Воробьев: Господа, добрый день, приветствую вас в пресс-центре “МК”. Наш сегодняшний гость — Игорь Юрьевич Артемьев, руководитель Федеральной антимонопольной службы России. Сначала небольшое вступительное слово, потом ваши вопросы.

Игорь Артемьев: Добрый день, дорогие друзья. Прежде всего, я хотел вас поблагодарить за то, что вы пришли на эту пресс-конференцию. Я хочу сказать слова глубокой признательности газете “Московский комсомолец”, которая смогла ее организовать. А пресс-конференция посвящена, как вы знаете, новому федеральному закону “О защите конкуренции”, который был недавно подписан президентом России и вступает в силу через 3 месяца после опубликования (он уже опубликован). То есть по новому закону “О защите конкуренции” мы будем жить с вами с 26 октября этого года. Прежде всего, я хочу сказать, что я рад этому событию, поскольку закон 15-летней давности настолько безнадежно устарел, что работать по нему серьезно, выставляя какие-то серьезные требования к компаниям-монополистам, сегодня практически невозможно. Мы, конечно, пытались предпринимать определенные усилия, полагая, что нельзя дожидаться принятия нового закона. Работать надо и сейчас, и мы постарались, как могли, это делать. Но реальности таковы, что России требовалось новое антимонопольное законодательство. Я хочу, пользуясь случаем, поблагодарить российский Парламент, Правительство, Президента, подписавшего закон. Этот закон проходил в условиях очень серьезной, ожесточенной борьбы, не всегда было понятно, выйдет он или нет? И есть люди, которые нам в этом сильно помогли. И я хотел бы сказать, что этого закона точно бы не было в настоящее время, если бы такие люди, как Александр Дмитриевич Жуков и Герман Оскарович Греф, не вложили душу в то, чтобы он обязательно появился. И я очень рад и хочу публично поблагодарить их за огромную работу. Я хочу выразить слова признательности Комитету по экономической политике, Валерию Драганову, который сделал все для того, чтобы это противостояние было завершено законом.

Теперь по существу. Что нам дает новый закон? Каким образом мы намерены его использовать? И какова, на наш взгляд, могла быть правоприменительная практика? Во-первых, мы видим, что на сегодня в нашей стране ситуация с монополизацией рынка является неоднозначной. С одной стороны, мы видим кардинальное усиление позиций естественных монополий, прежде всего Газпрома, что государственное участие в экономике существенным образом увеличивается. И на другую чашу весов сегодня положен закон “О конкуренции”. Мы полагаем, что этот закон может определенным образом уравновесить те весьма тревожные тенденции в разных секторах экономики, связанные с монополизацией целых секторов.

Мы считаем, что такие нормы законодательства, как, например, новое определение товара, позволяют сегодня антимонопольным органам не только работать на традиционных товарных и финансовых рынках, но и активнейшим образом участвовать в процессе, связанном с антимонопольным контролем в области природных ресурсов, то есть распределении земельных, лесных и водных ресурсов. Мы ожидаем и очень надеемся на то, что новая редакция закона “О недрах” позволит нам контролировать вопросы экономической концентрации в недропользовании, так, чтобы в руках одной группы лиц не оказались все российские полезные ископаемые. Мы полагаем, что внедрение новых процедур, связанных с так называемой государственной помощью, позволит нам сегодня достаточно эффективно, хотя это покажет только практика, бороться с произволом государственных чиновников. Когда государственные чиновники выделяют преференции, льготы, предоставляют субсидии из бюджетов различных уровней отдельным частным компаниям. Получая деньги из бюджета или льготные ставки по арендной плате, эти частные компании, естественно, оказываются в привилегированном положении на рынке, в то время, как другим частным компаниям остается только в этой ситуации закрываться, банкротиться. И таким образом разрушается инфраструктура рынка. Мы видим такое сплошь и рядом.

Кроме того, целый ряд новых позиций, который связан с так называемым коллективным доминированием, позволяет нам играть гораздо более активную и заметную роль в сдерживании цен на рынке нефтепродуктов тогда, когда это является необоснованной позицией нефтяных компаний. Это, безусловно, та новая позиция, которая вызывала у бизнеса очень большие опасения и только наши постоянные консультации с бизнесом позволили сделать сбалансированный инструмент, когда государство в лице антимонопольного органа сможет защитить граждан, частные компании и госкомпании, работающие на рынке, от произвола этих квазимонополий.

Очень важным является то, что мы освободили подавляющее большинство бизнеса из-под нашей опеки. Мне кажется, существует самый хороший радикальный способ борьбы с коррупцией - когда ненужные функции, которые являются множественной опекой государственного влияния и государственного регулирования — абсолютно никчемные, но почему-то в историческом плане появившиеся в полномочиях антимонопольных служб, нужно было упразднить. Вы знаете о том, что новым законом резко повышен порог экономической концентрации для субъектов хозяйственной деятельности. Если раньше к нам должны были приходить компании, стоимость активов которых 20 миллионов рублей, т.е. практически малый бизнес, то сейчас в законе установлено, что к нам с ходатайствами и уведомлениями обращаются только компании, стоимость активов которых больше 3 миллиардов рублей. Этот критерий сейчас установлен примерно на таком уже уровне, как в Соединенных Штатах Америки — 100 миллионов долларов. Это означает, что 90 процентов компаний, все компании малого и среднего бизнеса, вообще выведены из-под нашего регулирования. Количество разрешений со стороны ФАС уменьшится примерно в 18 раз. Этим компаниям больше не нужно будет приходить к нам. Это значит, что недобросовестные чиновники не смогут вымогать деньги по этим позициям, что происходило раньше. А главный гражданский оборот и экономическая политика в данном случае будет определяться рыночными структурами, самими акционерами и собственниками.

