Окончание. Начало в № 45

Тур второй. Какое зло — меньшее?

Сам по себе выход Бориса Ельцина в 1996 году (пусть и с небольшим преимуществом над Геннадием Зюгановым) во второй тур выборов еще не гарантировал победу. Конечно, страх перед «возвратом коммунизма» был к тому времени надежно внедрен в массовое сознание, и у президентского штаба были немалые основания полагать, что очень многие будут голосовать не столько за Ельцина, сколько против Зюганова, выбирая «меньшее из двух зол».

Впоследствии, заметим, это подтвердят социологи: опрос ВЦИОМа, проведенный 9—12 июля, покажет, что только половина тех, кто голосовал во втором туре за Ельцина, поступила так потому, что хотела видеть его президентом, другая же половина поступила так лишь потому, что не хотела видеть президентом Зюганова. Тем не менее был немедленно запущен в ход запасной — но заранее тщательно просчитанный — вариант «Лебедь».

Бывший тираспольский командарм, избранный в Госдуму в декабре 1995 года от «Конгресса русских общин», участвовал в президентских выборах без особой надежды на успех. И, собственно, все опросы, вплоть до конца мая 1996-го, ничего хорошего ему и не предвещали. Разве что если бы удалась коалиция с Явлинским и Святославом Федоровым, но на ее разрушение Кремль бросил немалые силы.

После серьезных финансовых «вливаний» в его медицинский центр Федоров снял свою кандидатуру, насчет Лебедя же в Кремле были совсем другие планы. И в последние две недели до первого тура генерал со своими афоризмами «могу — значит, должен» и «упал — отжался» буквально ворвался в информационное пространство, заполонив предвыборный эфир. В условиях, когда Явлинский был фактически отлучен от телевидения, Лебедь во многом занял ту самую нишу «третьей силы», где аккумулировались голоса избирателей, не желающих голосовать ни за Ельцина, ни за коммунистов. В итоге он получил 14,5% голосов и занял третье место: по всем законам выборов решающее с точки зрения расклада сил во втором туре.

Поскольку риторика Лебедя была резко оппозиционной, голоса его сторонников во втором туре должны были поделиться, но большей частью все-таки достаться Зюганову. Но это в теории, а на практике уже на следующий день после первого тура было объявлено, что Александр Лебедь назначен секретарем Совета безопасности и помощником президента. И, конечно же, он немедленно призвал своих избирателей поддержать Бориса Николаевича.

Впрочем, скорость, с которой «приднестровский Ахилл» кинулся в объятия Ельцина, не могла не вызвать у многих его сторонников четкого ощущения того, что их элементарно «надули»: они-то голосовали за него как за альтернативу власти, а не как за ее будущую составную часть. Выходит, вся оппозиционность генерала была лишь ширмой?

При таком раскладе «добавки Лебедя» могло, пожалуй, и не хватить для победы Ельцина во втором туре. Тем более что были проблемы и с демократическими избирателями, многие из которых не могли простить президенту ни «шоковые реформы», ни «черный октябрь» 1993-го, ни — и это главное — войну в Чечне. Они не собирались поддерживать Зюганова, но они не хотели и голосовать за Ельцина. Выбор между тем у них был: кандидат «против всех» тогда еще не был снят с предвыборной дистанции.

Конечно, чтобы выборы были признаны недействительными, нужно было, чтобы против всех проголосовало больше, чем за любого из кандидатов. Конечно, эта вероятность была невелика, но она все же существовала. Тем более что за этот вариант выступали такие люди, как Сергей Ковалев, Елена Боннэр и Юрий Афанасьев, Леонид Баткин и Михаил Молоствов… И, наконец, чрезвычайный съезд «ЯБЛОКА», проходивший между первым и вторым турами, после яростной дискуссии отверг резолюцию о поддержке президента. Большинство делегатов съезда выступило за вариант «против всех», отказавшись выбирать «меньшее из двух зол».

Кстати, через несколько дней после этого к Явлинскому приехал Чубайс. И заявил: подписан указ о назначении его первым вице-премьером в обмен на поддержку Ельцина. «До окончания выборов никакого назначения не приму», — ответил Явлинский. «А после выборов его никто уже и не предложит», — пожал плечами Чубайс. И тогда в бой были брошены все пропагандистские и административные возможности Кремля — они тогда были почти неограниченными.

Для начала была перенесена дата второго тура. По закону голосование возможно только в выходной день и должно было проходить в воскресенье, 7 июля 1996 года. Но социологи сообщили ельцинскому штабу, что в выходные дни многие избиратели уедут на дачные участки и выгоднее для Ельцина провести второй тур в среду, 3 июля. Президент обратился в Госдуму и получил отказ. Тогда Ельцин, не мудрствуя лукаво, решил вопрос своим указом: 3 июля был объявлен нерабочим днем.

