когда у России так мало статей высокотехнологичного экспорта. И когда американская политика демонстрирует изрядную и вполне понятную гибкость в отношении "негласного" ядерного потенциала Израиля или в случае вытеснения российских поставщиков из ядерного проекта для Северной Кореи. Есть основания предполагать, что в недалеком будущем изменится линия Вашингтона по Ирану и там тоже пойдет в ход "северокорейская модель". 

Радикальная точка зрения состоит в том, что вообще вся американская политика нераспространения направлена исключительно на утверждение монополии США на мировом рынке ядерных технологий и материалов. Конечно, это не верно. У США, помимо коммерческих соображений, есть серьезнейшие резоны волноваться по поводу угрозы распространения для своей безопасности. Но у России другие резоны, в первую очередь потому, что объективное положение другое. И поскольку бытие все-таки определяет сознание, это положение сказывается на ее позициях по международным вопросам.

Легко предвидеть возражение приведенным рассуждениям и в России, и за рубежом: все это есть "старое политическое мышление" и не имеет никакого значения после окончания холодной войны. Ни НАТО, ни Китай не собираются нападать на Россию, у них с ней развиваются партнерские отношения. Главные проблемы безопасности России имеют внутренний характер, а вовне - они полностью изменились, что признано и в ее официальной концепции национальной безопасности. 

В принципе, эти возражения правильны, но при некоторых важных оговорках. Прежде всего, внутренние истоки проблем безопасности не избавляют от необходимости думать и о возможных внешних угрозах. Кстати, одно из коренных отличий от периода холодной войны для России состоит в том, что поддержание обороноспособности не идет более в ущерб гражданской экономике. Финансовый кризис порализовал одновременно и народное хозяйство и оборонную промышленость и вооруженные силы. Хроническое недофинансирование национальной обороны загнало в глубокую депрессию индустриальные регионы, нагнетает социальное возмущение в армии, подрывает радикальную военную реформу и конверсию, срывает выполнение Россией договоров по разоружению. Приоритетное внимание внутренним делам не помешает, а наоборот существенно облегчит решение внешних проблем безопасности.

Далее, планируя стратегию развития отношений с другими странами на десять и более лет вперед, приходится принимать во внимание не только их сегодняшние намерения, но и будущие возможности, в том числе и военные. Добрая воля в отношениях между государствами - дело хорошее, но в реальном мире вечно полагаться только на нее недальновидно, если добрая воля не подкреплена практическим взаимным интересом сторон и регламентацией (или интеграцией) силовых инструментов их политики. 

Наконец, новое мышление привлекательно только тогда, когда им руководствуются все стороны и не применяют его избирательно. Российский курс по всем этим критериям далеко не всегда отличается организованностью и последовательностью. Но другие страны тоже дают немало поводов для недоверия. Например, когда речь идет о вероятной будущей системе ПРО территории США, их нежелании спускаться гораздо ниже уровня СНВ-3 по ядерным вооружениям или о расширении НАТО на восток - Россию убеждают не беспокоиться и упрекают за излишнюю подозрительность и рецидивы старого мышления. 

В то же время, когда встает вопрос о ликвидации российских тяжелых ракет по СНВ-2 и сохранении запрета на МБР с многозарядными головными частями, установлении фланговых ограничений на российские войска на Северном Кавказе - тут США и их союзники демонстрирует вполне традиционный подход и очень серьезно относятся к частностям военного баланса. Остатки 11-й армии в Калининградской области почему-то не дают покоя Западу. Но никто не потрудится объяснить, зачем и для каких "новых функций" миротворчества НАТО нуждается в пятнадцати тысячах танков по новому договору об обычных силах в Европе (ДОВСЕ-2)? Досужие журналистские домыслы о возможности переброски тактических ядерных вооружений в ту же Калининградскую область недавно вызвали настоящую панику в Польше. Но когда со стороны НАТО Москве было отказано в предложении подписать договор о неразмещении ядерного оружия в Центральной Европе, ни в Польше (ни в Чехии или Венгрии) никто даже глазом не моргнул. И как вообще согласуется новое мышление и реформа НАТО с содержанием нескольких сотен американских тактических ядерных авиабомб на европейских складах?

