Отношения Александра Григорьевича и Владимира Владимировича как-то сразу не заладились еще со времени их первой встречи на саммите СНГ в конце 1999 года. Владимир Владимирович (тогда еще премьер-министр РФ) очень вежливо и спокойно (как их и учили в школе КГБ общаться с собеседником) напомнил президенту Белоруссии о неоплаченных газовых счетах на сотни миллионов долларов. Великий Славянин с высоты своего неприятно громадного роста начал орать в ответ, что он защищает западные рубежи нашего Священного союза от вторжения натовских орд, стоит этот титанический вклад в общую безопасность миллиарды презренных американских долларов и торг здесь неуместен. С Владимиром Владимировичем давно уже никто так не разговаривал, и ему это очень не понравилось.

Неприятное предчувствие посетило и Великого Славянина. Ведь как славно все было при дедушке. Раз в год он приезжал в Москву, подписывал очередную ничего не значащую бумажонку о еще более глубоком и окончательном воссоединении с Россией, разбивал в Грановитой палате стакан из-под водки и уезжал с пакетом экономических преференций в миллиарды долларов. Будучи, как и большинство малообразованных диктаторов ХХ века, больших и малых, прирожденным гениальным психологом, он великолепно понимал все комплексы и фантазмы российской политической "элиты" - ностальгию по утраченному имперскому величию, потребность в "младших братьях" льнущих к державной длани, - искусно и хищно их эксплуатировал, но ни на секунду не допускал и мысли о том, что когда-нибудь он станет всего лишь минским губернатором или секретарем обкома.

"Элита", годами постанывавшая в имперском оргазме в его могучих объятиях, стала наконец робко вопрошать: "Ну когда же, когда же, Александр Григорьевич, вы наконец войдете в меня всеми своими семью субъектами?" На что, уже натягивая шаровары, Великий Славянин с достоинством отвечал: "Белорусский офицер, конечно, берет деньги. Еще как берет. Но исключительно как независимый и самостоятельный субъект международного права".

Отречение Бориса Ельцина и назначение законного наследника, казалось, поставили крест на всем этом лукашенковском психоаналитическом бизнесе. Новый хозяин Кремля тоже не прочь был поговорить и о величии России, и об объединении братских народов, но никаких комплексов он, как человек с чистыми руками, холодной головой и горячим сердцем, никогда в жизни не испытывал и разговор предпочитал вести скучный и конкретный – о сближении экономических систем, плате за газ и практических шагах к интеграции.

Но все эти сугубо практические вопросы безнадежно вязли в неподражаемой лукашенковской демагогии. Для выпускника андроповского института не составляла секрета циничная игра полесского обольстителя, и он чувствовал себя во время обязательных официальных актов с ним все менее и менее комфортно.

В конце концов профессиональная выдержка ему изменила и он разразился знаменитой тирадой о мухах и котлетах.

Ясно, кому предназначалась роль мухи, которую следует отделить от российской газово–нефтяной котлетки. Перекрытие газовой трубы в январе 2004 года стало последним предупреждением. Поле для маневра батьки предельно сузилось. На Западе ему светила только Гаага, а Москва явно утомилась - собственно, даже не от его обещаний, а от своих пустых надежд.

Но под счастливой звездой родился сельский политработник. За последний год - по не зависящим от него причинам, но очень для него вовремя - резко помутилось российское внешнеполитическое сознание. Москва снова увидела себя в кольце фронтов и оранжевых революций, теснимой со всех сторон "стоящими за спиной исламских террористов традиционными врагами России", "дядями в пробковых шлемах", "сионистами в окружении Ющенко" и прочей чертовщиной.

В таком состоянии духа как-то само собой захотелось опереться на крепкое мужское плечо, давно готовое защитить Москву от несметных орд польских, литовских и эстонских захватчиков.

Благословение на новое царствование, полученное Александром Григорьевичем от Владимира Владимировича вкупе с льготным газовым пакетом 15 декабря в Сочи, обозначило новый модус российско-белорусских отношений. Раньше Москва находилась в интимной близости с Лукашенко и содержала его, надеясь, что рано или поздно он все-таки на ней женится. А теперь уже согласна делать все тоже самое просто потому, что он красавец-мужчина.

Это огромный шаг в интериоризации российским политическим сознанием идеи независимости Белоруссии. Именно Александр Лукашенко войдет в будущие учебники истории как отец белорусской государственности. Старую советскую номенклатуру – шарецких, кебичей, грибов – Москва давно бы уломала на вхождение в Российскую Федерацию. Ну а Александр Григорьевич сам ее уломает на что угодно. А всяких там майоров-особистов, которые про мух с котлетами рассуждают, он достаточно повидал в молодости на военной службе.