Что
называется, накаркал. Недавно на страницах «Новой» автор
комментировал ответ прокуратуры города о законности действий
ОМОНа при избиении участников Марша несогласных 15 апреля.
И речь, в частности, зашла о питерском поэте Борисе Лихтенфельде,
которому дубинкой специального назначения вдрызг разбили
колено. А прокуратура отказала в возбуждении уголовного
дела «ввиду отсутствия события преступления».
Тогда я уточнил: закон освобождает сотрудников милиции
от ответственности за применение физической силы к нарушителям
лишь в том случае, если «причиненный вред соразмерен силе
оказываемого противодействия». То есть если бы Лихтенфельд
нанес увечья омоновцам — ему имели бы право ответить с
той же силой. О чем, конечно, учитывая возраст и телосложение
поэта, говорить просто смешно, даже теоретически.
Как оказалось — не смешно. Именно в этом его и обвинили!
Постановление об отказе в возбуждении дела было вынесено
прокуратурой Адмиралтейского района 16 мая. Однако 26
июня Городская прокуратура, после жалобы Лихтенфельда,
его отменила и направила на дополнительную проверку (тогда
же было возбуждено и дело о превышении полномочий сотрудниками
милиции при избиении двух других несогласных, Александра
Казанцева и Ольги Цепиловой). А 4 июля районная прокуратура
вынесла новое постановление.
В документе, под которым стоит автограф зампрокурора района,
юриста 1-го класса Кузина, подробно описывается митинг
15 апреля (см. «Новую» № 45, «Прокуратура переписывает
историю» — один в один). Опять о «несогласованном шествии»
у метро «Пушкинская» и «попытках прорвать оцепление»...
Что же касается петербуржца Бориса Лихтенфельда, то он
пришел на Пионерскую площадь отстаивать свои конкретные
права (у его дома на улице Нахимова ведут оголтелую уплотнительную
застройку, отобрав у ЖСК принадлежавшую ему землю, за
которую жильцы тридцать лет платили налоги) с лозунгом
«Строительные краны от наших домов — вон!». Когда они
с женой оказались у «Пушкинской», Борису позвонил сын
Николай, находившийся рядом и искавший родителей. Через
пять минут он позвонил еще раз и сообщил, что его задержали.
— Сына удалось найти в одном из омоновских автобусов.
Было очевидно, что его схватили «на всякий случай», но
отпустить Николая капитан по фамилии Листратенко наотрез
отказался, — объясняет Борис Елизарович. — А когда открылась
дверь и мы с семьей попытались выйти, меня с размаху ударили
дубинкой по ноге, прямо по колену. После этого мы еще
полчаса просидели в автобусе, мне было плохо (как потом
выяснилось, произошел разрыв артерии. — Авт.). На просьбы
вызвать скорую стражи порядка не реагировали.
Вскоре «дебоширов» доставили во 2-й отдел милиции. Адвокат
Сергея Гуляева, которого привезли туда же, со сломанной
рукой, добился все-таки, чтобы вызвали медиков. Те, осмотрев
и Бориса Лихтенфельда, сразу отправили пострадавшего в
Мариинскую больницу на Литейном. Причиненные ему телесные
повреждения были квалифицированы как «вред здоровью средней
тяжести».
Ну и как все это трактует милиция?
Из объяснений капитана Листратенко следует, что он видел,
как Борис Лихтенфельд, «выходя из автобуса со ступенек
задней площадки, ударил ногой сотрудника ОМОН, находившегося
на улице (!). В ответ сотрудник ОМОН среагировал и нанес
ему удар резиновой дубинкой по ноге». Таким образом, полагает
зампрокурора, «в ходе проверки каких-либо объективных
данных, свидетельствующих о совершении преступления в
отношении Лихтенфельда Б. Е., выявлено не было». И потому
в возбуждении дела — отказать.
Аналогичное отказное постановление получил и Николай
Лихтенфельд, которого, перед тем как затолкать в омоновский
автобус, повалили на землю и несколько раз ударили дубинкой.
После того как его отпустили из милиции (дело о его якобы
мелком хулиганстве направлено к мировому судье), Николай
обратился в 37-ю поликлинику, где ему оказали помощь и
констатировали ушибы. Медицинские документы были оформлены
как положено. Однако прокуратура сообщает, что не нашла-де
«карточки травматика Лихненфельда Н. Б.», в связи с чем
«получить суждение эксперта о тяжести вреда, причиненного
его здоровью, не представляется возможным». И вывод —
тот же: ну нет данных, «свидетельствующих о совершении
преступления в отношении Лихтенфельда Н. Б.»...
«Все это — какой-то абсурд, — разводит руками Лихтенфельд-старший.
— Разумеется, никого из омоновцев я не бил — я же не сумасшедший.
Но теперь органы спасают честь мундира любой ценой...
Кто же этот, якобы ушибленный мною доблестный герой ОМОНа,
который был вынужден меня ударить, защищаясь? Хотелось
бы на него посмотреть. Сколь серьезные травмы я ему причинил?
Может быть, он, как и я, неделю провел в больнице, передвигался
на костылях?.. Почему решение, не позволяющее привлечь
милиционера, который меня искалечил, к ответственности,
принимается исключительно на основе показаний другого
милиционера, то есть — явно заинтересованного лица?! И
что это за хулиганство, инкриминируемое моему сыну?»
В статье 20.1 КоАП, по которой привлекают Николая Лихтенфельда,
оно квалифицируется как «нарушение общественного порядка,
выражающее явное неуважение к обществу, сопровождающееся
нецензурной бранью в общественных местах, оскорбительным
приставанием к гражданам». Что же из этого перечня совершил
Николай? К кому он приставал, кого оскорблял? Где эти
люди? Судя по свидетельствам очевидцев происходившего
у «Пушкинской», как раз-таки все перечисленные признаки
скорее подходят к сотрудникам ОМОН.
Что тут скажешь? Только одно: перед нами — наглядная
иллюстрация того, что мы живем в полицейском государстве.
В государстве, где правоохранители не защищают граждан,
а являются для них источником опасности. Где полиция стоит
над законом и искать справедливости бесполезно. Теперь
остается только открыть уголовное дело против самого Бориса
Лихтенфельда, «избившего» неизвестного омоновца...
Такое государство у нас уже было. Неужели оно вернулось?