Второй элемент дебюрократизации, тоже радикальный, мы предприняли в связи с разрешением на движение акций. Если по старому закону любое лицо в компании имеет долю больше, чем в 20 процентов, то стоит ему купить хотя бы одну акцию, то ему нужно обращаться к нам за разрешением. Если мы такое разрешение не дадим, в этом случае ему нельзя приобрести соответствующие акции. Но даже если взять норму закона, что мы 30 или 60 дней с продлением, которое разрешено старым законом, будем этим делом заниматься, то представьте себе, как сдерживается хозяйственный оборот. Новым законом установлено, что мы теперь даем разрешение только на приобретение блокируешего пакета — 25 плюс одна акция, 50 процентов плюс одна и 75 плюс одна акция. Это касается теперь только компаний, суммарная стоимость активов которых превышает 3 миллиарда рублей. И здесь соответствующий барьер устранен.

Или другая позиция. Когда крупные корпорации, которые организованы в холдинги, проводят реорганизацию. Сегодня, вы знаете, во многих отраслях экономики идет консолидация активов, что связано с внешней конкурентоспособностью и другими важными целями экономического развития страны. Вот представьте себе, что крупная компания хочет провести реорганизацию. Она приносит нам 100 ходатайств о разрешении сделок. Эта процедура занимала год. Компания год не могла проводить реорганизацию. Не могла вообще пальцем пошевелить без разрешения антимонопольного органа. Мы приняли решение, и правительство нас поддержало, что такого рода реорганизация внутри одной группы лиц переходит на уведомительный порядок. Компания нас уведомляет, представляет старую схему взаимосвязей в акционерном обществе, представляет новую схему и спокойно работает, не оглядываясь на нас.

Мы отказались от функций согласования, которые были абсолютно абсурдные, в создании любых финансовых организаций. В чем проблема создать финансовую организацию и получить надлежащую лицензию? Да никакой проблемы нет. Зачем наше согласие, когда этот рынок является конкурентным. Совершенно абсурдное требование старого закона.

Принципиально важно, что антимонопольный орган получает возможность быть более наступальным. Проще говоря, во всех основных понятиях новый российский антимонопольный закон становится очень похож на аналогичное европейское законодательство. И в этом тоже одна из целей, поскольку Россия собирается вступать в ВТО. Поскольку нам нужно проводить с европейцами, например, совместное расследование картелей, в том числе международных и так далее. Мы к этому стремимся и подошли уже вплотную.

Все эти нормы, конечно, не будут в полной мере работать, если не будут приняты поправки, которые одобрены Правительством в Кодекс об административных правонарушениях (КоАП). Вы знаете, что полтора месяца назад Правительство одобрило такие поправки, которые вводят оборотный штраф за наиболее опасные нарушения антимонопольного законодательства. Это, прежде всего, злоупотребление доминирующим положением и, конечно же, создание картелей и осуществление ценового сговора. Если Парламент в осенней сессии до конца года примет поправки в КОАП, мы будем считать, что эта часть реформы по совершенствованию базового антимонопольного законодательства будет завершена.

Сегодня наша практика складывается следующим образом: 12 с половиной лет суды не применяли норму о том, что можно взыскать с компании-монополиста, допустившего нарушение, так называемый незаконно полученный доход, хотя эта норма была записана в закон еще в 1991 году. И максимальный штраф составлял — 5 тысяч МРОТ — 500 тыс. рублей, и можно было 2 года судиться с каким-нибудь “Газпромом” и оштрафовать его на 500 тысяч рублей. Я полагаю, что это очень неэффективно с точки зрения расходования денег налогоплательщиков. 2,5 года назад мы начали применять эту норму о незаконно полученном доходе. Это шаг вперед, конечно. Хотя нужно понимать, что антимонопольные органы еще очень молоды в нашей стране, и сравнивать наши параметры с налоговой инспекцией, с их миллиардными исками, я бы не стал. Но появление этой судебной практики о незаконно полученном доходе за последние 2 года заставило очень многие компании договариваться с антимонопольным органом, отказываться от монополистических действий. Это, прежде всего, касается таких крупных сфер как нефтехимия, связь и другие сектора экономики. Но сказать, что антимонопольный орган, до принятия нового закона, активнейшим образом влиял на экономическую жизнь страны, было бы неправильно. Мы только начинаем наш путь. Цель у нас очень простая — мы хотим защитить конкуренцию для развития малого и среднего бизнеса, для создания среднего класса. Мы хотим сделать это таким образом, чтобы наши решения влияли на экономическое развитие страны, на инфляцию в стране, на ее снижение. И мы должны этого добиваться. Мы стоим в начале пути, но новый закон открывает хорошие перспективы, чтобы идти по этой дороге дальше.

Вопрос журналиста: Какие новые тенденции, инструменты обозначены в новом законе?

Игорь Артемьев: Прежде всего, новые инструменты, о которых я рассказал во вступительном слове. Во-первых, у антимонопольного органа появляется возможность двигаться в направлении контрольно-экономической концентрации природных ресурсов. Во-вторых, мы можем и предупреждать, и наказывать недобросовестных чиновников за создание преференций отдельным компаниям, действующим на рынке. Это та норма, которую Россия собиралась ввести еще в 1990 году по соглашению с Европейским союзом. Только сейчас это удалось сделать. В результате политического компромисса мы, может, не очень довольны этой главой закона, поскольку это мягкое регулирование. Мне показалось, что в отношении таких решений, принимаемых государственными чиновниками, санкции за нарушения должны быть гораздо более жесткими. Но это первый шаг, и мы пойдем по этому пути дальше.

Коллективное доминирование - его не было. Соответственно, на особых искаженных олигопольных рынках, где конкуренты ограничены в силу природы такого рынка, например, скажем, на рынке нефтепродуктов, компания даже имеющая на рынке долю меньше чем 35%, может быть признана доминирующей или злоупотребляющей доминирующим положением. Судебной практики по этому поводу пока нет. Она будет складываться в ближайшие годы.

Целый ряд других вопросов, связанных с процедурами, тоже очень важен. Антимонопольный орган практически в рамках административной реформы отказался от издания собственных нормативных правовых актов. Все процедуры описаны в законе. Это очень важно. К сожалению, в России не так много законов, где все процедуры прямо предусмотрены в самом законодательном акте. С одной стороны, для нас это трудновато. Потому что, если что-то мы не предусмотрели, очевидно, это заставит менять сам федеральный закон. Но с другой стороны — это гарантирует стабильность правил.

