Рассуждения на тему, произойдет ли в России «левый поворот», в последнее время звучат не только из уст ряда кремлевских политтехнологов, но и из «Матросской тишины», где ждет рассмотрения своей кассационной жалобы Михаил Ходорковский.

По его мнению, этот поворот неизбежен, потому что большинство граждан разделяют именно «левые» ценности.

Левые силы, считает экс-олигарх, со своими рецептами победили бы давно - еще в 1996 году, но власти стало ясно, что пролонгировать праволиберальный ельцинский режим демократическим путем невозможно, поскольку «в условиях состязательности и равенства всех соискателей власти перед законом Зюганов непобедим», и был установлен авторитарный режим с его принципом «цель оправдывает средства».

Однако, если завтра состоятся демократические выборы, на них неизбежно победят левые. Так, как это произошло в середине 1990-х годов в большинстве стран бывшего социалистического лагеря...

Реакция российских политиков на это предположение оказалась «широкополосной» - от категорического отрицания до горячего одобрения.

Одни, как бывший лидер СПС Борис Немцов и нынешний лидер Республиканской партии Владимир Рыжков, заявили, что «левый популизм смертельно опасен для России», а «левый рецепт - все отнять и поделить - это путь в никуда». Другие, как депутат Госдумы от «Родины» Сергей Глазьев и его коллега из КПРФ Алексей Кондауров, уверены, что «левизна» - это именно то, что необходимо стране. Третьи, как зампред «Яблока» Сергей Митрохин и лидер партии «Наш выбор» Ирина Хакамада, считают, что Ходорковский лишь сегодня пришел к тем выводам, к которым они пришли уже давно: необходимо сочетание свободы и социальной справедливости...

Что же, попробуем разобраться спокойно и начнем с самого начала. Только не с 1996 года, а с 1992-го - когда на самом деле начал реализоваться «авторитарный проект».

Не считаясь с обществом

Уверен, что читатели хорошо помнят, как в январе 1992 года российская власть начала «шоковые» экономические реформы, результатом которых не могло не стать жесточайшее социальное расслоение, падение уровня жизни, обесценивание накоплений, рост безработицы и фактическая ликвидация базовых социальных гарантий. Иначе говоря - реформы, объективно расходящиеся с интересами большинства общества.

Реализовать такие реформы можно было одним из двух путей.

Либо трудным: объяснив обществу, во имя чего оно должно «затянуть пояса», как это в свое время сделал в Германии Людвиг Эрхард.

Либо легким: не считаясь с обществом при проведении практической политики.

Иными словами, взяв курс на ограничение демократии, которая не позволяет действовать вопреки интересам большинства.

Какой из путей был выбран, хорошо известно. На протяжении всех последующих лет в России целенаправленно выстраивалась политическая система, позволяющая власти быть независимой от общества.

Ее ключевым принципом стало сочетание власти и безответственности: те, кто принимал решения, непосредственно влияющие на условия жизни общества, не несли никакой ответственности перед обществом за последствия этих решений. В том числе и политической ответственности - они не должны были опасаться, что на выборах будут отстранены от власти гражданами, недовольными действиями «реформаторов».

Юридическое закрепление авторитарный режим получил в декабре 1993-го (а вовсе не летом 1996-го), когда после разгона парламента, упорно не желавшего одобрять «шок без терапии», была принята Конституция, которая вывела президента и правительство из-под общественного и парламентского контроля, сделав их решения фактически неотменяемыми. Именно тогда и восторжествовал принцип «цель оправдывает средства».

Напомним, что именно отношение к этому принципу именно тогда и разделило бывших соратников по демократическому движению.

Те, кто считал, что реформы надо проводить силой вопреки мнению «неразумного большинства» и не обращая внимания на их «социальную цену», образовали «Демократический выбор России». Те, кто полагал, что реформы, приводящие к непрерывному ухудшению жизни людей, недопустимы, и был уверен, что несправедливо устроенное общество не может быть ни свободным, ни стабильным, образовали «Яблоко». И не было в последующие годы более непримиримых оппонентов.

Первые оправдывали и борьбу с инфляцией путем невыплаты зарплаты, и сосредоточение власти в руках президента Ельцина, и криминальную приватизацию, и залоговые аукционы - вторые все это последовательно критиковали. Первые были, по сути, правящей партией, делегировав в правительство ключевых министров, - вторые отказывались входить в ельцинское правительство, за что получали обвинения в «нежелании брать на себя ответственность». Первые при этом традиционно считались демократами и либералами - вторых в лояльных Кремлю средствах массовой информации очень любили называть «розовыми», представляющими «неудачников», которые «не вписались в новую реальность», и так далее.

