Беседовала Наталия Демина

Существуют ли в современной России случаи злоупотребления психиатрией? Почему шведы искали Р. Валленберга в том числе и по психиатрическим больницам России? Насколько достоверно Достоевскому удалось показать внутренний мир своих героев? На эти и другие вопросы во второй части своего интервью ответил врач-психиатр высшей аттестационной категории с 52-летним стажем, кандидат медицинских наук, психиатр-эксперт Бюро независимой экспертизы «Версия», Эммануил Львович Гушанский. Наш собеседник одно время работал заместителем главного врача в психиатрической больнице, затем – председателем судебно-психиатрической комиссии в психиатрической больнице им. Кащенко (ныне – им. Н.А. Алексеева), а потом в крупнейшем Московском психоневрологическом диспансере. Интервью взяла Наталия Демина.

Дают ли литературные произведения повод для раздумий психиатров?

Конечно. Есть классический пример с Отелло, который до сих пор не решен. Психиатры до сих пор не имеют однозначного мнения, какова степень его ответственности за убийство Дездемоны. Как известно, он действовал в силу заблуждения, в силу своих страстей. Отелло действительно считал, что Дездемона ему не верна, что она ему изменила, имел тому некоторые доказательства и действовал в силу ложных заблуждений. Некоторые считают, что это была ревность, некоторые, что ложные убеждения. Но здесь идет вопрос о мере ответственности. Он – военачальник, умный человек. Почему он был так ослеплен, почему он не мог трезво оценить ситуацию? Потому что действовал в состоянии аффекта. На мой взгляд, это очевидно. В нашем Уголовном Кодексе существует понятие «сильное душевное волнение» или аффект, его наличие смягчает наказание, и если бы Отелло судили сейчас, то скорей всего решили бы, что ему надо вменять не умышленное, подготовленное убийство, а убийство в состоянии аффекта.

О Пушкине в России часто говорят «наше всё». Какой психологический портрет Пушкина открывается вам из его стихов? До сих  пор идут споры, виновата ли его жена в гибели поэта. История его дуэли с Дантесом –  не сыграл ли синдром Отелло роковую роль в жизни Пушкина?

Психологический портрет Пушкина лучше всего, с моей точки зрения, раскрыт Ю. Лотманом. Пушкин был цельным человеком, при всей сложности его натуры. Сложность натуры и цельность позволяли ему отражать в своих произведениях действительность во всем её единстве и многообразии, не прибегая к банальным сравнениям. Дуэль с Дантесом – борьба за собственное достоинство и достоинство своей семьи. Утрата достоинства была для Пушкина равносильна нравственной гибели. Нельзя судить Пушкина с точки зрения обывателя. Его психологические особенности не мешали ему трезво оценивать свое положение, страдать, радоваться жизни и вкушать её плоды. Думаю, что ревность Пушкина не имеет ничего общего с «синдромом Отелло».

Может ли психологический портрет Сергея Есенина раскрыть загадку его гибели?

Психология и психопатология, с моей точки зрения, были  привходящими факторами в гибели Есенина. Загадка его гибели, если её можно разрешить, (разве можно до конца понять гения?) может быть разрешена совместной работой историков, психологов, социологов и (меньше) психиатров.

Чтобы вы сказали о феномене Раскольникова? Кажется ли он вам надуманным персонажем? Насколько достоверно Достоевскому, на ваш взгляд, удавалось показать внутренний мир своих героев?

Персонаж Раскольников «надуман» Достоевским для того, чтобы решить целый ряд нравственных и мировоззренческих проблем. Думаю, что он сделал это гениально. Любое искусство «искусственно».

Вспоминая фразу «поэт в России – больше, чем поэт», можно ли сказать «психиатр в России – больше, чем психиатр»? Бывает ли у вас ощущение, что вам как врачу было бы проще работать в другой стране? Что здесь врачеватели души вынуждены осуществлять помимо медицинской и общественную функцию?

Попытка расширить рамки компетенции врача-психиатра очень опасна. Врач должен диагностировать болезнь и лечить её.  Нужно исходить из того суждения К. Ясперса, что дух не подвержен болезни, а причину психического заболевания следует искать в комбинации социальных, наследственных и биологических факторов. Понятие «врачеватель души» логически приводит к злоупотреблению психиатрией. В другой стране я работать не хочу.