Говоря о других инструментах, отмечу следующее. Система антимонопольных органов в России в год предотвращает создание 200 монополий. Т.е. примерно 200 крупных сделок, приводящих к монополизации федеральных либо локальных региональных рынков, мы запрещаем. И эти сделки не происходят. Так вот, примерно в 10% случаев, мы, как антимонопольный орган, могли бы не отказывать, а написать в нашем предварительном ответе вместо отказа — что должна сделать компания для того, чтобы сделка была разрешена? Таким образом, у нас будет возможность управлять, по согласованию с компанией, в рамках наших предписаний, инвестиционными ресурсами.

Вопрос журналиста: Недавно мобильных операторов обвинили в картельном сговоре. Будет ли судебное разбирательство?

Игорь Артемьев: Мы активно поддерживали правило платит звонящий — это общее правило. Что касается картельного сговора — мы пока ничего не вменяли компаниям. Мы сказали, что начали расследование. Кого-либо обвинить в чем-либо можно только на основании улик и доказательств. Пока этих доказательств нет. Мы работаем сегодня над этим. В частности, мы направили запросы в компании. Что нас беспокоит? Мы понимаем, что является крайне мало вероятным, чтобы три компании, не обсуждая друг с другом, одновременно в виде компенсации соответствующих выпадающих доходов, вдруг пришли к одному и тому же решению и в одно время. Ведь они искали, как пополнить свои бюджеты, чтобы компенсировать прорехи в бюджете, которые у них возникли. Но они все приняли одно и тоже решение, чтобы ввести именно плату за соединение. Откуда же они могли взять эту информацию? Тем более, что законом плата за соединение вообще не предусмотрена. Это какое-то маловероятное событие. А вот если они договаривались друг с другом и установили плату, т.е. дополнительное обременение потребителей, если нам удастся это доказать, то это ни что иное, как картель или согласованные действия, т.е. грубейшее нарушение антимонопольного законодательства. Я не буду сейчас оценивать перспективы, не мое это дело, наши коллеги занимаются этим вопросом. Но... Сегодня 2 компании уже отказались от незаконных действий. Они сейчас вводят повышенную оплату первой минуты — мы будем смотреть, что это такое, насколько это соответствует законодательству. Для того, чтобы доказать картель по действующему закону, нам нужно предоставить в суд письменное соглашение между операторами о введении платы за соединение. Я думаю, что никакого такого соглашения нет в природе. Поэтому перспективу в этом смысле оцените сами. Но в будущем, когда речь уже идет о согласованных действиях, такого рода действия нам будет доказывать несравненно легче. Сейчас же для нас очень важно отменить незаконные действия и защитить права потребителей. Сделаем мы это через доказательство картеля и выставления колоссальных штрафных санкций компаниям или мы добьемся иным способом отмены их прежних решений, и так, чтобы они приняли решения такие, которые устроят потребителя на сегодня — это 2 разных подхода, но и тот и другой правомерны.

Вопрос журналиста: У меня две темы. Рост цен на бензин – это первое. Второе - недавно тендерный комитет Москвы был преобразован в Департамент конкурентной политики. Как вы к этому относитесь?

Игорь Артемьев: Вы знаете, что правительство договаривалось с нефтяными компаниями о моратории на рост цен на бензин. С точки зрения антимонопольного законодательства, такие сговоры вообще запрещены, но при этом в законе есть оговорка: если соответствующий сговор или договоренность в том числе о ценах, о снижении цен, либо их поддержании — имеет положительный социально-экономический эффект, то данный сговор сговором не считается и санкций никаких не применяется. Это я сразу отвечаю на вопрос: почему, когда правительство или отдельные высокопоставленные члены правительства договариваются с нефтяными компаниями, мы никакие санкции не применяем и не можем применять. По той причине, что социальный эффект большой.

Вы, наверное, интересовались тем, что происходило недавно в США, где Конгресс принял закон о том, что если у нефтяной компании чистая прибыль растет в 3-4 раза в год, а она пытается еще при этом на внутреннем рынке повышать цены в разы, то там вводится уголовная ответственность и колоссальный штраф. Нечто подобное мы и пытались предложить нефтяным компаниям, когда с ними встречались. Говорили о том, что экспортные пошлины относительно низки в отношении дизельного топлива, некоторых видов нефтепродуктов. Сегодня компании действительно получают большие доходы и по итогам прошлого года и первого полугодия этого года, я уверен, рост чистой прибыли увеличился в 2-3-4 раза. Мы говорили, что нет экономической необходимости повышать сегодня цены на внутреннем рынке. И все разговоры о перетоках мировых цен сюда к нам в Россию имеют, конечно, определенную экономическую подоплеку. Но в большей степени внутренние цены определяются желанием самих компаний, возможностью сговариваться друг с другом и, конечно, соответствующими налоговыми отчислениями, которые компании предоставляют. Правительство пошло навстречу нефтяным компаниям. Не был проиндексирован акциз, экспортные пошлины в отношении того же дизельного топлива или мазута не повышались так, как они могли бы повышаться. У правительства всегда есть возможность установить такие экспортные заградительные пошлины, что на внутреннем рынке будет невыгодно продавать ни по 15, ни по 20, ни по меньшей цене. А еще дешевле придется продавать. Правда, при этом есть другое последствие, когда из-за затоваривания рынка, компании будут без всякого стимула, для того, чтобы расширять производство и вообще осуществлять крекинг нефти, и тогда будет полный «привет». На примере Украины мы видели, к чему это может привести. Поэтому нужно найти разумную линию поведения в этой ситуации. Мне кажется, что, несмотря на то, что мировые цены растут из-за ближне-восточного кризиса, ситуации в Ираке и других важных факторов, связанных с повышением цен на нефть, у нефтяных компаний сегодня нет особой необходимости в повышении цен на нефть.