Впоследствии станет ясно: отождествление в общественном мнении либерализма с экономической политикой Анатолия Чубайса и его единомышленников в сильнейшей степени дискредитировало слово «либерализм». И точно так же отождествление демократии с Борисом Ельциным и его окружением дискредитировало слово «демократия». Но будет поздно...

Тем не менее в 1996 году у страны был реальный шанс прервать «авторитарное развитие», изменить «единственно верный» курс «радикальных реформ», соединить свободу и справедливость так, как они соединены в практике и теории современного европейского либерализма, не имеющего ничего общего с «большевистским либерализмом» отечественных «радикал-реформаторов». Но он был упущен.

Упущенный шанс

К концу 1995 года ощущение вопиющей несправедливости происходящего в стране возобладало у подавляющего большинства граждан.

Они, неразумные, никак не могли понять: почему бывшая общенародная собственность и доходы от природных ресурсов огромной страны как-то по-тихому стали частной собственностью узкой группы приближенных к президенту и правительству лиц?

Почему «реформаторы» процветают вопреки собственным реформам и не испытывают на себе тягости, которые они призывают остальных «перетерпеть» во имя светлого будущего?

Почему роскошь, в которой живут «демократические» правители страны, и привилегии, которыми они пользуются, далеко превзошли те, что были у прежней, коммунистической, власти?

Эти настроения выплеснулись в декабре 1995-го на парламентских выборах, когда гайдаровский ДВР не сумел преодолеть 5-процентный барьер, а КПРФ вместе с союзниками-аграриями получила большинство в парламенте. Но это была не столько победа коммунистов, сколько поражение реформаторов «ельцинского призыва». И граждане прекрасно это понимали: недаром «Яблоко», которое критиковало «реформаторов» из ДВР, но заявляло о себе как о демократах, получило более 10% от общего числа думских мандатов.

Избиратели тогда еще не разочаровались в демократии и в реформах - они хотели «других реформ», с «человеческим лицом». Они не столько хотели получить у власти президента Зюганова, сколько не хотели оставить у власти президента Ельцина.

В этой ситуации некоммунистическая оппозиция, «третья сила», выступающая под лозунгом «Демократия без Ельцина, реформы без Чубайса» и предлагающая сочетание свободы и справедливости, имела бы большие шансы на победу. При этом мог реализоваться восточно-европейский «социал-либеральный» (или близкий к нему социал-демократический) сценарий - как это произошло в Польше, Болгарии, Венгрии...

Однако в Кремле тоже очень хорошо понимали, что события могут пойти по такому пути. Что радикально не устраивало тех, кто за годы первого ельцинского срока привык рассматривать страну как сочетание экспериментальной лаборатории и отданной на «кормление» вотчины.

И потому на президентских выборах стране был навязан «биполярный миф»: выбирать, мол, можно только между Ельциным и Зюгановым.

В плену «биполярного мифа»

Вспомним «независимые» и «объективные» комментарии, заполнившие тогда страницы газет и эфирные часы, - пространство выбора в них искусственно сжато до одномерного.

Либо нынешняя власть - либо коммунисты. Либо реформы с Ельциным - либо реставрация с Зюгановым. Либо сохранение нынешнего курса - либо очереди и дефицит, цензура и пустые полки, карточки и ГУЛАГ.

Что касается тех, кто представлял возможную «третью силу» - Александра Лебедя, Григория Явлинского, Святослава Федорова, - все они были замкнуты в кольцо информационной блокады, поскольку самим своим существованием разрушали «биполярный миф». Более того, подвергались непрерывным пропагандистским атакам: помнится, Анатолий Чубайс не уставал кликушествовать, что, мол, «каждый голос, отданный за Явлинского, работает на Зюганова». И лишь в последние дни перед первым туром выборов, когда Кремль уже договорился с Лебедем о будущей «продаже» голосов Ельцину, покойный ныне генерал начал, что называется, «не слезать» с телеэкрана...

Тем не менее даже в этих условиях Ельцин мог проиграть, а Зюганов выиграть. Что, как представляется, все же было бы лучшим вариантом по сравнению с тем, что произошло в действительности. Отбросим пропагандистские «страшилки» ельцинской команды о том, что победившие коммунисты немедленно бы все национализировали, отменили выборы, а несогласных загнали бы в лагеря. В странах бывшего соцлагеря (и даже в бывших республиках Союза) приход к власти «левых» почему-то не привел к этим кошмарным последствиям. А затем - что вполне реально, как это случилось в Восточной Европе, - настал бы новый выборный цикл, и «маятник» качнулся бы в другую сторону.

