Суд по обвинению Станислава Дмитриевского по п. «б» ч. 2 ст. 282 УК РФ

Заседание 21 декабря 2005

Допрос свидетеля Анны Политковской

Судья Бондаренко: Политковскую, пожалуйста, позовите…Фамилия ваше, имя и отчество.

Анна Политковская: Политковская Анна Степановна.

Судья Бондаренко: Год рождения?

Анна Политковская: 1958, 30 августа.

Судья Бондаренко: Домашний адрес?

Анна Политковская: Город Москва, улица Долгоруковская, дом 2…

Судья Бондаренко: Место работы? Если есть, назовите.

Анна Политковская: «Новая газета».

Судья Бондаренко: Кем?

Анна Политковская: Обозревателем.

Судья Бондаренко: По данному уголовному делу по ходатайству подсудимого вы будете допрошены в качестве свидетеля защиты. Предупреждаю Вас об уголовной ответственности за дачу заведомо ложных показаний, за отказ от дачи показаний. Если все понятно, подойдите, распишитесь… Защита, вопросы, пожалуйста.

Адвокат Хамзаева: Скажите, пожалуйста, Ваша журналистская деятельность как-то связана с освещением ситуации в Чеченской Республике и в других так называемых очагах напряженности?

Анна Политковская: Да, моя работа напрямую связана с этим, потому что с начала военных действий еще в Дагестане летом 1999 года и до нынешнего дня я освещаю ход так называемой контртеррористической операции.

Адвокат Хамзаева: Как решается вопрос о публикациях, которые имеют высокую общественную значимость, вызывают общественный интерес, но которые, очевидно, могут задеть достоинство человека или группу лиц про признаку происхождения, национальности, расы… Как решается этот вопрос? Дело в том, что закон о СМИ с одной стороны запрещает журналисту скрывать факты, которые имеют общественную значимость, а с другой стороны он запрещает публиковать материалы, которые оскорбляют и задевают достоинство человека по признаку расы, национальности…

(Прокурор и судья возражают против слишком длинной формулировки вопроса)

…Как решается вопрос о публикации таких материалов в освещении чеченского конфликта, которые, с одной стороны, имеют общественную значимость и, с другой стороны, могут задеть чье-то достоинство?

Анна Политковская: Безусловно, все, что касается национального достоинства – это очень тонкий и ответственный момент для каждого редактора, для каждого журналиста. Однако вопрос национальности невозможно обойти. Поскольку это было бы ханжество или просто ложь – не употреблять такие слова, как кабардинец, ингуш, чеченец, русский, украинец, любая другая национальность. Что касается, предположим, конфликтов в «горячих точках», как осетино-ингушский, который я освещала, кабардино-балкарский, который я также освещала, в том числе и события в Чечне, где гражданское население преимущественно чеченской национальности, несмотря на то, что есть представители других национальностей, а в составе объединенной группировки на Северном Кавказе есть люди преимущественно иных национальностей, то есть буряты, калмыки, русские, и так далее, национальности из всех регионов, которые командируют военнослужащих для участия в так называемой контртеррористической операции… В редакции этот тонкий вопрос решается в зависимости от того, как написан материал. Он не должен быть оскорбительным ни для кого, ни для одной национальности. Это принципиально. В то же время никогда нельзя скрывать, какой национальности данный человек, поскольку это интересует наших читателей, о чем они нас всегда извещают в письменной или электронной форме. И поскольку без этого материал окажется просто нечестным. В нашей редакции мы считаем (а наше издание демократическое, все люди, включая меня – это люди демократических, конституционных принципов), мы считаем, что, наоборот, официальная российская печать и электронные СМИ, именно они совершенно неправильно трактуют национальный принцип СМИ, и часто бывают крайне националистическими, подчеркивая именно национальность человека как признак, предположим, принадлежности или к криминальному сообществу, или, хуже того, к террористическим бандам. Поэтому мы стараемся быть максимально честными, но одновременно максимально аккуратными в этом вопросе. Вот здесь мои публикации, а также книга, которая издана в Москве. Там очень много примеров того, что названы действующие лица чеченцами, или ингушами, или русскими, но в то же время это ни в коей мере не задевает их достоинство, просто это информация о том, что они принадлежат к этой нации.

Адвокат Хамзаева: Вы знакомы с газетой «Правозащита»?