Говоря о социальной роли, которую порой приходится нести врачам-психиатрам, стоит обратиться к тому, с чем пришлось столкнуться вам в вашей психиатрической практике. Вы сыграли большую роль в судебном процессе над Юрием Будановым. Как вы вышли на это дело?

Через организацию «Гражданское содействие», которой руководит Светлана Ганнушкина, я познакомился с адвокатами семьи Кунгаевых – семьи погибшей от рук Буданова девушки. Меня спросила Л. Хамзаева, дочка адвоката А. Хамзаева и сама адвокат, как помочь подросткам, братьям и сестрам девушки, как их допрашивать в суде. Я ей сказал, что для подростков существует определенная процедура допроса в суде. Когда она мне рассказала обо всей ситуации, то я предложил ей свою помощь в том, чтобы поехать в Ростов-на-Дону, где проходил суд и обследовать детей и их родителей –  насколько они пострадали от стресса.

Мы поехали туда вместе с психологом и обнаружили, что у всех детей имеются стрессовые расстройства. Маме погибшей девушки с моей помощью была оформлена инвалидность 2-ой группы. Родные пострадавшей показали мне обвинительное заключение по делу Юрия Буданова и попросили его прочесть. Я очень не хотел вмешиваться в это дело, но не мог им отказать, а когда прочитал документы, то уже не мог не отреагировать. Потому что в этих материалах было явные признаки злоупотребления психиатрией. 

Из текста заключения было совершенно ясно, что с помощью надуманного психиатрического диагноза Буданова решили освободить от уголовной ответственности за свое преступление. Степень злоупотреблений психиатрией всё нарастала и нарастала, т.к. при первой экспертизе статью УК, обвиняющую его в убийстве, хотели переквалифицировать на статью УК о сильном душевном волнении (аффекте). Потом, при последующей экспертизе его просто признали невменяемым.

По делу Буданова я давал множество интервью, и в то время это было эффективным. Я решил поднять общественность, для того чтобы она вмешалась в это дело. Но прежде общественности вмешался министр обороны Сергей Иванов, который выразил свое сочувствие, с моей точки зрения, преступнику. Потом информация об этом судебном процессе появилась во всех СМИ, и произошло чудо. После того, как его, после экспертного заключения Института Сербского, признали невменяемым, коллегия Верховного Суда отменила это решение. Конечно, не стоит думать, что это заслуга только общественных организаций, т.к. дело Буданова, несомненно, приобрело и сильное политическое звучание.

Военной коллегией была назначена совершенно уникальная для России экспертиза: прямо в зале суда,  где члены экспертного совета представляли различные психиатрические школы страны, и Ю. Буданова признали совершенно вменяемым.

Решение комиссии принималось большинством голосов? Разделились ли там мнения?

Это решается не большинством голосов. Когда собирается судебно-психиатрическая комиссия, то ответственность распределяется между всеми её членами. В других странах, в частности, в Германии, суды пользуются заключением одного специалиста, которому доверяет суд и который несет ответственность за свою экспертизу. У нас же заключение пишет один эксперт, а подписывают все. Как правило, член комиссии, если он не согласен с общим заключением, может написать свое особое мнение. Однако, как правило, никто никаких особых мнений не пишет. В случае с Будановым, когда там встретились представители различных психиатрических школ, все эксперты пришли к единому  мнению, и в оценке его вменяемости не было противоречий.

После этого дело было возвращено на первичное рассмотрение в Ростовский окружной военный суд, и Буданов получил максимум того, что мог получить за очень жестокое убийство и попытку скрыть следы своего преступления. Суд, правда, отмел изнасилование, хотя не исключено, что было и это. Тем не менее, он получил свой срок, и этот вопрос был закончен. Я очень горжусь тем, что смог хоть что-то сделать. Большую роль в этом процессе сыграл также Юрий Савенко, президент Независимой психиатрической ассоциации.

Сам ли Буданов пытался "стать" невменяемым или же это была игра тех, кто хотел освободить его от ответственности?