Мы ведем мониторинг сегодня по всей стране. Движение началось. Как правило, это движение начинается с заявления Топливной Ассоциации Москвы, которой мы заинтересуемся в ближайшее время. Ассоциация начинает готовить общественное мнение, когда начинает кричать о том, что мировые цены растут, что топливная Ассоциация ожидает таким образом повышения цен завтра. И, конечно же, завтра нефтяные цены вырастают на всех бензоколонках и т.д. Опять же, по новому закону, такие действия мы могли бы квалифицировать как противоправоправные, а такие заявления подготовительными для повышения цен. Сегодня по старому закону это сделать невозможно. Но, тем не менее, мы этой ассоциацией заинтересовались. Мы будем с ней внимательно работать, потому что она по сути дела провоцирует повышение цен и дает сигнал ценовый всем рынкам и нефтяным компаниям.

Различные профессиональные ассоциации, на мой взгляд, - это идеальный инструмент для согласования ценовой политики. У нас были уже соответствующие взаимоотношения с нефтяным союзом, когда они у себя на ассоциации обсуждали вопрос повышения цен, что является противоправным действием по нашему законодательству. Пока коллективное доминирование еще не введено, нужно продолжать консультации правительства с нефтяными компаниями. Мне кажется, что нефтяные компании перегибают в этом случае палку. Правительство и так сделано много для того, чтобы внутренние цены сдержать через механизм налоговой политики. Мне кажется, этого вполне достаточно. И нужно спокойно дойти до сезонного спада цен и надо, чтобы этот спад обязательно был, потому что по нашему наблюдению у нас происходит следующее, что говорит о том, что сговор есть. Но пока доказать это в полном объеме мы не можем. Когда речь идет о повышении цен, все компании охотно повышают, а когда должно быть какое-то сезонное снижение цен, например в декабре — этого не происходит. Но, если рынок — так рынок — тогда гибкие цены. Мы говорим в этом смысле и, слава Богу, президент России сделал заявление по этому поводу. Чтобы с вами не спорить, давайте пойдем на биржу. И будем продавать нефтепродукты на бирже в рамках госзаказа, в рамках соответствующих поставок и тогда будет все понятно, и тогда будут рыночные цены, и тогда будут видны колебания — это будет рыночный индикатор, а не то, что сейчас. Но, как вы знаете, более половины компаний наотрез отказываются туда идти по очень многим причинам.

Вопрос журналиста: А что можно с этим делать?

Игорь Артемьев: А с этим нужно делать следующее. В прошлом-позапрошлом году нам удалось в нескольких регионах доказать картельные сговоры и злоупотребление доминирующим положением нефтяных компаний. Я имею в виду и Ставрополье, и Красноярский край, Омск, и некоторые другие регионы. Это были разовые случаи. По старому закону мы могли доказать сговор только в том случае, когда регион достаточно замкнутый. В масштабах России это невозможно сделать, потому что сегодня ни одна компания не может быть нами обвинена, потому что никто из них не имеет долю на рынке нефтепродуктов ни по одному сегменту более чем 35%. С точки зрения антимонопольного законодательства они монополистами не являются. Для этого нам и нужна норма коллективного доминирования, которая позволяет привлекать компании с долей более чем 8% за картельный сговор. А сегодня мы не можем их привлечь, потому что такой закон. После октября сможем, хотя этот инструмент очень сложный, но мы его попробуем обязательно и вместе с вами посмотрим: достаточно ли он эффективен. Если нет — надо будет вносить дополнительные правки в закон. Мы вполне оптимистично настроены.

Теперь второй вопрос, который был связан с Департаментом. 20 февраля постановлением правительства антимонопольный орган был назначен органом надзора в области государственных закупок. И соответственно около 10% ВВП и более 2 млн. конкурсов наша система должна контролировать на предмет выполнения всех процедур и правильности заключения контрактов в отношении всех аукционов, конкурсных процедур и т.д. 94-й закон, который вступил в силу с 1 января этого года, определяет все эти порядки. При всех недостатках, которые, конечно, есть и в 94-м законе,— это правильный закон. Он направлен, прежде всего, на борьбу с коррупцией. И все движение администраторов, которые занимаются этой проблемой, я бы условно разделил на 2 части. Есть такие структуры, как например, московское правительство, которое по своим собственным соображениям, не дожидаясь федерального законодательства, сделало эти конкурсы прозрачными. И экономия составляет 10—12% от бюджета Москвы. Представьте себе, какие это огромные суммы. И, конечно, Москва, Татарстан, в определенной степени Санкт-Петербург, которые готовы сегодня к этим торгам, просто экономят на этом и таким образом получают хорошие доходы от того, что они эти процедуры у себя внедрили. А некоторые другие структуры, которые привыкли в тиши кабинетов заключать договора на коррупционной основе, быстро превратились в движение плакальщиков. И сейчас по стране идет целое движение плакальщиков, которое ратуют за то, что нужно немедленно остановить движение 94-го закона, отменить его, заняться другими делами и вернуть все, как было прежде. Вот я вас, коллеги, призываю, если вам это интересно, следите за динамикой, посмотрите, как развивается 94-й закон, а 28 сентября Правительство РФ будет рассматривать вопрос о ходе исполнения этого закона. Повторяю: проблем достаточно много. Но, тем не менее, это правильный закон, он обеспечит движение в нужном направлении. Поэтому то, что Правительство Москвы сегодня создает целый Департамент по госзакупкам и все больше и больше расширяет эту практику, мы это от всей души приветствуем. Мы считаем, что Москва достигла здесь очень больших результатов и тиражирование опыта Москвы в другие регионы является актуальной задачей.

Вопрос журналиста: Возвращаясь к вопросу о плате за соединение. Если все-таки будет доказано наличие факта нарушения, какие другие уловки, с вашей точки зрения, мобильные операторы используют для того, чтобы выжимать дополнительные деньги? И, естественно, как можно защитить граждан от таких уловок?

Игорь Артемьев: Очень важно, что наша позиция едина с позицией Мининформсвязи как основного регулятора на этом отраслевом рынке. И мы с ними проводим консультации для того, в том числе, чтобы предвидеть, а что может быть дальше. Я думаю, что не в интересах компаний мобильной связи сегодня устраивать вот такие акции. Я думаю, что эти компании зарабатывают хорошо, дай бог, чтобы они зарабатывали еще больше. Но наша задача — защитить потребителя. В этом смысле возможностей экономических уловок — море, и что они придумают в следующий раз, мы представить себе этого не можем. Если они опять это сделают в одно и то же время примерно одним и тем же способом, то будет пища для нашего законодательства о картелях.