Впрочем, отдавать власть Кремль не собирался ни при каких обстоятельствах. Недаром еще в начале 1996 года совершенно серьезно обсуждались варианты отмены «во имя продолжения реформ» выборов вообще (поскольку Ельцин может их проиграть) или непризнания их результатов, если выиграет Зюганов. И, скорее всего, в Кремле и штабе Ельцина просчитывался силовой вариант. На который, можно не сомневаться, легко закрыл бы глаза Запад, заявив, как и осенью 1993 года, что этого требуют интересы демократии...

Однако этот вариант не понадобился - пропагандистская «промывка мозгов» позволила увеличить рейтинг Ельцина с трех до шестидесяти процентов, и «победа страха над совестью» состоялась. Именно тогда и был до блеска отработан «административный ресурс»: федеральные телеканалы были превращены в отделы избирательного штаба президента, губернаторы и мэры, не стесняясь, «обеспечивали» необходимые результаты, ЦИК и прокуратура старательно закрывали глаза на любые нарушения со стороны президентской команды. Надо ли удивляться, что избиратели, глядя на это, уверились, что сменить власть в стране им не позволят?

Последствия случившегося между тем были куда более серьезными, чем сохранение Ельцина у власти. Кремль убедился, что, во-первых, важнейшим из предвыборных искусств является телевидение и с голубого экрана «пипл схавает все», а во-вторых, что система, сочетающая в себе исполнительную «вертикаль», послушные избиркомы и правоохранительные органы, способна творить электоральные чудеса. Эта система была в 1996 году сконструирована, чтобы не пропустить к власти коммунистическую оппозицию, но затем выяснилось, что она не пропускает к публичной власти любую оппозицию независимо от ее «окраски». Что мы, собственно, в дальнейшем и наблюдаем. Заметим: если бы в 1990 году правящая компартия применяла на выборах те же самые методы, что сейчас применяет Кремль, скорее всего, она до сих пор оставалась бы правящей...

С опорой на базовые ценности

Говоря о том, что большинство граждан России исповедуют «левые» ценности, Михаил Ходорковский приводит данные опроса «Левада-центра».

97% жителей России - за бесплатное образование, 93% считают, что пенсия не должна быть ниже прожиточного минимума, 91% - за безусловный возврат дореформенных сбережений граждан. «И здесь же: 81% - за возвращение к прямым выборам губернаторов, 59% - за восстановление института депутатов-одномандатников. Это и есть, собственно, программа следующей российской власти: государственный патернализм и демократия, свобода и справедливость - вместе, по одну сторону баррикад», - считает экс-олигарх.

Однако, во-первых, приведенные данные вовсе не свидетельствуют о господстве «левых ценностей» в головах россиян.

Во всех развитых странах мира пенсия выше прожиточного минимума независимо от того, «левые», «правые» или «центристы» находятся у власти. Образование в Англии или Германии, Швеции или Канаде было бесплатным независимо от того, в какой последовательности разные политические силы сменяли друг друга в парламенте.

Что касается фактической конфискации «дореформенных» сбережений граждан, проведенной правительством Гайдара, то в любой нормальной стране мира она была бы расценена как мошенничество в особо крупных размерах, какой бы «окраски» ни была бы в этой стране власть.

А во-вторых, нет никаких оснований считать, что понятие «свобода» является отличительным признаком только «правой» идеологии, а понятие «справедливость» - только «левой».

Между этими понятиями нет никакого противоречия, и бессмысленно противопоставлять их друг другу. И то и другое - базовые ценности, признаваемые в любом нормальном обществе. В несвободном обществе не бывает подлинной справедливости, в несправедливом обществе не бывает подлинной свободы. Увы: в нашей стране эти понятия много лет искусственно (и искусно) разводили по разные стороны баррикады. И в советские времена, когда свобода почиталась «идеалистическим пережитком», и в постсоветские, когда нам внушали, что тот, кто за свободу, должен быть против справедливости как «социалистического» принципа...

Так что не «левый поворот» нам нужен, а поворот ДЕМОКРАТИЧЕСКИЙ. В сторону нормальной демократии и ее ценностей, среди которых и справедливость, и свобода, и свобода СМИ, и независимое правосудие. И честные выборы, на которых граждане могут по своему желанию отдавать власть в стране и «правым», и «левым», и всем, кому они доверяют управлять государством. Только таким и может быть ответ на известный вопрос: «Куда ж нам плыть?».