Он, каким был, судя по манере его поведения в суде, таким и остался. Всё дело было в экспертной оценке его психического состояния. Понимаете, для людей так называемая норма – это умозрительная понятие. Каждый человек имеет свои особенности, и это отличает одного человека от другого. В этом плане нет нормы, норма – это абстракция. Здесь важно не столько определение нормы, сколько квалификация состояния, оценка  тех  феноменов, которые осознаются человеком и представляются психиатрам в виде тех или иных симптомов. Кроме того, для судебного психиатра очень важно решить, как  особенности психики или тот или иной вид болезни влияют на поступки подследственного, подсудимого или участника гражданского дела.

В последнее время появляется информация о том, что того или иного правозащитника поместили в психиатрическую больницу. И только после вмешательства общественных организаций и СМИ их удалось вызволить оттуда. Только за последний год мы слышали имена Ларисы Арап, Артема Басырова и других. Неужели возвращаются времена злоупотребления психиатрией?

Когда меня спрашивают, злоупотребляет ли государство психиатрией, то на этот вопрос я обычно отвечаю четко: «Злоупотребляет». Советское государство занималось у нас всем. Наше, так называемое социалистическое, а, с моей точки зрения, тоталитарное государство, стремилось планировать и регулировать абсолютно все стороны человеческой деятельности, в том числе и психиатрию.

Конечно, изменения политического режима сказывались и на степени вмешательства в психиатрию. Какое было злоупотребление психиатрией при диктатуре Сталина? Если ты больной, то тебя отправляли на веки вечные в психиатрическую больницу, где ты и умирал. А если не совсем психически здоровый, но и не совсем больной, со своими особенностями характера, то тебя отправляли в лагерь или же расстреливали. А когда появились какие-то намеки на так называемую социалистическую законность, то решили: таких людей нужно судить. Однако быстро поняли, что судить людей с антисоветскими речами себе дороже, их не стали допускать в суд, приписывая им психиатрические диагнозы, признавая невменяемыми.

Экспертные заключения судебно-психиатрических комиссий стали предметом государственного регулирования. Когда СССР в 1983 году исключили из Всемирной психиатрической ассоциации (ВПА) за участие советских психиатров в подавлении инакомыслия, то речь шла именно об подобных злоупотреблениях (членство Всесоюзной психиатрической ассоциации в ВПА было восстановлено только в 1989 году). Несомненно, что ряд диссидентов были людьми с какими-то психологическими особенностями. Простите, разве обыватель пойдет на площадь протестовать против того, что наши ввели войска в Чехословакию? Он, скорее, будет стоять в очереди за маслом. Конечно, некоторые диссиденты были людьми с особенностями, но я уважаю эти особенности. Их нельзя не уважать, это – смелые, благородные и самоотверженные  люди.

На чем основана сама возможность злоупотреблений?

Чем отличается диагностика обычного врача от врача-психиатра? Задача врача-терапевта, пульмонолога и др. – диагностировать то или иное соматическое заболевание, например, воспаление легких, рак легких и т.д. Психиатр же диагностирует психические болезни. Психиатрическая диагностика, вообще говоря, мало меняется с годами. В конце XIX, начале XX веков диагностика в классической психиатрии сложилась как диагностика при собеседовании и знакомстве с особенностями поведения пациента. Врач просит пациента рассказать о своих переживаниях, своем душевном состоянии, и тот пытается найти слова для того, чтобы рассказать об этом, а психиатр будет решать, депрессия у него или нет, бред или не бред. Методика диагностики остается прежней, но если её сопоставить с социальной картиной, с ответственностью врача, то здесь появляются широкие возможности для применения психиатрии или злоупотребления ею.

Есть ли у российской психиатрии силы, чтобы противостоять государственному вмешательству, чтобы более не участвовать в «подавлении инакомыслия»?

На мой взгляд, в России должна быть создана система независимого общественного контроля за деятельностью психиатрических учреждений и судебно-психиатрической службы, в которой будут представлены интересы пациентов и их родственников. Эта система должна иметь возможность гласного обсуждения многочисленных проблем, возникающих в процессе оказаниях различных видов психиатрической помощи.

В моей жизни был период (1994-1995 гг.), когда мы в составе российско-шведской рабочей группы, занимались поисками следов Рауля Валленберга. Шведским «Обществом Рауля Валленберга» была организована комиссия, в неё входили и психиатры.

Извините, а почему психиатры?