Доминирующим положением эти компании не обладают, поэтому злоупотребление доминирующим положением инкриминировано быть не может по одной простой причине, что мы в антимонопольном органе считаем, что услуги электрической телефонной связи и мобильной взаимозаменяемы. И сегментации рынка здесь нет. Это значит, что у них доминирующего положения нет, и если что-то делается не так с точки зрения нашего закона — это картель. То есть, когда они договариваются о ценах либо других каких-либо действиях в ущерб потребителям. Если они будут делать со своей экономикой все что угодно не в ущерб потребителям, мы нас это не интересует, потому что это не наше дело. Но следить за этим рынком мы обязаны, потому что этот рынок олигопольный, на нем только три крупных компании работают. Более того, у двух компаний один и тот же учредитель, имеющий соответствующую долю. Поэтому здесь еще тоже имеется вот такая особенность, о которой мы знаем и которую мы должны тоже отслеживать. Поэтому не будем предвосхищать события, я думаю, что здравый смысл восторжествует и ситуация перейдет в нормальное состояние, которое было раньше.

Вопрос журналиста: У меня два вопроса. Первый касается жилищного рынка Москвы и роста цен. И второй вопрос по бензину. Что конкретно может сделать Федеральная антимонопольная служба для того, чтобы реально воздействовать на компании, чтобы они не просто откупились штрафом, а действительно остановили рост цен?

Игорь Артемьев: Прежде всего, рост цен на жилищном рынке связан с тем, что мы сегодня имеем колоссальный спрос на жилье, а предложение сегодня на самом деле очень сильно отстает от этого спроса. Это практически единственный фактор, который влияет на цены серьезно. Сегодня нефтяные и газовые деньги не находят выхода, например, на финансовом рынке. Потому что у нас очень маленький финансовый рынок, что, как выяснилось совсем недавно, достаточно, чтобы 8 фондов иностранных ушли с этого рынка, и соответствующий индекс РТС упал и упал очень существенно. И не находя там приложения своим деньгам инвесторы вкладываются в недвижимость, поскольку это наиболее надежное вложение, как считают сегодня многие. А раз они туда вкладывают, то они вкладывают не для того, чтобы жить в этих квартирах, а просто как в инвестиционный объект, квартиры же стоят пустыми. А поскольку нефтяные цены растут, прибыли соответствующих компаний плюс мультипликатор, приводят к тому, что все больше и больше денег вкладывается в недвижимость.

Неудовлетворенный спрос, прежде всего, сохраняется на земельные участки, на инженерно подготовленные объекты инфраструктуры и т.д. При этом строители сегодня, на мой взгляд, забирают 200—300% из этой цены относительно той себестоимости, которая существует. С точки зрения законов рыночной экономики - да хоть 400—500%, если сегодня такой спрос, они могут собирать. Это приводит к расширению производства, соответствующей технической модернизации, в принципе, экономически здесь ничего плохого нет. Плохо другое — социальный аспект. Сегодня в Москве даже представитель среднего класса, мы не говорим о других людях, купить квартиру не может. Соответственно, ситуация не терпима.
Что для этого можно сделать? В чем мы видим возможные решения? Для того, чтобы решить проблему, нужно в принципе увеличить резко предложение. Но главная проблема здесь не в монополизме, если говорить о Москве, здесь много строительных компаний и, кроме того, на московский рынок охотно передвигаются компании из других регионов, — проблемы здесь нет. Есть проблема с выделением основных ресурсов для строительства, например, земельных участков. Потому что сегодня, несмотря даже на принятие новых поправок в Земельный Кодекс об аукционном принципе выделения земельных участков, все равно преференциальная политика продолжает существовать. И не только в Москве и не столько в Москве, но и в других регионах действительно существует необходимость договариваться с чиновниками, чтобы получить землю. Ну, а где строить? В безвоздушном пространстве? Понятно, что это все основано на коррупции, на колоссальных взятках, на перераспределении доходов в криминальный сектор — это все так.

Собственно, основной вариант борьбы с помощью тех инструментов, которые у нас есть, это попытка во-первых, контролировать госзаказ и контролировать систему аукционов и конкурсов, 94-й закон, о котором я сказал. И второе — контролировать земельные аукционы, чтобы участки выделялись только через аукционы, несмотря на второе движение плакальщиков, которое мы сегодня наблюдаем, хлопочет о том, что аукционы на землю надо отменить, что аукционы — это длинные процедуры, что из-за этого строительные компании не могут ничего получить. Это чушь, это попытка прикрыть эти самые коррупционные схемы. Я не говорю о добропорядочных, честных людях, которые в этой сфере работают. Я говорю о механизмах, которые мы сегодня наблюдаем. Соответственно, чтобы доказать какой-либо сговор чиновников с компаниями, нам опять же нужен письменный документ. Иногда мы находим распоряжение, какие-то документы о предоставлении земельных участков — такие вещи мы передаем в Прокуратуру. Прокуратура возбудила около 200 уголовных дел. Мы по-прежнему ведем около 100 дел в судах о расторжении соответствующих договоров об аренде земельных участков, если они прошли эту процедуру без аукциона. Что было до 1 ноября 2005 г., когда вступили в силу поправки в Земельный Кодекс, вы тоже, наверное, знаете? Лучшие участки были сброшены фирмам-однодневкам, фирмам, аффелированным с чиновниками. Причем сброшено процентов 20 было за 3 дня до вступления в силу закона. Вот, собственно, беда большая. Но имя ей — коррупция.

Вопрос журналиста: 200 уголовных дел — это по Москве и области?

Игорь Артемьев: По России. У нас есть справка федеральной Прокуратуры, что они возбудили около 200 уголовных дел, связанных с махинациями с земельными и другими природные ресурсами. Это то, что они проверяли.

Вопрос журналиста: Проходит ли проверку жилищный рынок в Москве?