Анна Политковская: Безусловно. Я ее регулярно читаю. Так же как и информационные выпуски Общества Российско-чеченской дружбы. Поскольку и газета, и информационные выпуски – это информационный ресурс, которым я пользуюсь для проверки своей информации, для получения новой информации и, собственно, это объективная информация, которая практически никогда не является непроверенной, за исключением редких случаев, связанных с тяжестью военных обстоятельств. Что касается националистических оттенков, то я никогда не замечала этого ни там, ни там. Если бы я заметила это хоть один раз, или дух этого – из моих источников, из которых я черпаю информацию, оба эти ресурса были бы исключены.

Адвокат Хамзаева: Дмитриевскому вменяется публикация двух материалов – обращение Ахмеда Закаева к российскому народу и обращение Аслана Масхадова к Европарламенту. Вы ознакомились с этими материалами? Эти материалы задевают ли, например, Ваше личное национальное достоинство?

Анна Политковская: Я – украинка по национальности, но вокруг меня живет и работает масса русских людей, мои дети являются русскими по национальности. Меня это просто не может задевать. Точка зрения и Масхадова и Закаева широко известна и до этих публикаций, эта точка зрения содержатся и в их других многочисленных интервью, заявлениях, эти высказывания не являются никакой ни новостью, ни экстремистскими, ни националистическими, ни задевающими национальное достоинство. И с тем, и с другим мне приходилось встречаться и лично… Вот в этой книге, которую, может быть, Вы, уважаемый судья, смотрели… В этой книге есть большая глава в том числе и о позиции Закаева, где есть те же самые идеи, только, может быть, в более широком объяснительном ключе, и по крайне мере из этого ресурса, из этой книги совершенно ясно, что никакой вражды к русским, к украинцам, к прочим национальностям Закаев не испытывает. И значит, вряд ли трансляция его идей может быть инкриминирована как националистическая. То же касается и Масхадова, который, как известно, плоть от плоти советской армии, воспитанник ее, в прошлом коммунист, и просто не может быть по всему своему воспитанию националистическим. Он, скорее, интернационалист, и я хотела бы только напомнить, что, несмотря на то, что Масхадов испытывал серьезные проблемы в общении с российской государственной военной машиной последние годы своей жизни, но он постоянно апеллировал к ней. То есть у него не было ненависти ни к русскому народу, если отбросить все те идеологические наслоения, которые придали образу Масхадова и Закаева официальные государственные СМИ, ни даже и к российской государственной машине, поскольку он все время к ней апеллировал и пытался сесть за стол переговоров, что принципиально.

Станислав Дмитриевский: Анна Степановна, Вы – человек скромный, но все-таки, чтобы суд имел представление о Вашей компетенции в данном вопросе, не могли бы вы вкратце перечислить те премии, награды, которые Вы получили.

Анна Политковская: Если это требуется, то да, конечно. Я являюсь, извините уж, «Золотым пером России», это – высшая награда Союза журналистов в нашей стране. Я также являюсь лауреатом премии Улафа Пальма, что является принципиальным для меня, поскольку это – миротворческая премия за деятельность, в том числе, и коммуникатором в переговорном процессе в ходе так называемой контртеррористической операции. Также являюсь лауреатом одной из самых престижных в мире премий, которые выдаются в России, она называется «Журналистика как поступок» имени А.Д. Сахарова. В частности и эта книга, которую я предлагаю все-таки вниманию, удостоена ряда международных наград, в том числе миротворческих.

Станислав Дмитриевский: Вам лично приходилось при выполнении своих журналистских обязанностей встречаться с Масхадовым и Закаевым?

Анна Политковская: Безусловно, этого требовала работа, поскольку необходимо знать точки зрения всех. Я могу сказать, что и тот, и другой – это представители так называемого умеренного крыла чеченского сопротивления. И это вовсе не мой термин, это термин сотрудников президента РФ, которые на протяжении последних военных лет также пытались вести переговоры и использовать именно эти персоналии для того, чтобы возможно было бы выйти из тяжелейшего чеченского кризиса. Именно в этом качестве, в качестве людей, с которыми можно садиться за стол переговоров, они были интересны и нашему изданию, и у нас проходили публикации и интервью с Закаевым неоднократно, и интервью с Масхадовым, все это содержится здесь, в публикациях, которые у меня с собой, и там выражены те же идеи, которые есть, содержатся в том, что было опубликовано Станиславом Дмитриевским.

