При словах «реформа образования» вспоминают чаще всего пресловутый ЕГЭ, единый госэкзамен. Однако, когда заходит речь о ЕГЭ, его обсуждают прежде всего как вступительный в вуз. Но ведь это еще и выпускной экзамен, причем в недалекой перспективе — для всех школьников России.
Вообще-то система выпускных экзаменов никогда не была сильной стороной советского образования. Все мы заканчивали школу и знаем, что советский школьник если и был одним из самых умных в мире, то уж точно был и одним из самых списывающих. Особенно на экзаменах.
В начале перестройки европейский педагогический журнал заказал мне статью о наших школьных итоговых экзаменах по математике. Я обратился в тогдашнее Министерство образования, чтобы получить их итоги… ну хотя бы за десяток лет. Оказалось: итогов нет вообще. Вроде бы странно — экзамены проводили, а итогами не интересовались. Но, с другой стороны, зачем?
Все мы помним, как каждый год торжественно и прилюдно вскрывались присланные из министерства, запечатанные строгими печатями конверты с темами сочинений и с вариантами по математике. А вот результатами никто, кроме самих школьников, учителей и родителей, особенно не интересовался. И немудрено — ведь Советский Союз был государством идеологическим. Какие велено было получать результаты — такие и достигались. Учительская поговорка «три» пишем — «два» в уме» была негласным законом. Поставить на письменном экзамене двойку считалось инакомыслием и диссидентством, сравнимым с пикетом на Красной площади.
Помню, Ростовская область выдвинула уже следующую передовую инициативу — учиться всем надлежало не только без двоек, но и без троек. И реализовали! Фактически там ввели двубалльную систему: «хорошо» и «отлично». Криминалом для учителя стал не только «неуд», но и «уд». Оставался только один шаг — всем учиться только на «отлично». Но вот тут все и рухнуло. Хотя всем известные приемы, с помощью которых достигалась вся эта учеба без двоек и даже без троек, остались.
Вызывали медалистов переписывать работы после экзамена, остальные оставляли ручки, чтобы учителя сами могли исправить «лишние» ошибки — и т.д. С техническим прогрессом и резким удешевлением шариковых ручек появились новые технологии — теперь, например, на весь класс закупаются одинаковые ручки, специально для экзаменов. Так удобнее.
Государству все еще кажется, что это оно оценивает учащегося средней школы, когда проводит выпускной экзамен. На самом деле не менее, а может, и более важно, что на том же выпускном экзамене учащиеся средней школы оценивают свое государство. И если сразу, при первой встрече, они сталкиваются с двойной игрой, списыванием, махинациями, подделкой, подтасовкой результатов как способом жизни и выживания в этом государстве, им (нам) особенно смешно потом смотреть по телевизору рекламные ролики о доходах, которые надо выводить из тени, о налогах, которые нужно платить, и о многом другом.
При этом само профессиональное сообщество постепенно привыкает к собственноручно подделанным результатам. И верит, что все то, что написано в программах, стандартах и спрашивается на экзаменах, наши школьники действительно усваивают. Примерно так же, как нынешние кремлевские мечтатели, наведя тотальную цензуру на теленовости, постепенно сами начинают верить в эти виртуальные телесказки для взрослых.
И в том и в другом случае роль холодного душа исполняет рухнувший железный занавес. Поэтому, когда в международных исследованиях результаты наших школьников оказываются хуже средних, нам ничего не остается, как говорить: «они не то спрашивают», «они не так спрашивают» и прочее в духе детской песенки: «это мы не проходили, это нам не задавали». Примерно то же говорит, наверное, и российский турист, не способный связать двух слов на английском после пяти (!) лет обучения иностранному языку в школе. Как в популярном анекдоте, а на самом деле — приговоре нашему образованию: звонок из гостиничного номера «ту ти ту ту ту», что означает «два чая в двадцать второй номер».
Теперь уже можно признаться, что я и сам когда-то сочинял экзаменационные варианты для выпускных экзаменов по математике. Однажды в дни этих самых экзаменов поехал читать лекции учителям в Петрозаводске и там узнал, что последнюю, самую трудную шестую задачу (мы рассчитывали, что ее решат процентов пять школьников) во всем городе не решил никто. О чем сообщили коллеги, не подозревавшие во мне автора диверсии. Надо ли добавлять, что в работах отличников и прежде всего медалистов задача, конечно же, оказалась в итоге решенной. Все-таки в Петрозаводске есть университет, и тамошние специалисты справились.