Имелись сведения о том, что его видели в одной из психиатрических больниц. Официальным сведениям о его гибели от инфаркта никто не верил. Были совершенно четкие сведения от многих, что его видели то там, то здесь. И в частности, в психиатрических клиниках. Я не буду распространяться на этот счет, но была организована комиссия поисков следов Валленберга в психиатрических больницах, где в советское время люди проходили принудительное лечение. Мы объездили многие больницы, но следов Валленберга, увы, не нашли – на мой взгляд, все следы были уничтожены соответствующими службами. Однако наша работа позволила нам познакомиться с картотекой тех, кого принудительно «лечили» в советское время. Нас интересовали сведения о тех, кто привлекался по политическим статьям: сначала это была 58-ая статья, а потом, если не ошибаюсь, 70 и 71-ая. Всю собранную картотеку по таким делам мы передали в «Мемориал».

Уменьшается ли сейчас степень злоупотребления психиатрией?

К сожалению, круг злоупотреблений значительно увеличился – помимо государственных, появились и корпоративные интересы. Тот же случай Юрия Буданова – это пример влияния корпоративных интересов Министерства обороны на судебно-психиатрическую комиссию. Кроме того, сейчас расширился круг гражданских психиатрических экспертиз по различным вопросам, связанным с конфликтами вокруг частной собственности.

Как психиатр я, чаще всего, имею дело не с хозяйственными субъектами, а самыми элементарными вещами: завещаниями, решением вопроса: был ли дееспособен человек при составлении завещания. Это громадный круг вопросов. Во-первых, здесь делаются попытки оказать влияние на решение психиатров. И на них такое влияние оказывается. Гражданские экспертизы почти все платные, а если можно заплатить через кассу, то можно и не через кассу.

Во-вторых, в этой сфере выявились большие дефекты нашей юридической системы. В уголовном процессе главным обвинителем выступает государство, и именно оно добывает доказательства. Как оно их добывает – это каждому из нас известно. Порой самый страшный период после заключения под стражу – это период, когда с тобой работают так называемые оперативники, они могут выбить признание из кого угодно. Потом люди, попадая в тюрьму или зону, начинают отказываться от своих показаний, но иногда бывает уже поздно.

В гражданском же процессе доказательства добывают стороны. Истинность тех или иных доказательств находится на их совести. Отдельные доказательства фальсифицируются, покупаются. Судья, выносящий вердикт, основывается, прежде всего, на этих, иногда не очень добросовестных доказательствах.  Российское государство не обладает штатом судебных следователей. Когда-то в царской России это было, а сейчас этого нет.

Приведу простой, часто встречающийся пример. Стоящая на низком социальном уровне, пожилая, пьющая женщина заключает договор о продаже квартиры. Этот договор, по всей вероятности, заключен ею в состоянии опьянения. Её увозят, черт знает куда, поят так, что она превращается в совершенно слабоумного человека. Примерно через год её отыскивают родственники, Бог знает, в каком состоянии. Она ничего не помнит. Ничего! Суд признает её недееспособной, родственники оформляют над ней опеку и пр. Но, для того, чтобы вернуть её квартиру обратно, важны соответствующие показания свидетелей: соседей и др. А если в её квартире живет человек, который запугал свидетелей или может купить их показания, и если он, допустим, работник милиции? Кто должен этим заниматься? Люди, естественно, боятся.

Сбор доказательств по многим гражданским делам необъективен, и на экспертов, осуществляющих экспертизу по этим делам, может быть оказано и оказывается давление. Круг лиц, которые пытаются «купить» эксперта, очень широк. К тому же, сейчас всё политизировано, и психиатров порой привлекают к самым гнусным делам.

Что вы имеете ввиду?

Например, дело с отравлением детей в Чечне. Как вы знаете, в Чечне, с осени 2005 года происходили случаи массовых заболеваний детей. Всё это случилось в Шелковском районе Чечни, в котором не было военных действий, это приграничный район и там население не участвовало в войне. У всех детей была примерно одинаковая клиническая картина: судорожные припадки, сначала с потерей сознания, потом без них. Припадкам предшествовало чувство страха, а потом у некоторых развились психические расстройства. Сначала дети попали в местную больницу, потом республиканскую.