Планы масштабного перевооружения новых членов НАТО трактуются как чисто рутинное дело: должна же быть совместимость сил союза. Сотрудничество России и Белоруссии в области ПВО и сохранение российской дивизии неполного состава в Армении - повод для недовольства и противодействия. Соглашение о поставке российской системы С-300 Кипру (или как вариант - Греции) возведен Турцией в казус для войны - при полном попустительстве НАТО. Хотя речь идет не о каких-то бандитских режимах, а о добропорядочных странах - кандидатах в Евросоюз или даже членах НАТО. И вопрос не о наступательных, а о сугубо оборонительных средствах, ради легализации которых Вашингтон потратил столько времени и сил на переговорах о разграничении систем стратегической и тактической ПРО. Список подобных примеров двойных стандартов можно было бы продолжать и дальше. 

Что же касается намерений, то главный довод Запада и вновьприбывших к нему стран состоит в том, что "ничего плохого от НАТО не может быть, потому что не может быть никогда". Однако и здесь опыт последних лет неоднозначен. С протестами Москвы не посчитались при нанесении авиаударов по боснийским сербам под прикрытием весьма сомнительной интерпретации мандата ООН. Дейтонский мир, к которому за неимением лучшего присоединилась и Россия, остановил кровопролитие. Но будучи навязан силой одной из сторон - этот мир не устоит без миротворческого контингента, который не может стоять там вечно. Ту же модель США начали осуществлять в Косово, угрожая ударами Сербии и фактически приняв сторону косовских сепаратистов и поддерживающей их Албании. И здесь в НАТО не считают нужным предварительно согласовывать свою политику с Россией в духе Основополагающего Акта 1997 г. Это дало повод российским скептикам поднять тревогу, что модель Косово будет вскоре проэцироваться, скажем, на Северный Кавказ. 

Если уж Запад столь принципиально выступает за самоопределение национальных меньшинств, то почему он в других аналогичных случаях занимает прямо противоположные позиции: по Карабаху, Абхазии, Приднестровью, турецким курдам и другим сподвижникам интифады? Очевидно, что в отличие от публичных деклараций, дело не в высоких принципах, а скорее в весьма прагматических политических предпочтениях и интересах в каждом конкретном случае. Это стало четко прорисовываться после окончания холодной войны и прямолинейного черно-белого противопоставления: совбода-коммунизм, и это в общем-то нормально в пост-биполярном мире. 

Но именно поэтому аргументы типа: "ведите себя хорошо, и вас не тронут" - вызывают в России прямо противоположную реакцию. Москва имеет точно такое же право определять и отстаивать свои интересы, которые в ряде случаев могут объективно расходиться с интересами США или Запада в целом. Во избежание конфликтов эти интересы нужно и можно согласовывать не переговорах и достигать консенсуса на основе компромиссов. Но кто поручится, что через десять лет интересы России будут приниматься во внимание в большей мере, чем до сих пор? Особенно, если все объективные экономические и военные опоры российской дипломатии будут деградировать и в дальнейшем. 

Эйфория начала 90-х годов испарилась, интеграция России в Западный мир кавалерийским наскоком не получилась. Нам предстоит долгий период "переналадки" отношений сообразуясь с новыми реальностями, имея целью укрепить и выровнять линии сотрудничества и избежать новой холодной войны, пусть и регионального масштаба. Заботиться об этом не значит руководствоваться "старым мышлением" - скорее это можно назвать "нео-новым" конструктивным и реалистическим мышлением.

В отношениях России и США в сфере безопасности пора перстать закрывать глаза на то объективное обстоятельство, что отныне их интересы и приоритеты не одинаковы и даже не параллельны. Убеждать друг друга в важности своих приоритетов бессмысленно и безнадежно. Вместе с тем, совершенно очевидно, что при всем неравенстве отношений двух держав, им не решить своих проблем безопасности друг без друга и тем более, действуя друг против друга. Следовательно, на высоком политическом уровне должно быть достигнуто взаимопонимание и увязка в решении разноплановых вопросов. Попросту говоря, США должны пойти навстречу озабоченностям России в вопросах глобального стратегического баланса, соотношения обычных вооруженных сил и тактических ядерных средств в Европе - особенно в свете расширения НАТО на восток. А Россия, в свою очередь, будет больше учитывать интересы Америки в деле нераспространения ОМУ и ракетных технологий.

