Борис Вишневский

Прославленный бард, поэт, автор множества книг и нескольких сотен песен и стихотворений. Знаменитый ученый-океанолог, академик РАЕН, профессор МГУ, автор сотен научных публикаций. Мореплаватель, исходивший почти все океаны планеты, искатель загадочной Атлантиды, не раз спускавшийся на дно морское. Лауреат всевозможных премий, увенчанный титулами и званиями…

Но разве дело в этом? Да не имей он ни одного титула и премии — он все равно оставался бы на порядок более знаменитым и более любимым нами, чем те, кто увешан ими, как новогодняя елка игрушками. Потому что он — наряду с Булатом Окуджавой и братьями Стругацкими, Юрием Визбором и Александром Галичем — один из Учителей нашего поколения мальчишек 60-х годов, которые росли вместе с его, шестидесятника, песнями. И сегодня, постарев на три-четыре десятилетия, мы по-прежнему считаем его песни частью своей души.

«Геркулесовы столбы» и «Перекаты», «Снег» и «Песня полярных летчиков», «Предательство» и «Деревянные города», «На материк» и «Жена французского посла»… И, конечно, «Атланты» — неофициальный гимн Петербурга, который Городницкий до сих пор называет Ленинградом. Но вовсе не потому, что является поклонником коммунистического вождя. «Я помню ленинградскую блокаду — а петербургской не припомню, нет…», — скажет он в одном из своих стихотворений… И по сей день именно «Атлантами» неизменно заканчиваются питерские концерты Городницкого, которому неизменно аккомпанирует его давний друг, знаменитый исполнитель Михаил Кане, и неизменно набитый битком зал встает, подпевая.

Мы пели его песни на кухнях и на студенческих вечеринках, у походных костров и у подножия горных вершин. Мы переписывали друг у друга слова и аккорды и собирали записи на «ленточных» магнитофонах. Тридцать пять лет назад у меня дома стояла приставка «Нота» (на «настоящий» магнитофон не было денег), и, подключив ее к радиоприемнику, можно было записывать и слушать песни. Одной из первых у меня появилась лента с записью концерта Городницкого — его пластинок тогда еще не выпускали, первая, кажется, появилась лет через десять. И гитару я когда-то взял в руки для того, чтобы не просить друзей спеть мне что-нибудь из песен Окуджавы, Городницкого или Визбора, а петь их самому…

Один из очень и очень немногих, он сохранил не только безупречную репутацию, но и молодость души. Он до сих пор пишет стихи и песни и когда стоит на сцене и поет — невозможно представить, что нас с ним разделяют два с лишним десятка лет. И хочется верить, что есть Атлантида — там, где он ее искал, где плавал его любимый герой Одиссей и где, как написано в самой любимой мной его песне:

У Геркулесовых столбов дельфины

греют спины,

И между двух материков

огни несут суда…

Александр Городницкий: «Надеюсь на новую оттепель и даже — на теплое лето»

— Александр Моисеевич, на сколько лет вы себя сами ощущаете?

— Когда не болею и не оборачиваюсь на зеркало — на значительно меньшее число лет, чем по паспорту.

— С чем это связано?

— С тем, что мне повезло в жизни: все время есть интересная работа. Она не дает возможности думать о возрасте, болезнях и многих других вещах. Я много лет плавал в Мировом океане и привык к тому, что судно, которое идет определенным курсом, гораздо меньше подвержено влиянию качки, чем судно, лежащее в дрейфе.

— Прямо из вашей песни: «Для судна, что стало на вечный прикол, ветров не бывает попутных»…

— Вообще-то это сказал Сенека: «Если корабль никуда не плывет — ни один ветер ему не попутный».

— Есть ли новости по части вашей основной профессии?

— Это зависит от того, какую профессию считать основной.

— Ту, что в трудовой книжке: океанологию. Чем порадуете?

— Если речь о моих личных увлечениях в последнее время в науке, у меня, видимо, на почве старости поехала крыша, и я стал заниматься тем, в чем очень мало понимаю. Меня заинтересовала возможная связь глобальных биологических катастроф на поверхности Земли с инверсиями магнитного поля Земли. Такая инверсия может привести к глобальным катастрофам, к заменам одних видов организмов на другие. В прошлом уже обнаружены корреляции между такими ситуациями и переменой знака магнитного поля. Неприятно, конечно, если такое случится вскоре, но ничего не поделаешь. С другой стороны, я могу обрадовать наших читателей тем, что никакой катастрофы, связанной с глобальным потеплением, которое нам все пророчат, не произойдет. Напротив, через несколько лет начнется глобальное похолодание, и мой родной Петербург — Ленинград не утонет.