Большинство из заболевших – девочки. Были и мальчики, но их было существенно меньше. Была создана комиссия, было возбуждено уголовное дело, о результатах которого ничего неизвестно. Я получил сведения, что у всех детей была такая клиническая картина болезни, которую однозначно можно расценить как поражение центральной нервной системы, скорей всего, вследствие интоксикации. Прозвучала информация от токсиколога, капитана медицинской службы, С. Ефимова, который заявил о том, что эти заболевания – следствие токсикологического отравления и необходима токсикологическая экспертиза. Была создана бригада, результаты её деятельности  недоступны, с ними не ознакомлены и родители пострадавших детей.

Потом привлекли психиатров из Института Сербского, которые сказали, что у всех детей истерический психоз, как реакция на стресс. Но какой стресс? Дети ходили в школу, военных действий там не было, взрывов не было, родителей не убили. Такое индуцированное помешательство бывает при очень серьезных стрессовых ситуациях, когда один человек «заражает» своим психозом другого. Но там не было стрессовой ситуации. Не было!

И это сомнительное, на мой взгляд, заключение психиатров из Института Сербского лежит в основе всех последующих действий. Детям не оказывают специализированной помощи. До сих пор детей по-настоящему не обследовали. А наша общественность молчит. Еще в январе 2007 г. я выступал на телеканале RTVI, который не транслируется в России и доступен только через спутник или по некоторым кабельным сетям, вместе со Львом Пономаревым и с депутатом Госдумы Алексеем Кандауровым, генералом КГБ в отставке, знающим по части отравлений, наверное, больше чем я. Был показан сюжет из Чечни, потом было обсуждение, и мы все пришли к выводу, что заключение о том, что это исключительно психогенное расстройство – объективно ничем не подтверждается. Можно совершенно четко сказать, что было отравление. Но если так, то это происшествие, на мой взгляд, нужно расценивать как геноцид, намеренное отравление детей.

Если за границей наше обсуждение было воспринято совершенно адекватно, и мне звонили десятки людей из США, Германии, Израиля и других стран, то в России не было ни одного отклика. Потом появилась информация в СМИ о выступлении Леонида Рошаля, в котором он сделал тот же вывод, что это никакое не психогенное расстройство, а  – отравление и надо обследовать детей. Но их так и не обследовали. Одна из девочек (я не могу назвать её имя, т.к. у меня нет на это разрешения от её мамы) с трудом попала в Московский Институт педиатрии РАН, причем история о том, как она туда попала, достойна отдельного рассказа. У неё было направление республиканских органов из Чечни. Когда она приехала в Москву, её ни одно медицинское учреждение не хотело брать, все говорили, идите в дурдом, но её мама осознанно не хотела направлять её в детскую психиатрическую больницу, т.к. у девочки не было никаких психологических расстройств. За деньги её устроили в Институт педиатрии. Она туда была помещена с помощью Марины Литвинович, которая теперь, правда, бросила заниматься этой историей. И только тогда, когда об этом узнал Рошаль,  матери деньги вернули.

Там у девочки также не было обнаружено никаких психологических расстройств, девочка со всеми контактировала нормально, вела себя адекватно. Психиатр, который был к ней приглашен, «проштамповал» поставленный Институтом Сербского диагноз, не обнаружив при осмотре девочки истерических или каких-то других психических расстройств. Однако у девочки были выявлены нерезко выраженные, но серьезные изменения со стороны эндокринной системы, признаки поражения головного мозга (её обследовали с помощью магнитно-резонансной компьютерной томографии мозга). Мать обещала мне звонить, я хотел бы проследить за здоровьем ребенка, но почему-то от неё давно нет никакой информации.

А они не пробовали уехать за границу?

Вы понимаете, там создана такая система, что им этого не разрешают сделать. Судя по тому, что я знаю, а у меня нет полной информации, Рамзан Кадыров выплатил им за молчание и за моральный ущерб какие-то деньги, запретив куда-то обращаться.