Станислав Дмитриевский: В обращении Аслана Масхадова содержится следующая фраза, вмененная мне в вину в качестве якобы возбуждающей расовую, национальную и социальную вражду: «Во все еще продолжающейся русско-чеченской войне уже погибло более четверти миллиона мирного населения ЧРИ». Скажите, пожалуйста, в этой связи Вам что-нибудь известно о гибели вайнахского населения в Чеченской Республике в ходе вооруженного конфликта 1994-1996 и 1999-2005 годов? И как вы можете оценить масштаб потерь? И можно ли вообще его оценить?

Анна Политковская: Я начну с последнего, поскольку ни одних корректных, то есть статистически научно выверенных данных, которым можно было бы довеять, об уровне потерь, сегодня не существует. Есть только одно научное исследование конца 2004- начала 2005 года, которое сделано математическим статистиком Бабенышевым, также опубликованное в нашей газете, о потерях. Все остальные данные являются, скажем так, нашими или чьими-то еще личными. С моей точки зрения это, безусловно, массовая гибель гражданского населения, массовая и намеренная. В большинстве случаев гибель, которую можно охарактеризовать как гибель по национальному признаку, когда люди гибли от рук федеральных военнослужащих именно потому, что они были представителями чеченской или ингушской национальности. Я хотела бы просто сказать о том, что я освещаю конфликт с лета 1999 года и могу говорить о той массовой гибели, которая началась с этого момента. Хочу обратить внимание уважаемого суда на события октября 1999 года, когда даже еще не начались массированные обстрелы и бомбежки, когда еще не начался штурм Грозного, но уже было массовое истребление всех, кто попадал под руку. Я имею в виду обстрел рынка в Грозном, событие, когда крылатые ракеты были выпущены по местам скопления просто людей, а на тот момент только на грозненском рынке можно было купить какие-либо продукты. И в момент, когда на рынке было максимальное скопление людей, были выпущены крылатые ракеты. На сегодняшний день есть свидетельства о том, что это были именно крылатые ракеты и шариковые бомбы, запрещенные международными конвенциями. И они повлекли гибель неустановленного официально количества людей, но не менее 150, я в данном случае цитирую военную прокуратуру, что является, безусловно, массовым. Я хотела бы обратить внимание на массовую резню, это тоже известная в истории 2-й чеченской войны трагедия – массовая резня преимущественно стариков, пожилого населения в населенном пункте Алды, случившаяся 5-6 февраля 2000 года, когда большинство людей ушли из Алдов в Ингушетию в качестве беженцев и остались сторожить дома старики. И проходящие части внутренних войск учинили массовое смертоубийство стариков. Эти случаи, как обстрел рынка, так и Алды – сегодня это не эмоции журналистов, это факты, которые не опровергаются военной прокуратурой. Следствие по Алдам идет, заявления родственников стариков, десятки таких заявлений потерпевших родственников находятся сегодня в Страсбурге, в Европейском суде по Правам Человека. Невозможно не сказать о таком громком событии, как событие января 2002 года, это так называемое дело Ульмана, офицера ГРУ генштаба РФ, который вместе со своим подразделением уничтожил, и это доказано в судебном заседании северо-кавказского окружного военного суда, уничтожил с одновременным сожжением тел, т.е. с особой жестокостью, шесть гражданских лиц, которые просто ехали на рейсовом микроавтобусе, и свидетелями обвинения на этом процессе выступали не представители чеченской национальности, а представители федеральных военнослужащих, которые стали невольными свидетелями этого, представители военной разведки Шатойского района ЧР, и поступили в данном случае достойно. Таких случаев, таких трагедий так называемая контртеррористическая операция насчитывает очень много, практически в еженедельном режиме в 1999-2001 году, может быть более редким сейчас, но тем не менее. Есть все основания говорить о массовом характере гибели населения.

Станислав Дмитриевский: Анна Степановна, в обращении Аслана Масхадова также имеется фраза: «60-летие своей депортации многие чеченцы отметили в тяжелейших условиях массовых немотивированных убийств, внесудебных казней, беспричинных задержаний, жестких «зачисток», пыток, похищений, исчезновений, «адресных» проверок со стороны российских оккупантов и их приспешников, вот уже пятый год подряд бесчинствующих на территории ЧРИ». С вашей точки зрения, как журналиста, прежде всего, а наверно еще и как гражданина, скажите, как вы считаете, имел ли Масхадов нравственное, моральное право давать представителям силовых структур Российской Федерации такие гневные, экспрессивно окрашенные оценки, как «оккупанты», а их действия называть «бесчинством»?