Игорь Артемьев: Строительный рынок Москвы — конкурентный. Он не является монополизированным в смысле антимонопольного законодательства. Здесь много компаний, здесь нет одной компании, которая доминирует на рынке. На рынке строительных материалов ситуация разная. Там есть и доминирующие компании тоже.

В настоящее время по поручению правительства мы занимаемся расследованием того, как проходили выделения земельных участков под жилищное строительство по всей стране. На основании нормы Земельного Кодекса о том, что с 1 ноября прошлого года предоставление земельного участка под жилищное строительство возможно только на открытом аукционе. Соответственно, это основная часть нашей работы и мы этим занимаемся по всей стране. В настоящее время мы констатировали, что за I квартал, также как и за IV квартал без аукциона были выделены земельные участки примерно в 70—80% случаев. Правда, из статистики нужно вычленить земельные участки, которые предоставляются под индивидуальное жилищное строительство (там аукцион не требуется). Во всяком случае, могу вам твердо сказать, что, по меньшей мере, в трети случаев в целом по всей стране происходит нарушение законодательства об аукционах. Ряд регионов, например, таких как Калининградский— полностью перешли на аукционы. Ряд регионов нарушил законодательство очень сильно. Например, Томская область, Свердловская область. В Москве таких нарушений не много по сравнению с другими регионами.

Вопрос журналиста: Занимается ли ФАС законопроектом, принятым в Думе, который дает Газпрому монопольное право на экспорт газа?

Игорь Артемьев: Как и во многих других случаях, наше отношение резко отрицательное к этому закону. Мы полагаем, что система спецэкспортеров закрепляет монопольное положение по транспортировке и тем самым удлиняет путь, который когда-нибудь обязательно будет начат по демонополизации системы газовой отрасли страны. Этот закон является барьером, на мой взгляд, для развития конкурентных отношений в этой сфере. Мы об этом говорили, мы об этом писали в Правительство. Но есть, наверное, какие-то плюсы, которые видят другие ведомства Российского Правительства, в частности, это касается повышения конкурентоспособности на внешних рынках и т.д. И очень многие ведомства, например, Минпромэнерго говорят положительно об этом законе, потому что они видят определенные преимущества для нашей страны в вопросах, связанных с темой газоснабжения за границами нашей страны. Но мы-то ведь АНТИмонопольный орган, и мы не скрываем своего отрицательного отношения к этому закону. В конечном итоге Правительство принимает решение. В данном случае не в нашу пользу.

Вопрос журналиста: Занимается ли Федеральная антимонопольная служба автозаправочными сетями?

Игорь Артемьев: В соответствии с законодательством мы могли лишь только выдать рекомендации. Мы посчитали, что сегодня порядка 70 российских регионов имеют как правило одну доминирующую компанию на заправках, которая занимает больше чем 50% рынка. Цветовая гамма на бензоколонках меняется в каждом регионе. В одном регионе — одна компания, в другом — другая. Это очень похоже на территориальный раздел рынка, который запрещен нашим законом. Мы дали губернаторам, органам местного самоуправления и нашим территориальным управлениям рекомендации следующего содержания: если происходит предоставление земельных участков под бензоколонки, то такие выделения должны осуществляться только в отношении компаний, доля которых на рынке не превышает 50%. Мы знаем о том, что некоторые региональные администрации последовали нашим рекомендациям. Они не могут формально, поскольку это рекомендации, снять компании с конкурсов, которые занимают доминирующее положение, но, тем не менее, они это учитывают в той практике, в тех условиях офферт, которые они выдвигают. Кроме того, ряд компаний сказали мне о том, что они задумались обмениваться активами. Другие компании пошли через договоры франчайзинга. Некоторые стали продавать бензин под другой торговой маркой. Но в целом механизм, как мне кажется, лежит только в следующей области: такие компании не должны получать новых земельных участков, их доля должна сокращаться. Хороший способ для решения этого вопроса — выделение новых земельных участков для других компаний, чтобы доля доминирующей компании уменьшилась, и возникли конкурентные отношения.

Вопрос журналиста: Прокомментируйте предложение ФАС по созданию ценового коридора для участников рынка автогражанки.

Игорь Артемьев: Опять же небольшая предыстория. Соответствующие нормативы заложены прямо в законе по ОСАГО, поэтому очень многие ведомства решили вообще не проводить конкурсов на заключение договоров со страховыми компаниями. И весь 2004 год мы пытались доказать и доказали, что все равно конкурсные процедуры должны были быть проведены. И если мы не можем провести конкурс по деньгам, то нужно проводить его по сервису, по особым условиям (удобства для клиентов). Такие конкурсы во всех государственных учреждениях состоялись, и мы рады, что они прошли. Но мы считаем, что этот рынок должен быть гораздо более гибким. Ценовый коридор можно оценить в 5—12%, вокруг которого могут идти торги, потому что там действительно моржа по договорам страхования очень небольшая. Несмотря на это, мы считаем, что это надо делать. Потому что тогда будут работать действительно обратные связи и нормальные рыночные механизмы. Тот, кто активно развивал систему, работу с клиентами, пусть выиграет на этом, потому что он сэкономит на эффекте масштаба. Когда маленькая компания — можно найти какую-то свою специальную нишу, в которой она сможет работать за счет снижения стоимости соответствующих договоров. Это нормально.

Но нижняя планка должна быть установлено обязательно. Иначе будут некоторые компании недобросовестно демпинговать, потом они рухнут, и оставят клиентов с носом. А наше предложение очень простое — тот уровень, который был в законе, можно зафиксировать или чуть-чуть немножко сдвинуть, но лучше даже зафиксировать, но предоставить возможность компаниям более гибко предлагать свои услуги с точки зрения стоимости. Сейчас Министерство финансов и Росстрахнадзор должно дать свое заключение на эту тему. Бюрократия — она есть бюрократия. Она будет достаточно долго рассматривать этот вопрос. Но я думаю, что в середине 2007 года можно было бы это сделать.

Вопрос журналиста: В последнее время стало известно, что “оборотни” есть не только в МВД, а в Счетной Палате, в Совете Федерации, вот сейчас в Эрмитаже. Как обстоят дела с “оборотнями” в вашем ведомстве?