А ведь у некоторых детей были взяты исследования волос, и оказалось, что в них имеются увеличение содержания тяжелых металлов. Значит, здоровье этих детей, по-прежнему, под угрозой. Для меня как врача, главная боль состоит в том, что отсутствует возможность сопоставить эти исследования с клинической картиной заболевания детей. Я могу только проклинать тех, кто скрывает материалы экспертиз, кто скрывает факты возможного отравления и препятствует обследованию и излечению детей. Почему эти данные скрыты от общественности? Почему, как только кто-то начинает этим заниматься, все публикации замалчиваются? Более того, в самой Чечне люди боятся об этом говорить.

В феврале 2007 г. было массовое отравление подростков в Ингушетии. Об этом тоже писали. Я не помню, сколько человек, по-моему, 9-11 попало в Москву. У них была та же клиническая картина, те же «психогенные расстройства». Я захотел составить свое мнение, мы договорились со Светланой Ганнушкиной, что поедем в больницы, где находились эти подростки. Но вышло так, что мы туда не поехали, детей выписали раньше. Никто даже не знает, с каким диагнозом их выписали, будто бы с тем же «психогенным расстройством». Родители ничего не говорят, наверное, потому, что боятся.

Были сведения о том, что часть детей, которая пострадала в Чечне, попала в больницу в Нальчик с  повторными припадками. Там были сделаны обследования, которые показали тяжелые поражения печени. Все это требуют серьезного клинического исследования.

Я со Светланой Ганнушкиной был у Леонида Рошаля. Он обещал, что примет меры для того, чтобы обследовать детей за границей. Что значит за границей? Почему нельзя здесь? Неужели у Л. Рошаля есть основания не доверять российским экспертам или у нас  в России нет  возможностей для такой экспертизы? Может быть, такой, которое потребуют  исследования  ДНК у всех пораженных детей?  Но тогда у него, как и у меня, также возникло подозрение о применении какого-то биологического оружия, если такое существует. Что такое оружие разрабатывается, я читал, а применялось ли оно или нет – это тайна.

И замолчал господин Рошаль, и ничего не сделал, а ведь у него тоже есть врачебная совесть. Я думаю, что он больше не откликнется на это дело, и  его можно понять. Во-первых, надо всегда браться только за то дело, которое можно выиграть, а во-вторых, Леониду Михайловичу строят медицинский центр, это дело всей его жизни. Если он втянется в  историю с отравленными детьми, конец которой не определен, он может лишиться возможности получить то, о чем он мечтает – центр детской хирургии.

Как видите, злоупотребление психиатрией есть даже в отношении детей. Директор Государственного научного центра социальной и судебной психиатрии им. В.П. Сербского Татьяна Дмитриева, которая в 1996-1998 гг. была Министром здравоохранения России, в марте 2006 года, когда еще были свежи следы массового отравления детей в Чечне, заявила, что причиной всему является “сочетание последствий хронического стресса, перегрузок с меркантильными интересами”, т.е. всё это - происки родителей, которые хотят заработать на детях, инсценируют заболевание, спекулируют на детях, поощряют симуляцию для того, чтобы получить у государства какие-то деньги. Меня этим не удивишь, это заявление очень соответствует «психологическому портрету» Дмитриевой, а людей, которые и так напряжены в связи с трудными межнациональными отношениями и вообще трудной ситуацией, сложившейся в Чечне, это озлобило. Это же политическое заявление, которое может быть причиной социального взрыва. Но как можно быть такой неосторожной? И разве это не злоупотребление психиатрией?

Вы работаете в Бюро независимой экспертизы «Версия». Что это такое?

Это частная организация (ООО), организованная бывшими работниками милиции. Она независима, потому что является негосударственной и привлекает к своей работе независимых экспертов. В нашем Бюро есть специалисты по автоделу, почерковеды, психологи и многие другие. Там есть и я. Я штатный работник, и, конечно, моя зарплата зависит от количества клиентов. Я берусь за все дела, где я считаю возможным помочь, где, на мой взгляд, заключение предыдущей психиатрической экспертизы было необъективным. Как это потом будет использовано –  дело адвокатов. Я выступаю и в суде.

На мой взгляд, наличие независимых организаций, подобных нашему Бюро, способствует повышению уровня гражданского самосознания, давая любому человеку возможность отстаивать свои права даже в спорах с государством.   

Сын одной моей знакомой, выпускник Бауманки, неожиданно заболел игроманией, играет в автоматы, тратит на них все деньги. Что бы вы ему посоветовали?