Анна Политковская: Я лично не отделяю позиции журналиста от гражданина. Журналист и есть гражданин, его позиция – это в любом случае гражданская позиция, позиция гражданина. Что касается Масхадова – он на сегодняшний день мертв, ответить за эти слова он не может. Я могу говорить только о том, что я считаю по этому поводу. Безусловно, если бы я была избрана президентом, а Масхадов был избранным президентом, несмотря на то, что все потом произошло, и значит, он ощущал себя лидером чеченского народа, ответственным за его судьбу – он имел, к сожалению, все основания на подобные экспрессивно окрашенные выводы. Дело в том, что не один раз на протяжении работы в чеченской республике я слышала от самих военнослужащий, и об этом есть многочисленные свидетельства, в том числе и в этих публикациях, которые со мной, что – да, мы ведем себя здесь, как оккупанты, как люди, которые пришли завоевывать чужую землю. Я вступала в споры, в том числе публиковала эти споры – почему вы себя так ведете, почему вы считаете, что вы – оккупанты, почему вы не считаете, что действительно наводите конституционный порядок, как об этом официально говорится? Как правило, следовал ответ только один: здесь нет конституции, здесь есть оккупация. Хочу еще раз обратить внимание, это – точка зрения противостоящих Масхадову людей, и уж, естественно, для Масхадова, который это воспринимал крайне остро, несмотря на то, что он был достаточно флегматичный в жизни человек, это была трансляция того, что каждый человек мог наблюдать перед своими глазами в Чечне.

Станислав Дмитриевский: В обращении Аслана Масхадова содержится следующее высказывание, которое вменяется мне в вину: «Вне всякого сомнения, то, что сегодня центром международного терроризма является Кремль, который выбрал Чечню и чеченцев объектами испытания террористических методов, разрабатываемых ФСБ». Известны ли Вам какие-то факты относительно методов, которыми пользуются российские спецслужбы в связи с конфликтом в Чечне, и которые можно с точки зрения права как российского, так и международного охарактеризовать как террористические?

Прокурор: Я прошу отвести этот вопрос.

Судья Бондаренко: Сформулируйте по-другому вопрос.

Станислав Дмитриевский: Можете ли вы, как журналист, как человек, который провел много времени в Чечне, прокомментировать данную фразу?

Анна Политковская: Это – очень тонкий вопрос: какими дефинициями можно наградить действия федеральных военнослужащих, на содержание которых все мы платим налоги, и поэтому ответственны за их действия, и не можем быть к ним равнодушны. Как их определить? В своих публикациях, в публикациях нашей газеты мы используем два термина: государственный терроризм и негосударственный терроризм, которые противостоят друг другу на территории Чеченской Республики. Под термином «государственный терроризм» мы понимаем то, что ни один закон не использован сотрудниками специальных служб, то есть ФСБ, отрядов специального назначения ГРУ Генштаба, а также МВД и отчасти отряды спецназначения Минюста, в широком понимании спецслужб Российской Федерации. Так как они действуют без всякой оглядки на закон на территории Чеченской Республики, это можно характеризовать как государственный терроризм. Негосударственный терроризм – это действия также террористического анти-законного характера вооруженных формирований, которые именуются чеченским сопротивлением.

Станислав Дмитриевский: В обращении Аслана Масхадова содержится следующая фраза: «Благодаря широкой огласке последних событий, связанных с семьей Хамбиевых, вы стали свидетелями одного из многочисленных террористических методов, применяемых российской стороной с захватом заложников из мирного населения». Известно ли Вам, о каких событиях, связанных с семьей Хамбиевых, идет речь, и вообще известны ли Вам факты захвата представителями российских силовых структур заложников в Чеченской республике?

Анна Политковская: Это идет речь о проявлениях как раз того государственного терроризма, о котором я говорила в предыдущем ответе. Для того, чтобы бывший министр обороны Ичкерии сдался, был применен так называемый контр-захват заложников. Это – термин, введенный в обиход Генеральным Прокурором Российской Федерации Устиновым, и поэтому я его использую. Семья Хамбиева прошла через этот контр-захват, были захвачены его родные, после чего он сдался представителям федеральных структур. Это абсолютно не единичный случай, это – метод государственного терроризма, и то же самое было проделано с родственниками господина Масхадова, но только Масхадов не сдался. Родственники, если я не ошибаюсь, были в этом контр-захвате в течение нескольких месяцев и были отпущены только после ликвидации Масхадова 8 марта 2005 года. Это происходило и с другими, совсем, может быть, неизвестными людьми. Это – распространенный метод.

