«Росбалт» продолжает серию интервью с лидерами молодежных политических организаций России, начатую беседой с руководителем молодежного крыла партии «Родина». Лидер молодежного «Яблока» Илья Яшин за время, пока данный материал готовился к публикации, в составе группы молодых россиян и украинцев оказался в белорусской тюрьме за участие в несанкционированной акции в Минске в день Чернобыльской трагедии. В интервью «Росбалту» молодой политик рассказал о методах политической борьбы, которые намерена использовать его организация, а также поделился своим взглядом на перспективы молодежного политического движения в России.

- Илья, как и почему вы пришли в политику?

- Я стал политическим активистом достаточно давно, в конце 1999 — начале 2000 года. Это произошло в то время, когда Путин первый раз баллотировался на пост президента, когда происходила жуткая милитаристская истерия, связанная с войной в Чечне, когда звучало «мочить в сортире». Мне это очень не нравилось, и моя гражданская позиция заключалась в том, чтобы каким-то образом противостоять этому процессу при помощи политики. Мне на тот момент было 17 лет. Поскольку единственной партией, которая очень внятно и четко выступала против подобной истерии и считала, что затевать это очень опасно, была партия «Яблоко», я в нее и вступил. Хотя, это не единственная причина, по которой я пришел в «Яблоко». Все члены моей семьи — сторонники «Яблока». Они всегда симпатизировали этой партии и голосовали за нее. Поначалу был некий романтический порыв. Потом я втянулся и начал заниматься политикой достаточно серьезно.

Сегодня в политическом сообществе, на мой взгляд, не стоит вопрос, чтобы привести к власти то же «Яблоко» или КПРФ. Необходимо другое: чтобы в России существовали элементарные гражданские институты, система политической конкуренции. Когда власть получила серьезный ресурс доверия, когда президент Путин получил достаточно впечатляющий результат на президентских выборах, а «Единой России» досталось большинство мест в парламенте, у меня создалось впечатление, что власть может делать всё что угодно, ни с кем при этом не советуясь. У власти появилась уверенность, что можно не слушать никого — ни оппозицию, ни население. Мы, молодежное «Яблоко», считаем это очень опасным. Такая логика в принципе неуместна, неадекватна в нормальном демократическом обществе.

Поэтому сегодня и начался процесс, при котором политические силы с разным идеологическим мировоззрением начинают координировать усилия для того, чтобы что-то противопоставить этой бюрократии, людям, которые ломают элементарные демократические институты в нашей стране. Мы объединяемся для того, чтобы отстоять систему политической конкуренции, чтобы все политические силы имели право на равных претендовать на включение в процесс принятия политических решений в стране.

- Но для того, чтобы что-то противопоставить существующей власти, надо предлагать не только политические лозунги, которые всем порядком надоели, но и конкретную социально-экономическую программу...

- В чем заключается мое преимущество? Оно заключается в том, что я не один в поле воин. Я представляю достаточно солидную партию, которая существует с 1993 года и имеет и политическую программу, и платформу, и внятную идеологию. Могу сказать, что полностью разделяю идеологию и платформу партии. Когда вступал в нее, прекрасно знал, куда вступаю. Это был вполне осознанный выбор. Я прекрасно знал, чего добивается «Яблоко», за что оно выступает в экономической, политической, международной сферах.

Наивно считать, что у молодежной организации и материнской партии могут быть разные идеологии. Различия заключаются лишь в том, что молодежная организация где-то более радикальна, где-то более пассионарна, но базовые принципы, которые отстаивает партия, для молодежной организации абсолютно «родные». И то, что я сейчас сказал о системе политической конкуренции и координации деятельности между оппозиционными силами, уместно как для молодежных организаций, так для самих партий.

- Каким вам видится будущее вашей молодежной организации?

- Мы претендуем на то, чтобы до 2008 года стать одной из ключевых частей общероссийского протеста в демократическом молодежном движении. Этим сейчас мы и занимаемся. Мы считаем, что в тех условиях, которые сложились в стране, ни на что нельзя воздействовать иначе, как прямым гражданским давлением.

- Вы имеете в виду те акции, которые молодежное «Яблоко» активно устраивает в последнее время?