Я думаю, что ему нужно обратиться к психиатру-наркологу. Потому что это тоже наркотическая зависимость, и для её лечения необходимо пройти через два этапа. Во-первых, нужно прекратить принимать наркотик: алкоголь, азартные игры и пр. Если алкоголик добровольно бросил пить, то у него наступают тяжелые явления похмелья. Если наркоману не давать наркотики, то у него наступает «ломка». Это невероятно мучительное состояние. Здесь требуется медикаментозное лечение. Пройти через этот этап отвыкания относительно несложно, у одного больше времени это занимает, у другого меньше, но время вполне ограничено.

Во-вторых, более длительный и сложный этап – необходимо изменить саму среду общения. Ведь употребление наркотиков, пьянство – это не только употребление дурманящих средств, это еще и связанная с этим обстановка, своя микросреда, способ ухода от действительности. Нужно создать другую жизнь, другую среду общения. Например, во всем мире существует общество анонимных алкоголиков. Это лица, вылечившиеся от алкоголизма, которые сами прошли через процесс выздоровления. На своих заседаниях они рассказывают, как они живут, через какие сложности им приходится проходить. Это же касается и наркоманов. Система доктора Маршака, которую рекламируют по ТВ, именно в этом заключается: её главная суть не в медикаментозном лечении, а том, чтобы создать другую среду общения, другую индивидуальную психологию. Это сложно, но необходимо.

А что касается автоматов, то к ним привыкаешь точно так же, как и ко всему остальному. Так же как к компьютерным играм и т.д. Должна быть широта интересов, надо изменить интересы, изменить среду.

А что вы думаете о принудительном лечении наркоманов? В прессе появилась информация о том, что Госдумой может быть принят такой закон.

Я прожил довольно большую жизнь. Когда-то наркомания и алкоголизм лечились психиатрами, поскольку это относится к психическим расстройствам. Потом решили отделить наркологическую службу лечения алкоголизма от всех других, т.к. у нас наиболее распространенный тип наркомании – это алкоголизм. В наркодиспансерах стали работать не самые лучшие врачи, им там легче заработать, потому что там часто лечат анонимно, и очень многие  готовы отдать целое состояние, чтобы вылечить своего несчастного родственника. А вылечить алкоголика может только психиатр, который хорошо знает психологию или контактирует с психологом. Алкоголики - люди, их надо, прежде всего, понять.

Любая «принудиловка» повернется обратной стороной. У нас же уже было такое принудительное лечение алкоголиков. В ЛТП больные пили, подкупали охранников или пили вместе с охранниками. Скопление наркоманов на принудительном лечении будет, во-первых, нарушением их прав, а во-вторых, не приведет ни к каким результатам. Принудиловка – это лишь способ избавиться от наркоманов, а их нужно понимать и через понимание лечить. И лечение, конечно, должно быть добровольным.

Другое дело, если наркоман или алкоголик попадет в уголовную ситуацию. Тогда, если это не серьезное и тяжелое преступление, то ему надо дать возможность выбрать: либо сидеть в тюрьме, либо принудительно лечиться в наркологической больнице. Это не принудительное, это добровольное лечение как один из вариантов выхода из трудной ситуации.

Как вы решаете такую дилемму. Допустим, вам симпатичен человек, у него демократические взгляды, а вам надо сделать экспертизу по его делу, и, возможно, этот человек окажется виновным.

Через мои руки, как и руки любого судебного психиатра, проходили всякие случаи, в том числе уголовные дела, очень тяжелые преступления. Мне никто не дал права давать эмоциональную оценку, такую оценку должен только Господь Бог, а если функции Господа Бога передаются суду, то пусть это делает суд. Я должен давать оценку только медицинским и другим фактам, имеющим отношение к моей профессии. Я считаю, что в этом основа моей работы, ни в коем случае я не имею права давать свои собственные трактовки. Я обязан жалеть, я могу жалеть, и, пожалев, я должен понять человека как профессионал, не беря на себя другие функции. Мне приходилось заниматься и случаями убийств по разным мотивам и всем таким прочим. Я не должен давать оценок, я должен заниматься только фактами.

См. также:

Оригинал статьи
"Общество отстранилось от лиц с явными психическими отклонениями" (первая часть интервью)