Станислав Дмитриевский: Скажите, пожалуйста, вопрос как к журналисту. В обращении Аслана Масхадова содержится такая фраза, вменяемая мне в качестве возбуждающей расовую, национальную и социальную вражду: «Нашей национальной трагедией стал новый тотальный российский террор, в неумолимых жерновах которого перемалывается генофонд уникального и самобытного чеченского народа, являющегося одним из аборигенов древнего Кавказа…» И также в качестве фразы, которая якобы говорит о превосходстве чеченцев над всеми другими народами, вменена следующая фраза: «Недалек тот светлый день, когда святая чеченская земля будет очищена от несметных полчищ российских оккупантов…». Согласны ли Вы с тем, что данная фраза содержит утверждение о превосходстве чеченских граждан над представителями других этносов?

Анна Политковская: Каждый человек вправе называть свою землю святой. Мы же называем свою землю Святой Русью. И для каждого народа его земля, безусловно, святая. Масхадов, судя по его многочисленным заявлениям, воспринимал так называемую контр-террористическую операцию как оккупацию, это точно так же, как мы воспринимали, наши предки – оккупацию немецко-фашистскими полчищами. Я в этом вижу только такую аналогию и не усматриваю здесь элементов того, что, предположим, сеет рознь. Все-таки необходимо понимать, что ни один народ нашей страны в последнее десятилетие не подвергся такому насилию со стороны государственной военной машины, как чеченский. И это говорит не о превосходстве чеченской нации над другими, а о том, что они завоевали уже этими тысячными жертвами право так думать.

Станислав Дмитриевский: Последний вопрос. В обращении Ахмеда Закаева содержатся фраза, которая расценена как словесная угроза российскому народу. «Нам пока еще не поздно договориться по всем спорным вопросам. Но для этого российский народ должен избавиться от людей, для которых окончание войны означает потерю власти, а возможно и скамью подсудимых. До тех пор, пока они в Кремле, в Чечне и в России будет литься кровь». Далее он пишет: «Я протягиваю российскому народу руку мира через головы их президентов. Война не нужна никому…». Воспринимаете ли Вы эту фразу как словесную угрозу российскому народу, ну и лично Вам как представителю этого народа?

Анна Политковская: Вы знаете, я провела с господином Закаевым многие часы в дискуссии – как быть дальше? Что делать? На разных этапах этой трагедии. И тогда, когда Закаев был востребован в качестве переговорщика, в первой части этой войны. И тогда, когда он был объявлен террористом, и Российская Федерация требовала экстрадиции его из Великобритании. Я не считаю, что эта позиция является чем-то экстраординарным. Собственно, президенты уходят и приходят, народы остаются, значит, не будет Путина, будет другой, нет Масхадова, появляются другие люди, а людям надо жить бок о бок. Им надо жить в мире. Мы обсуждаем смерть Масхадова, но мы не обсуждаем, как правило, так широко смерти тысяч людей, которые уже положили свои жизни ни за что, ни про что, за то только, что политики ввязались в столь опасную авантюру. Поэтому это совершенно закономерное и совершенно правильное умозаключение господина Закаева. Он совершенно справедливо указывал, эта цитата относится не к 2005 году, а к более раннему периоду, он совершенно справедливо указывал, что наступит такой момент, когда невозможно будет c кем-то договариваться, когда вырастет поколение людей, которое не захочет переговоров, а захочет только войны. И это – сегодняшний период, так называемый период после ликвидации умеренного Масхадова, когда говорить фактически не с кем, когда выросло поколение, в багаже у которого слишком много мести накопилось, мстительных чувств, чего еще не было в 1999-м, 2000-м, 2001 годах, когда Закаев делал эти свои умозаключения. Поэтому это абсолютно правомерные заключения, в которых нет ничего, что можно было бы рассматривать как разжигающее что-то.

Судья Бондаренко: Скажите, пожалуйста, Вы являетесь обозревателем газеты? Не редактором, а именно обозревателем?

Анна Политковская: Да.

Судья Бондаренко: Скажите, пожалуйста, в своей деятельности вы руководствуетесь законом о средствах массовой информации?

Анна Политковская: Безусловно.

Судья Бондаренко: Были ли у вас случаи, как у обозревателя, при подготовке в номер вашей публикации или какие-то интервью, необходимости исключения каких-либо высказываний интервьюируемых Вами лиц?