Это давняя история. Но есть и совсем недавняя: по критериям, которые были предложены в ходе первого года эксперимента по ЕГЭ, нужно было выставить до сорока процентов двоек на экзамене по математике. Но это значит, что и по сей день наши специалисты, предложившие эти критерии, имеют весьма смутные представления о реальных знаниях и возможностях школьников. Полученные 40% — это весьма точный замер уровня вранья и подтасовок. Поэтому при всей критике (в том числе и с моей стороны) формы и содержания единого госэкзамена должен сказать, что все-таки это шаг вперед. Хотя бы потому, что по ЕГЭ есть хотя бы какие-то результаты. Хоть какие-то замеры и итоги, хоть какие-то графики и диаграммы.
Критерии тогда быстро поменяли, но и по итогам прошлого года около двадцати процентов российских школьников получили на едином госэкзамене «неуд» по математике. О чем это свидетельствует? Материал непосилен? Не так преподаем? Не так измеряем? Возможно, и то, и другое, и третье. Но не только это.
Как известно, в итоговой лицейской ведомости, которая сейчас лежит под стеклом в царскосельском музее, у выпускника Александра Пушкина стоит «ноль» по геометрии. Видимо, именно он — самый безнадежный в истории России школьник, поскольку, уверен, что в этом году, как и в прошлые годы, в аттестатах наших выпускников по той же геометрии будет стоять не меньше трех баллов. Во всех аттестатах всех выпускников России.

За два века после Наполеона Франция добилась того, что около семидесяти процентов выпускников успешно сдают так называемый «бак» — французский выпускной государственный экзамен. Франция очень гордится этим результатом. А у нас аттестаты без двоек получают 99,9% учащихся. Такой процент достигается сегодня только на выборах в Северной Корее.
А что же с теми двадцатью процентами, которые получают на ЕГЭ двойки? Мы продолжаем жить по принципу «три» пишем — «два» в уме». Только теперь у нас гласность, и потому это уже не учительский фольклор, а государственный документ, в котором черным по белому сказано, что если на ЕГЭ ученик получает «два», а в году у него «три», то он получает в итоге «три». Конечно, и наоборот — если в году «два», а на экзамене «три», то в итоге тоже «три». Но по данным Федеральной службы по надзору в образовании, такого, чтобы в году был «неуд», не было и нет. Добавим: и быть не может.
Гоню мысль, что «три» пишем — «два» в уме» — это и есть национальная доктрина образования. А вовсе не тот абстрактный документ, который не так давно был торжественно принят — и тут же забыт…
Лучше вернемся к экзаменам. В странах, ведущих более-менее честную статистику, 10, 15, а то и 20 процентов учащихся, не справляющихся с выпускными работами по какому-либо предмету, считается нормой.
Видимо, как ни снижай критерии оценки, без «неудов» не обойдемся и мы. Что же делать? Продолжать врать? Или все же предъявить обществу реальные результаты образования? Но какой уровень правды может сегодня выдержать наше общество? И что потом делать с итоговыми «неудами»?
Думаю, невыдача школьных аттестатов каждому пятому ученику вызовет шок. А я не сторонник шоковой терапии. И тем более — решения наших взрослых проблем за счет тинейджеров.
Может, стоит всем, кто доучился до последнего звонка, все-таки выдавать аттестаты, пропуская во вкладыше те предметы, экзамен по которым они сдать не смогли? Или вообще убрать вкладыш с оценками, тем более что нигде никогда он потом не требуется? А вот сам аттестат, «корочки», приятно потом показать детям. И особенно — внукам. В образовании вообще важны традиции. Потому и медали надо оставить.
Мои более радикальные коллеги предлагают вообще отменить выпускные экзамены, оставив их только для тех, кто собирается учиться дальше. Но мне кажется, у нас не настолько развита протестантская трудовая этика, что без грозящего впереди экзамена мы сможем доучить ребят до июня.
Не знаю точного рецепта, как поступить со школьным аттестатом, с выпускными экзаменами. Но точно знаю, что продолжение вранья губительнее любого решения. И здесь не только учителя, директора и образовательные чиновники, но люди, взрослые, дети, общество в целом должны решить, какой уровень правды они способны переварить.
При этом уровень правды в российской школе должен опережать уровень правды в российской политике, экономике и т.д. Не только потому, что это нетрудно, но и потому, что иначе надеяться не на что.

Евгений БУНИМОВИЧ, обозреватель «Новой»
30.05.2005