Запад и Россия в который раз теряют друг друга. Этот
танец притяжения и отторжения продолжается много веков,
и к очередной фазе отторжения можно было бы отнестись
философски. Историки насчитывают более 25 таких циклов,
начиная от царствования Ивана III.
Уже в своей постсоветской ипостаси Россия прошла через
два таких поворота. От Козырева до Примакова при Ельцине
и от Путина 11 сентября с его немедленной реакцией "американцы,
мы с вами" до Путина сегодняшнего, утверждающего,
что исламские террористы на Кавказе - "всего лишь
инструмент в руках более опытных, более могущественых
традиционных врагов России, мечтающих ослабить и расчленить
ее"; раз в два месяца грозящего Америке необыкновенными
ракетами, разработанными российскми учеными (не гнушаясь
при этом брать деньги у тех же США на поддержание безопасности
российского ядерного комплекса); старательно вытесняющего
американские базы из Средней Азии, несмотря на то что
поражение НАТО в Афганистане откроет исламским террористам
путь на Россию через Среднюю Азию и Кавказ.
Чем опасен этот очередной антизападный поворот в сознании
российского политического класса и его самой выдающейся
посредственности?
Во-первых, он впервые происходит в ситуации, когда Запад
и Россия более не являются полновластно доминирующими
игроками на мировой арене, как это было в XIX-XX веках.
И Запад, и Россия (особенно) никогда еще не были так уязвимы
и не сталкивались со столь серьезными цивилизационными
вызовами. Никогда раньше Россия и Запад не нуждались так
друг в друге, и сегодня они меньше чем когда-либо могут
позволить себе разрыв.
В то же время те причины, которые вызвали последний резкий
антизападный разворот в российской внешней политике, не
смягчаются, как это не раз бывало, упираясь в объективные
ограничения (попросту говоря, "головой в стенку"),
а наоборот, в силу конкретных исторических обстоятельств
имеют тенденцию к синергетическому саморазвертыванию.
Таких причин как минимум четыре.
Во-первых, травма поражения в холодной войне, потери
империи и утраты статуса сверхдержавы породила глубокий
и неизжитый психологический комплекс в коллективном подсознании
российского политического класса. Для него Запад остался
смыслообразующим фантомным противником, в героическом
противопоставлении которому выстраивались и еще долго
будут выстраиваться всевозможные мифы российской внешней
политики.
Когда в 2001 году Путин предложил США максимально возможное
практическое содействие в проведении операции в Афганистане,
этот выбор, несмотря на его очевидный прагматизм, был
встречен глухим недовольством большинства российской политической
"элиты". Разделяя все комплексы и предрассудки
своего класса, Путин тем не менее руководствовался в данном
случае не эмоциями, а холодным рациональным расчетом.
Американцы, преследуя свои военные и геополитические цели,
решили попутно важную проблему безопасности России - ликвидировали
плацдарм исламских радикалов в нашем южном подбрюшье.
Впервые в нашей военной истории кто-то сделал за нас
грязную работу - обычно бывало наоборот. Афганский опыт
мог стать важным уроком для осознания общности российско-американских
стратегических интересов в геополитической конфигурации
XXI века. К сожалению, этого не произошло, и эмоции и
комплексы вновь восторжествовали над рассудком.
Во-вторых, ко второму сроку президентства Путина было
покончено с модернизаторскими мечтаниями начала его правления
- провести структурные реформы, "догнать Португалию",
"удвоить ВВП" и т.д. "Модернизация"
обернулась банальным перераспределением собственности
в пользу "бригады" выходцев из питерской мэрии
и ФСБ.
Закрепление этой собственности и порождающей ее власти
требует дальнейшей "зачистки" политического
пространства, которую уже невозможно оправдать никакой
демагогией об "авторитарной модернизации". Образ
Запада как врага становится единственным идеологическим
оправданием путинской модели корпоративного государства.
В-третьих, заоблачные цены на нефть, свалившиеся на Кремль
в результате иракской войны, вселили в кремлевских обитателей
ощущение всемогущества и вновь обретенного "величия".
"Великой энергетической державе" уже кажется
смешной когда-то лелеемая ею мечта обогнать какую-то Португалию.
Коллективная кремлевская старуха, нанюхавшись нефтедолларов,
уже не хочет быть столбовой дворянкой в "большой
восьмерке" - владычицей евразийской жаждет стать.
Есть еще один дополнительный фактор, вытекающий из внутренней
природы сегодняшнего российского режима. Те 10-15 человек,
которые сегодня находятся у власти в России, не только
правят, но и фактически владеют ею, прежде всего ее нефтегазовыми
активами. Слишком многое в их жизни сегодня - власть,
стабильность режима, мировое влияние, личные состояния,
наконец - зависит от количества долларов за баррель нефти.
Они не позволят себе оставаться пассивными наблюдателями
колебаний цен на нефтяном рынке. Так, очень многое в российской
политике вокруг Ирана объясняется не только традиционным
желанием насолить американцам, но и стремлением сохранить
высокие цены на нефть.
В-четвертых, серия ошибок и неудач Запада, кризис в трансатлантических
отношениях, раскол элит в самих США, отсутствие масштабных
лидеров, растущий вызов исламистского экстремизма уже
не только на Ближнем и Среднем Востоке, но и в Европе
и даже в Америке - все это порождает у значительной части
российских политиков представление о Западе как о тонущем
корабле, который необходимо как можно скорее покинуть.