Анна Политковская: Вы знаете, газетная работа не является конвейером, это творческая работа. И редактор всегда имеет право мне сказать, что…

Судья Бондаренко: Про редактора я не говорю, я про вас сейчас говорю.

Анна Политковская: Я еще раз повторяю… У меня есть своя самоцензура… Я считаю совершенно нормальным, когда редактор говорит мне: вот я считаю, что в этом пункте ты не права. Если он мне доказывает, что я не права, я этот пункт снимаю. Или я ему доказываю, что он не прав. Но поверьте, Ваша честь, это касается совершенно других обстоятельств, когда я, как журналист, даю слишком экспрессивную окраску тем или иным событиям. От меня в моей газете требуется скорее привести источник, заявление другого лица, обращение, чем давать свою эмоциональную окраску. От меня требуются факты. Это совершенно нормальная работа.

Судья Бондаренко: Еще хотите добавить что-либо? Пожалуйста.

Анна Политковская: Да, я хочу добавить. Я хочу добавить несколько слов, если позволят стороны, о личности Дмитриевского. Конечно, я его знаю давно. Конечно, я его знаю как человека, не равнодушного к смерти любого невинно погибшего человека или безвинно страдающего от войны. Я хотела бы обратить внимание, что вот на этом поле, если так можно выразиться, на поле так называемой контр-террористической операции к нынешнему времени, к 2005 году, остались активно работающими только абсолютно неравнодушные к судьбам нашего Отечества люди, которые осознают, что продолжение трагедии Чечни – это продолжение трагедии России. Которые понимают, что ни в коем случае нельзя оставлять этот кризис для разрешения нашим детям и внукам, для последующих поколений. А именно так сейчас происходит. Всякий раз, как я наблюдала Дмитриевского, или читала издания, которые мы сейчас обсуждаем, и информационный ресурс, у меня никогда не возникало ни тени сомнения, что это – именно русский человек, который хочет добра всем тем, кто находится в пределах Российской Федерации, по крайне мере мира им. Он не может смириться с гибелью безвинных. И этим мотивированы все его поступки. И нет ничего более абсурдного именно в приложении к Дмитриевскому, чем националистическая рознь… Если хотите, в советское время это называлось безродный космополит, извините за это выражение. Вот это Станислав Дмитриевский. В принципе мы в этом с ним в чем-то близки. Я тоже воспитана в советское время, уж извините, более молодые господа, мы все – интернационалисты, мы не понимаем, что это такое – когда по национальному признаку убивают, уничтожают, объявляют бандитами. Мы этого просто не понимаем. Таков же и Дмитриевский, хоть он младше меня. Но он – человек этой же крови, если можно так сказать. Если бы эта трагедия произошла, не приведи Господь, в Кабардино-Балкарии, в республике Тыва, или в Якутии, я абсолютно уверена, что Дмитриевский защищал бы якутов от государственной машины, которая наезжает на якутов, тувинцев и так далее. Потому что это такое нутро. Спасибо.

Информация предоставлена Обществом Российско-Чеченской дружбы (г. Нижний Новгород)

***
Станислава Дмитриевского обвинили в разжигании межнациональной розни за публикацию в газете «Право-защита», которую он редактировал, обращения Ахмеда Закаева к российскому народу и обращения Аслана Масхадова к Европарламенту. Процесс длился несколько месяцев, судебные заседания начались в ноябре 2005.

Дмитриевский был признан виновным в разжигании межнациональной розни и приговорен к двум годам лишения свободы условно. Такое решение вынес Советский районный суд Нижнего Новгорода. Решение будет обжаловаться.

Журналист правозащитник свою вину не признал. «В публикациях не содержится никаких негативных характеристик, унизительных характеристик, негативных оценок каких-либо расовых, национальных и социальных групп, либо отдельных лиц, как представителей этих групп. В этих статьях, действительно, содержатся негативные характеристики, но негативные характеристики нынешнего политического режима России, это негативные характеристики политики этого режима на Северном Кавказе, это негативные характеристики и гневные оценки тем военным преступлениям, которые совершаются как федеральными силами, так и представителями чеченских силовых структур без различия их национальной принадлежности. Наконец, это очень экспрессивные и негативные оценки лично господина Путина, как президента Российской Федерации. Но ни то, ни другое, ни третье, ни четвертое, как вы понимаете, не является составом преступления пока еще по нынешнему российскому Уголовному кодексу. Поэтому я считаю приговор абсолютно незаконным и необоснованным».