- В том числе и акции. Ситуация складывается таким образом, что власть понимает только язык улицы, добиться чего-то от власти сегодня можно, только выводя людей на эту улицу. Особенность заключается в том, что власть своими собственными руками сделала систему такой. В 1990-е годы система была столь же ущербна, но тогда она, по крайней мере, была гораздо хитрее, чем сейчас. Тогда Ельцин сохранял работающий механизм выпуска социального пара, которым была в то время Государственная Дума. Все эти баталии в Думе, поливание соком, драки и безумные политические споры создавали видимость того, что в стране происходит общественная дискуссия по важнейшим политическим вопросам. Хотя, по большому счету, специалисты прекрасно понимали, что особенность нашей Конституции заключается в том, что какие бы бурные обсуждения в Думе ни шли, всё равно последнее слово остается за президентом.
Ельцин всё это прекрасно понимал. При всем моем негативном к нему отношении, он был действительно мудрым и сильным политиком. И позволял «твориться» в Государственной Думе тому, о чем я сказал. Он допускал общественную дискуссию, оппозиционные настроения. Ельцин никогда, по большому счету, не закручивал гайки, не старался бороться с проявлениями оппозиционности.

Путин, в этом смысле, гораздо слабее и как политик, и как личность. Ему, видимо, достаточно сложно терпеть любые оппозиционные выступления. Тем более, он никогда не будет участвовать в дебатах в парламенте. Он своими руками лишил себя очень эффективного механизма выпуска социального пара. Потому что, зачистив Думу, превратив ее в аппарат для штамповки правительственных законов, он не растворил протест, не растворил оппозицию в воздухе, как кажется ему и сотрудникам его администрации. Когда протест уходит с легальных площадок, таких, как Государственная Дума, он оказывается на улице. Когда не остается иных способов воздействия на власть, начинает звучать голос улицы.

- Вы считаете, что уличные акции — это единственный способ изменить ситуацию к лучшему? Чем ваш уличный протест отличается от акций НБП, других радикальных организаций?

- Как я уже сказал, власть взяла откровенный курс на уничтожение гражданских институтов, на уничтожение пространства для публичной политики, для общественной дискуссии. В таких условиях, к огромному моему сожалению, не остается никаких иных способов воздействия на власть, кроме как показать то, что гражданское общество существует и имеет определенную силу. Поэтому мы должны выходить на улицу, чтобы доказать власти, что мы ее не боимся.
Отличие молодежного «Яблока» от других молодежных организаций, в том числе тех, о которых вы упомянули, заключается в одном простом тезисе. Не так давно у нас случился спор с одним из лидеров национал-большевиков. Суть в том, что я считаю, что лучше получить по физиономии за свои убеждения, чем дать за них по чужой физиономии. Бить за свои идеи — это подло и совершенно неприемлемо. Мой собеседник считал иначе. Отстоять с кулаками свою позицию, на его взгляд, — это благородно.

Отличие «Яблока» от коммунистов и нацболов заключается в том, что наша идеология основана на философии Махатмы Ганди. Он являлся идеологом ненасильственного сопротивления и говорил о том, что ни один самый жестокий режим ничего не сможет сделать, если на улицу выйдет миллион безоружных людей. Безоружных — здесь это слово ключевое.
Идеологом того, чем занимаются лимоновцы и коммунисты, является Ленин. В выражении «оранжевая революция» для меня и моих товарищей ключевым словом является «оранжевая», а для коммунистов — «революция». Эта разница со стороны может показаться непринципиальной, но на самом деле она очень важна. Это, прежде всего, различие в системе ценностей, мировоззрений.

- Какой вам видится идеальная модель России?

- Идеальная Россия для меня — это страна, где существуют четкие, понятные, стабильные и цивилизованные механизмы политической конкуренции, независимая судебная система, общественное политическое телевидение, когда любая политическая сила может претендовать на то, чтобы быть услышанной народом, предложить свою программу развития общества. Если ее политические взгляды получают доверие народа, партия имеет возможность прийти в парламент, участвовать в формировании правительства и таким легальным образом реализовывать свою политическую платформу.

Я не хочу обещать людям, которые являются нашими сторонниками, что мы построим великую империю. Нет у нас таких целей. Мы хотим построить нормальную страну, в которой было бы просто удобно жить. Страну, в которой все прекрасно бы понимали, что власть является своеобразным наемным рабочим, который получает зарплату из бюджета, из денег налогоплательщиков. И, соответственно, люди имеют право и обязанность с этой власти спрашивать. А когда власть зарывается, она должна знать, что люди могут прийти и дать ей по рукам, поставить на место.