Подобные мотивы явственно звучат в "концептуальных"
статьях министра иностранных дел РФ Сергея Лаврова, красной
нитью в которых проходит мысль о том, что "Россия
не может принимать чью-либо сторону в развязываемом межцивилизационном
конфликте глобального масштаба". Это знаменательный
и трагифарсовый римейк высказывания предшественника г-на
Лаврова г-на Молотова в сентябре 1939 года: "Советский
Союз не может принять чью-либо сторону в развязанной англо-французскими
империалистами мировой войне".
Представление о Западе как о тонущем корабле имеет, к
сожалению, некоторое право на существование, но только
с одним уточнением - Россия является частью этого корабля.
Сколько бы мы ни заигрывали с откровенными мерзавцами,
сколько бы ни напоминали им о заслугах СССР в их выращивании,
сколько бы ни крышевали их в Совете Безопасности, в глазах
исламистских экстремистов, ведущих свою "священную"
борьбу с Западом, Россия остается частью этого "сатанинского"
Запада, причем наиболее уязвимой, а потому и наболее привлекательной
для экспансии.
Истинное отношение этого сброда к России было продемонстрировано
убийством наших дипломатов в Ираке. Подлейшую роль в этой
трагедии играл наш новый геополитический союзник и партнер
по ШОС Иран. Не скрывая своих связей с террористами, иранские
лидеры намекали на возможность своего вмешательства, если
Россия их хорошо попросит об этом. Можно только представить,
как эти подонки будут разговаривать с Россией, обладая
ядерным оружием. Министр, который "не может принять
чью-либо сторону", когда его дипломатам отрезают
головы, - это позор для России.
Как можно остановить это саморазрушительное сползание
России к уже не фантомной, а реальной конфронтации с Западом?
Российскому обществу нужна широкая внешнеполитическая
дискуссия, возможностей для которой остается все меньше
и меньше. Ее заменяет оголтелая антизападная и прежде
всего антиамериканская истерия в средствах массовой информации.
Что касается самих Соединенных Штатов, то до последнего
времени они предпочитали делать вид, что ничего не происходит.
Так, еще совсем недавно госсекретарь Кондолиза Райс заявляла,
что "никогда еще в истории России и США из отношения
не были столь хорошими". Однако на вильнюсском саммите
в мае вице-президент Ричард Чейни позволил себе ряд критических
замечаний по адресу российского руководства. Чейни сосредоточил
свою критику в основном на внутриполитических процессах
в России, сделав ряд очевидных и беспорных замечаний о
все более авторитарном характере путинского режима.
Представляется, что тактически это была не лучшая повестка
для давно назревшего откровенного выяснения отношений
между США и Россией. Демократия в России - это дело прежде
всего самих россиян. Лекции на эту тему извне обычно психологически
отторгаются даже теми, кто согласен с их содержанием.
Очень точно заметил по этому поводу почти 200 лет назад
наш великий поэт: "Конечно, я презираю наше отечество
с головы до пят, но мне крайне неприятно, когда это чувство
разделяет со мной иноземец".
Гораздо продуктивней ставить в центр обсуждения между
стратегическими партнерами (каковыми США и Россия, Запад
и Россия все еще являются, если верить совместным декларациям,
регулярно подписываемым российским президентом) вопросы
отношений между ними, позиционирования в разворачивающихся
глобальных конфликтах, видения друг друга как союзников
или, наоборот, осознания "невозможности принять чью-либо
сторону".
Эти вопросы необходимо было задавать еще два года назад.
Президент Буш просто обязан был тогда спросить: "Володя,
ты действительно полагаешь, что я посылаю террористов
убивать твоих детей? Если это недоразумение и тебя не
так поняли, объясни это, пожалуйста, своему народу. Но
если ты действительно так думаешь, то что мы вообще здесь
делаем вместе - в "большой восьмерке", на техасском
ранчо, в Белом доме, в Кремле?"
Встреча в Петербурге дает лидерам Запада и России последнюю,
может быть, возможность перестать притворяться и попытаться
максимально откровенно ответить себе и друг другу на главные
в этот критический момент мировой истории вопросы - кто
мы, с какими мы сталкиваемся угрозами, кто бросающий нам
вызов противник, кто наши союзники и партнеры.
Такая повестка дня, такая постановка вопросов будет способствовать
и столь назревшей внешнеполитической дискуссии в российском
обществе. Значительная часть истеблишмента, вполне лояльная
режиму и сама готовая поиграть в антиамериканские игры,
с нарастающей тревогой следит как за все новыми концептуальными
озарениями министра Лаврова, так и за последними эскападами
практической российской дипломатии.
Есть одно обстоятельство, которое может радикально повлиять
как на ход этой дискуссии, так и на исход всего многовекового
русского спора между "западниками" и "евразийцами".
Это успех Украины.
Украина действительно представляет угрозу, но не безопасности
России, как об этом трубят кремлевские пропагандисты,
а относительной популярности путинской модели корпоративного,
авторитарного, враждебного Западу государства. Опыт наших
бывших соседей по коммунальной квартире, выбравших другую
модель развития, и прежде всего Украины, ни в коем случае
не должен стать привлекательным для российских подданных.
Прибалты не в счет - они всегда были чужими. А вот успех
Украины - это кащеева смерть путинизма, этой убогой философии
низших чинов ФСБ, ошалевших от крышевания мебельных магазинов
и распиливания нефтяных компаний.
Экономика Украины должна быть подорвана, ее политическая
система парламентской демократии дискредитирована. Сразу
же после саммита Москва предпримет все усилия для достижения
этой благородной цели.
Если Украина выстоит и подтвердит жизнеспособность и
необратимость своего европейского цивилизационного выбора,
это станет решающим аргументом, брошенным на весы многовекового
спора внутри русской культуры. Лучший способ помочь России
сегодня - это помочь Украине.