— В 2006-м вы говорили мне, что будет малый ледниковый период…

— Через 20—25 лет, вероятно, начнется серьезное похолодание.

— Пора запасать теплые вещи?

— Конечно. Валенки и так далее. Но вы не беспокойтесь: похолодание куда легче пережить, чем глобальное потепление. Ничего катастрофического не будет, человечество выживет. Ведь нечто подобное уже было в начале XVII века. Тогда замерз Босфор, товары в Венецию возили по льду, в России в августе 1601 года уже выпал первый снег и замерзла Москва-река. Весь урожай погиб, по русской земле пошли голод и мор, и пало правительство Бориса Годунова. Это похолодание было одной из главных причин начала Смутного времени, окончание которого мы теперь празднуем как День народного единства. Но если в XVII веке мы это пережили, то в XXI веке, при соответствующем уровне техники, и подавно переживем.

— Выходит, нас скоро ждет новое Смутное время?

— А вот тут не берусь строить прогнозы…

— Слышал ваше предсказание о том, что по линии Мертвого моря пройдет разлом и Израиль отделится от арабов.

— Этот разлом уже есть. По линии от вершины Хермона до Эйлатского залива Красного моря идет меридиональная трещина — так называемый Мертвоморский трансформный разлом. Вдоль Кинерета, вдоль Мертвого моря и далее через пустыню Негев до Эйлата. По прогнозам, которые мы сделали вместе с израильским геологом Арье Гилатом, этот разлом преобразуется в рифтовую трещину. В результате Израиль отделится от Иордании, к нему присоединится обратно Синайский полуостров, все это уплывет в океан, и закончится интифада.

— Когда это произойдет?

— Самый минимальный срок — от 18 до 20 миллионов лет. Я читал на эту тему лекцию в Тель-Авивском университете, и, когда я назвал цифры, слушатели несколько приуныли, но я сказал: ребята, надо держаться! Не так долго осталось.

— Вам не кажется, что политическое похолодание в России опередило климатическое?

— Мне хотелось бы, чтобы «политический ледниковый период» был «малым». Но, поскольку ледниковый период человечеству проще переживать, чем необычную жару, то думаю, что мы его переживем, и я надеюсь, что наступит новая оттепель и даже теплое лето.

— То, что происходит сейчас, напоминает то, что происходило после хрущевской оттепели, которую вы должны хорошо помнить?

— Ну что вы, ничего общего! Хрущевская оттепель происходила на фоне все той же авторитарной системы, всевластия КПСС, полного контроля за всеми СМИ, цензуры и так далее. Рывок России в направлении к демократии после 1991 года был несравнимо больше, чем после Сталина, и я думаю, что в любом случае он необратим. Кроме того, при Хрущеве мы жили еще за железным занавесом, созданным Сталиным. Сейчас же мы экономически интегрированы в мировую систему, и это очень сильный фактор, удерживающий от возврата назад. Думаю — и очень надеюсь, — что движение страны в сторону свободы и демократии необратимо. Хотя есть тревожные сигналы: например, в программе у Владимира Соловьева Александр Проханов, реабилитирующий Сталина, получает на 20 тысяч голосов телезрителей больше, чем Николай Сванидзе, а 55% населения считает, что Россия — для русских. Это позорище. Это говорит о том, что люди готовы жить в условиях постоянного политического «холода».

— Массовое преклонение перед Путиным похоже на сталинский культ?

— Нет, конечно. Могу вас успокоить: мне есть с чем сравнивать. Выросший в эпоху идолопоклонничества, я хорошо помню всех этих чудовищ — Гитлера и Сталина. Надеюсь, что ничего подобного культу Сталина не повторится не только в российской, но и в мировой истории. Да что сталинские времена — а как «наш дорогой Никита Сергеевич»? Что касается культа Путина: у нас в России всегда обожают действующего начальника. А бывшего начальника быстро забывают — да еще и стараются на него свалить все трудности.

— Вы сами ждете чего-либо от прихода «нового начальника»?

— Я считаю, что персональный вариант на фоне того, что мы могли ожидать, далеко не худший. Если же говорить о перспективах, то, как заметил Корней Иванович Чуковский, когда к нему после снятия Хрущева пришли писатели с соседних дач и стали спрашивать, что будет: «В России надо жить долго». А наперед я сказать ничего не могу…

См. также:

Оригинал статьи
Борис Вишневский