Игорь Артемьев: Я всегда исхожу из того, что мир, природа и люди многообразны. Есть люди хорошие и разные. Поэтому есть хорошие люди у нас, а есть разные. И есть люди, которые бескорыстно служат своей стране и не берут взяток. И я знаю таких людей. Я не знаю, что такое “оборотни”, это что-то мистическое. Мне трудно оценить. Думаю и уверен в том, что коррупция в ФАС есть. Она есть практически во всех органах исполнительной власти, у которых есть власть реальная, потому что усмотрение чиновника есть основа коррупции.

Что мы можем в этом смысле предложить? Например, мы создали Общественный совет при Федеральной антимонопольной службе. Кто туда вошел? Правозащитники и предприниматели. Кстати, мы первый федеральный орган в стране, который создал у себя Общественный совет, в который вошли 12 общественных организаций. Общественный Совет может задавать нам любые вопросы, на которые, даже самые неприятные, мы отвечаем. И у каждого правозащитника и представителя общественных организаций, ассоциаций малого и среднего бизнеса есть право потребовать от нас объяснения: почему бездействуем в этой ситуации или как мы действуем? Это уже хорошо на мой взгляд.

Мы рассматриваем эту работу в рамках административной реформы. Предполагается, что до конца года мы в семи столицах федеральных округов, где находятся у нас главные территориальные управления, создадим такие же общественные советы. В положении об Общественном Совете написано, что ежегодно эти общественные организации на консолидированной основе без всякого нашего участия будут выпускать альтернативный доклад о деятельности антимонопольной службы в стране. И укажут все, что они считают нужным в качестве наших недостатков. Я полагаю, что единственный реальный способ борьбы с бюрократией— это демократизация процедур, устранение усмотрения чиновника и общественный контроль, и еще, конечно, независимые СМИ, без которых невозможно ничего сделать. Попытка навести административным образом какой-нибудь порядок…можно пытаться, но это неэффективно.

Вопрос журналиста: Что ждет транспортные компании после вступления в силу нового закона?

Игорь Артемьев: Реформы естественных монополистов, а в системе транспорта очень много монополистов, - это очень важное направление нашей деятельности. Если раньше мы добивались устранения разовых нарушений, то сейчас, благодаря рабочим контактам с Александром Дмитриевичем Жуковым, который возглавляет совет директоров ОАО «РЖД», и с Владимиром Ивановичем Якуниным, нам удается влиять на сам ход реформы. Самое главное - не устранение последствий, хотя и это важная задача. Самое главное — движение реформы по развитию частного бизнеса и развитие конкурентных отношений. Мы очень гордимся, что сегодня можем сказать, что 40% всего подвижного вагонного состава в России принадлежит частным операторам, что это уже не ОАО РЖД.

Но главная наша цель в этом направлении заключается в том, чтобы действительно реально возникла конкуренция. Смысл того, что мы делаем, следующий: у нас есть экспертный совет по транспорту, в который мы обязательно приглашаем представителя крупных транспортных компаний. Например, у нас есть представитель ОАО РЖД. А затем мы приглашаем туда 30 человек - независимых операторов железнодорожного транспорта. В другой экспертный совет по связи мы приглашаем независимых операторов почтовых услуг и т.д.. Мы говорим: ребят, есть разные органы, которые, безусловно, смогут отстоять государственный интерес. Но мы антимонопольный орган, а монополия у нас в основном государственная. Вы работаете на рынке, вы заведомо лучше нас знаете, что там происходит. Давайте сядем вместе, обсудим, напишем документ. А дальше мы выйдем в правительство, будем об этом говорить с прессой, будем стараться пробивать эти решения. Яркий пример - реформа дальней связи. Демонополизация, которая началась сейчас, возникла только потому, что нам объяснили, что к чему. Нам все время Минсвязи говорило: из-за технических процедур допустить другие компании на рынок дальней связи нельзя, страна большая, плюс оборонные вопросы возникают и т.д. Когда специалисты, работающие в частных компаниях связи, объяснили нам все детали, у наших противников не осталось ни одного аргумента. Тогда правительство смогло принять осмысленное решение по демонополизации рынка дальней связи.

В транспортной области много проблем. Мы вели дела по отдельным портовым комплексам, когда собственники порта отказывались переваливать грузы других компаний, например, как это было в порту Восточный. В результате судебных разбирательств стало возможно создание независимых частных контейнерных площадок. Мы по-прежнему будем этим делом заниматься. В области авиационного транспорта вы знаете, что мы обратили внимание на проблему ТЗК — топливно-заправочных комплексов, где, во-первых, очень высок криминальный уровень, во-вторых, цены наши на авиационный керосин сегодня выше, чем в мире, потому что в каждом аэропорте одна единственная ТЗК, да еще часто аффилирована с руководством аэропорта. И нужно разорвать эту порочную связь, и тогда не придется нашим лайнерам заправляться в Германии и Японии.

Вопрос журналиста: Что более важно — профилактика или правоохранительная деятельность?

Игорь Артемьев: И то, и другое. Но именно потому у нас и есть экспертный совет по транспорту, где обсуждаются все наболевшие вопросы с участием независимых экспертов в присутствии прессы. Мы очень рады и гордимся тем, что независимая ассоциация транспортников не раз приходила к нам и говорила о том, что они доверяют нам, тому, что мы делаем. Мы тоже им доверяем. Но это не значит, что если у нас есть обращение и мы видим нарушение в отношении того же директора, с которым мы только что беседовали, но он нарушил закон, что мы пройдем мимо. Мы хотим, насколько это возможно в нашей стране, насколько у нас хватит сил этого добиваться, обеспечить равное правоприменение для всех. Мы хотим, чтобы избирательного правоприменения не было. Это очень трудная задача для нашей страны, и я это чувствую на своей шкуре каждый день. Но, тем не менее, эта задача стоит, и ее никто с повестки дня не снимал.

Вопрос журналиста: Как вы относитесь к введению повышенных экологических норм на топливо в Москве?