Затем на телевидении началась невиданной мощности «промывка мозгов». «Голосуй или проиграешь! Третьего не дано! — призывали с экранов день и ночь. — Зюганов — это голод, гражданская война, крах экономики и бегство инвесторов. Ельцин — это демократия, свобода и процветание»…

И, наконец, главам регионов поставили задачу обеспечить нужный исход выборов любой ценой. Тем, кто допустит на своей территории поражение Ельцина, обещали немедленное снятие с должности. Соответственно, губернаторами ставились такие же задачи на более низких уровнях — городов и районов.

В итоге если в первом туре, например в Татарстане, за Ельцина и за Зюганова было подано по 38% голосов, то во втором туре Ельцин получил 64%, а Зюганов — 30%. Между тем при двухтуровых выборах такого не бывает никогда: каждый из «финалистов» хоть немного, но прибавляет за счет сторонников не прошедших во второй тур кандидатов.

Еще более выразительная картина наблюдалась в Дагестане: в первом туре у Ельцина было 26%, у Зюганова — 66%. А вот во втором туре Ельцин получил 51%, Зюганов — 46%.

Общий итог выборов известен: Ельцин получил 54% голосов, Зюганов — 41%. «Против всех» голосовало около 5% избирателей.

В честности этого подсчета сомневаются до сих пор — многие эксперты считают, что на самом деле президент получил меньше голосов, чем его конкурент, и ему просто «нарисовали» нужный процент. Так это или не так — сказать сложно, но можно почти со сто процентной уверенностью утверждать: сколько бы голосов ни получил тогда Зюганов, он не стал бы президентом.

Еще весной, задолго до первого тура выборов, мало кто из независимых экспертов сомневался в том, что в кармане у президентской команды лежит сценарий, разработанный на случай проигрыша Ельцина. Конечно же, при необходимости в июне его пустили бы в ход.

Если бы разрыв между Зюгановым и Ельциным оказался некомпенсируемым за счет фальсификаций, скорее всего, ЦИК просто аннулировал бы результаты второго тура, немедленно обнаружив массу нарушений законодательства о выборах. По «случайному совпадению» в Москве и Питере и в других крупных городах возникли бы массовые беспорядки, возможно, было бы введено чрезвычайное положение, а видные общественные деятели тут же обратились бы к президенту, требуя от него остаться на своем посту и отложить выборы на годик-два, пока не «стабилизируется ситуация».

Не исключался и вариант отмены второго тура — по примерно тем же причинам.

Никем не рассматривался только один вариант: Ельцин проигрывает выборы, складывает вещи и мирно покидает Кремль. Отдать власть по такому мелкому поводу, как выборы, не могла себе позволить ни одна из соперничающих кремлевских группировок…

Последствия победы Ельцина хорошо известны: главным из них стал приход Владимира Путина и установление нынешнего режима, который уже мало кто называет демократическим.

Но что если тогда, десять лет назад, Зюганов набрал бы большинство голосов, а затем — либо в результате раскола элит, либо в результате массовых выступлений граждан — сумел бы занять президентский пост?

Гадать о последствиях можно долго. Одни, например Анатолий Чубайс и Борис Березовский, уверены, что в этом случае сценарий был бы катастрофическим. Другие, например Геннадий Селезнев, полагают, что не случилось бы ничего страшного: страна мягче «входила бы в рынок» и не было бы такой коррупции, как сейчас.

Кто здесь прав — судить сложно. Возможно, при «левом варианте» Россия прошла бы тем же путем, что и некоторые бывшие республики Союза и страны Восточной Европы, где «левые» и «правые» сменяют друг друга. А возможно и другое: все, что мы имеем сегодня, — «вертикаль», ликвидация независимых СМИ, борьба с инакомыслием и главенство «государственных интересов» наступило бы куда раньше…

Впрочем, в одном следствии этого варианта можно быть абсолютно уверенным: это означало бы, что прежняя власть понесла реальную ответственность за свои деяния. И точно такими же, заметим, — к тому же без возможных ужастиков «зюгановского правления» — были бы следствия победы «третьей силы», некоммунистической оппозиции Ельцину.

Если бы власть тогда сменилась, граждане поняли бы: скверно работающую власть и проводимую ею политику можно менять. Это автоматически заставило бы и новую власть прислушиваться к гражданам и работать в их интересах. Иначе говоря, вести себя противоположным образом, нежели в последующие десять лет.

Тогда, летом 1996-го, этот шанс был упущен.