Речь конечно не идет о предательстве интересов союзников и партнеров или полном и безоговорочном принятии требований, скажем, по отмене решения США о расширении НАТО или разрыве контрактов России с Индией или Ираном. Просто на макроуровне нужно отбросить прежнюю модель диалога двух сверхдержав по единой системе приоритетов, которой больше нет, и перестроиться на иной формат взаимодействия. Чем больше заинтересованность одной из сторон в решении важных для нее вопросов, тем больше ей придется "заплатить" в тех делах, которые волнуют другую сторону. Вероятно, такой подход было бы легче объяснить общественному мнению обеих стран и обосновать в их парламентах.

 В качестве самой общей иллюстрации можно предложить, чтобы США и Россия безотлагательно начали переговоры о гораздо более глубоких сокращениях СЯС (скажем, до уровня 1000 боеголовок). При этом, договоренность о соблюдении договора по ПРО была бы дополнена соглашением, что выход из него может быть только обоюдным и предусматривать создание общей системы ПРО, к которой могли бы присоединиться и союзники двух держав. Договор СНВ-3, если его заключить быстро, мог бы быть ратифицирован Россией вместе с СНВ-2. До того обе стороны взяли бы обязательство на практике следовать параметрам СНВ-2, а система контроля и так обеспечена по договору СНВ-1.

В Европе следует договориться о неразмещении тактического ядерного оружия США и России в Центральной и Восточной Европе (включая бывшие республики СССР и Калининградскую область), а также о его глубоком и контролируемом сокращении и ограничении вне этой зоны, включая склады и хранилища. В свете расширения НАТО в новом издании ДОВСЕ нужно не подгонять силы новых членов под уровни договора, а согласовать радикальное (не менее чем на 50%) сокращение его потолков. Также целесообразно сохранить старую формулу ДОВСЕ, по которой любая группа государств, представляющая собой военный союз, не должна коллективно превышать в Европе 50% от общей суммы вооружений всех участников договора. 

Любые возражения, что это слишком жестко ограничит силы НАТО, должны быть отвергнуты как "старое мышление" и свидетельство враждебных намерений в отношении тех, кто остается за порогом союза. В Европе после холодной войны незачем держать десятки тысяч танков и многие тысячи боевых самолетов. Если расширение НАТО отвечает праву каждой страны свободно избирать союзников, то одновременно это не должно наносить ущерб безопасности других держав, которые не вступают в союз, но сотрудничают с ним в миротворческих операциях, разоружении и нераспространении ОМУ.

Со своей стороны Россия должна обеспечить гораздо более строгий госконтроль над вывозом за рубеж ядерных материалов, оборудования, ракетной техники и двойных технологий. В соответствующих режимах ДНЯО и РКРТ можно предусмотреть более строгие ограничения и глубокую транспарентность. На взаимной основе Россия и Запад должны теснее координировать свои поставки и по возможности развивать совместные экспортные проекты.

Что касается Индии и Пакистана, то их вступление в ДНЯО в качестве ядерных держав ("усыновление") не допускается его III-й статьей и разрушило бы договор, подав пример другим пороговым странам создавать ядерное оружие и присоединяться к договору, чтобы пользоваться его благами сотрудничества в мирной атомной энергетике. Однако Россия и США могли бы объединить усилия, чтобы добиться распространения контроля МАГАТЭ на все мирные и военные атомные объекты Индии и Пакистана, чтобы прекратить наработку оружейных материалов. Москва и Вашингтон, кстати, могли бы показать в этом пример и привлечь другие ядерные державы к такому соглашению. Далее, нужно обеспечить присоединение Индии и Пакистана к договору о всеобъемлющем запрещении ядерных испытаний. Это позволит свернуть начавшуюся ядерную гонку на суб-континенте и прервать цепную реакцию мер в сфере наступательных и оборонительных программ Китая, США, России, а также дальнейшего ядерного распространения по горизонтали. 

Детальная проработка новой системы взаимодействия не тема настоящей статьи, это дело профессионалов обеих держав. Но принципы и направление действий профессионалам должны задать политики. Период пост-холодной войны завершился или завершится в ближайшие год-два. Новая эпоха предполагает новые принципы сотрудничества, иначе будет продолжаться бег на месте и распад отношений великих держав в области безопасности.