Игорь Артемьев: Сергей Иванович Борисов как член Общественного совета при ФАС обратился к нам с официальным запросом, чтобы мы разъяснили свою позицию. В данном случае мы встали на сторону московского правительства по двум соображениям. Во-первых, в законе о защите атмосферного воздуха имеется норма прямого действия, которая разрешает органам власти субъектов Российской федерации устанавливать повышенные экологические требования в целях защиты атмосферного воздуха, жизни и здоровья граждан. Если бы мы встали на другую позицию, то это означало бы примерно следующее: что уж как сложилась ситуация на рынке, какой бы грязный бензин не везли, то ничего предпринимать не надо — нельзя. Ведь наша же Конституция о чем говорит, это наше второе главное соображение: выбирая между здоровьем граждан и рыночным механизмом, нужно выбирать здоровье граждан, насколько экономика это может себе позволить. Вот я полагаю, что решение правительства правомерно, несмотря на то, что прокуратура, мне кажется, оспорила этот акт правительства Москвы. И мы считаем, что здесь нет нарушения антимонопольного законодательства, поскольку стандарт Евро 3 давно уже должен быть внедрен по тем срокам, которые правительством были установлены. Поэтому в данном случае мы поддержали правительство Москвы.

Вопрос журналиста: В июне представители ФАС говорили о возможном факте сговора банковских и страховых компаний. Были проверки на московском рынке и выявлены ли нарушения?

Игорь Артемьев: По вопросам, связанным с кредитной сферой, мы работаем вместе с Центральным банком. Действительно, такие проверки были проведены, мы их не афишировали, поскольку эта сфера деликатная, и нужно очень аккуратно работать на этом рынке. У нас есть факты, когда происходит такое дружеское слияние кредитных и страховых организаций, когда происходит раздел страховой премии в интересах соответствующих банков и так далее. Мы будем эту тему сейчас анализировать более подробно, мы обязательно вам расскажем, чем дело кончилось. Но здесь вывод примерно такой: отвечая на вопрос, а могут ли банки выбрать такие страховые компании, которые являются надежными и предъявить им какие-то критерии надежности? Да, бесспорно. Каждый банк может провести соответствующие конкурсы. Частные структуры могут выдвинуть единые критерии и соответствующий список компаниям, с которыми он работает. Но при этом он этот список не должен закрывать. Если найдется компания, которая будет удовлетворять этим требованиям, которые он выставил, пусть они будут сколь угодно высоки, то он обязан эту компанию тоже включить в списки. Так создаются равные условия для конкуренции на этом рынке. То есть, мы не навязываем ему критерии отбора, он сам может это решить. Но если он выбрал эти критерии, и компания им соответствует, он не должен отказывать этой компании участвовать в конкурсе. Кулуарные договоренности по разделу страховой прибыли приводят к очень плохим последствиям. Поэтому эта работа будет продолжена, так же, как и работа по потребительскому кредитованию.

Центральный банк сейчас вводит новую инструкцию, согласно которой тем банкам, кто не будет применять стандарты раскрытия информации, придется резервировать средства. Но подчеркиваю, здесь нужно достаточно деликатно работать, и мы стараемся убеждать банки. Наша публикация, например, “белых” списков банков по потребкредитованию — это же мягкий вариант. Вот 80 банков туда уже вошли, мы очень гордимся, что эти 80 банков в стране уже стандарты раскрытия применяют. Если банки не хотят по-честному с населением работать, тогда у них будут проблемы с резервированием, они должны будут резервировать больше денег. Потому что многие невозвраты на том же рынке потребительского кредитования с чем связаны? Очень простой психологический механизм: человек считает, что ему кредит дали под 15%. А получает счет, и выясняется, что под 70%. Ну как в этой ситуации российский гражданин себя поведет? Все очень просто. Не будет возвращать, ищите теперь его по всей стране. И это уже угрожающая тенденция, но причина, в том числе, и в том, что банки не раскрывают клиентам всю полноту информации - сколько им придется заплатить, обманывают людей. Поэтому мы с этим боремся.

Вопрос журналиста: Планирует ли ФАС следить за слиянием крупных торговых сетей?

Игорь Артемьев: Ритейл – одно из самых сложных направлений в нашей работе. В настоящий момент мы начали изучение, исследование этих рынков, в частности, на Северо-Западе. В чем суть: сам ритейл, отдельные бренды не занимают доминирующего положения на рынке. А, кроме того, рынок, например, продовольственных товаров, он же огромный. Там и малые и средние предприятия работают, то есть они не доминируют. Доказать картель очень тяжело, о чем я уже говорил. Но при всем при этом у нас иногда возникает впечатление, что эти крупные торговые сети договариваются друг с другом. Например, ритейловские структуры заставляют писать свою торговую марку сельхозпроизводителю, который молоко производит и сам его фасует. Это безобразие. Или, скажем, для того, чтобы продавать что-либо в этих магазинах, сделайте такой-то не снижаемый остаток на счете. Значит, извольте делать то-то, и то-то. Там такие штрафные санкции предлагаются, что дальше некуда. И этому производителю пойти некуда. Мне кажется, ситуация нетерпимая.

Но я должен вам сказать, что она еще более остро стоит в Западной Европе, где вообще антимонопольные органы, еврокомиссия сталкивались с очень тяжелым противостоянием ритейловых сетей. Вот в Чехии колоссальные проблемы с этим. Но мы к этому вопросу только подступаемся. Вот здесь норма о коллективном доминировании может определенным образом помочь, хотя в том виде, в котором она сейчас изложена, она, к сожалению, не пройдет по продовольственному рынку. Мы можем думать о будущем. Но наше дело сейчас, мы уже собирали сельхозпроизводителей, мы сказали: друзья, давайте вместе пытаться решать эту проблему. В наших планах будет совещание в ближайшем будущем с руководителями ритейловых сетей, мы постараемся им объяснить, что не надо таким образом повышать цены, не надо обременять бизнес, прежде всего малый и средний, потому что это замедляет развитие этого бизнеса. Не надо пытаться хапнуть все сразу. И так цены большие, хорошая прибыльность предприятий, нормальная окупаемость, в том числе капитальных затрат. Мы все это изучаем. Но вы подняли один из самых сложных вопросов, которым надо заниматься