- Каков численный прирост в молодежном «Яблоке» за последнее время? Согласитесь: на ваши митинги приходит не так много участников, намного меньше, чем у тех же нацболов, не говоря уже о «Наших» и «Идущих вместе»...

- На самом деле, мало у кого на митинги приходит больше, кроме прокремлевских митингов, на которые свозят на автобусах сотрудников государственных организаций. Вообще, как-то так сложилось, что после бурных 90-х народ скептически относится к тем методам борьбы, которые мы во многом проповедуем. Однако у меня складывается впечатление, что сейчас начал происходить некоторый сдвиг в общественном сознании, и наша точка зрения постепенно начинает приниматься.

Что касается молодежного «Яблока», то за период после парламентских выборов, на которых «Яблоко», как известно, потерпело поражение и с тех пор пребывает в кризисе, молодежная организация как будто приобрела второе дыхание. Она стала востребованной, и к нам действительно приходит гораздо больше новых людей. Объяснение я нахожу вот в чем: партия 10 лет была в парламенте, привыкла к существованию в тепличных условиях, а потом вдруг она перестала быть парламентской партией. Молодежная организация во многом помогает партии адаптироваться к этим новым условиям. Когда партия лишается парламентской трибуны, доступа к общественному телевидению, в силу студенческого темперамента нам приходится использовать уличные методы борьбы.

- Как вы считаете, есть ли сегодня у России национальная идея? Если нет, то какой она может быть, что можно положить в ее основу?

- У России никакой национальной идеи сейчас нет. Президент Путин очень долгое время думал, что бы такое предложить в качестве национальной идеи. Была идея удвоения ВВП, но, во-первых, она звучит достаточно комично, забавно. С другой стороны, в тех условиях, которые сложились сегодня, она не выдерживает никакой критики. При очевидном недоверии к правительству со стороны народа говорить, что национальной идеей является удвоение внутреннего валового продукта, просто смешно.
Я думаю, что никакой особой национальной идеи у России быть и не должно. Потому что на протяжении всей истории человечества национальные идеи государств представляли из себя полный бред и их реализация ни к чему хорошему не приводила.

- Что вы имеете в виду?

- «Православие, самодержавие, народность», «Россия — великая империя» — всё это принесло в итоге большой вред. Идея, если она и должна быть, то очень простой: Россия должна быть страной, удобной для жизни. Страной, где каждый человек был бы уверен в том, что он платит налоги, а государство его защищает, и он свободен в этой стране. Свобода и справедливость — вот та национальная идея, которая актуальна для сегодняшней России.

- Не могу не спросить про недавние события в странах СНГ. На ваш взгляд, на Украине действительно победила свобода, или триумф «оранжевых» во главе с Виктором Ющенко явился лишь следствием кризиса прежних элит?

- Я достаточно скептически отношусь к Ющенко как к политику, скептически отношусь к его работе в кабинете министров при президенте Кучме. Работать четыре года премьером, а потом возглавить оппозицию и обвинять режим за те деяния, к которым имел непосредственное отношение, возглавляя исполнительную власть, — просто нечестно. Я прекрасно помню, как Ющенко клеймил оппозиционеров во время предвыборной кампании Кучмы. Вслед за Кучмой называл их чуть ли не фашистами. Но, с другой стороны, я был в Киеве и прекрасно знаю, что там происходило. Я видел своими глазами национальный гражданский подъем.

Перед поездкой в Киев я слышал пропагандистские россказни о том, что три тысячи отморозков собрались на Майдане за деньги. Эти домыслы не выдерживают никакой критики. Несмотря на сомнительное отношение к самому Ющенко, я с большой симпатией и сочувствием относился к «оранжевому» движению, как к истинно гражданскому движению украинцев за свою свободу. Уж если решили, что Ющенко должен быть президентом, то так тому и быть. Я отношусь к этому с уважением и сочувствием.

Что там получится в итоге, не могу сказать, но надеюсь, что эйфория Майдана не затмит людям глаза и не заставит смотреть сквозь розовые очки на власть. И если есть подобные предпосылки, то, надо думать, появятся эффективные механизмы взаимодействия с властью. В частности, молодежное движение «Пора» сегодня является чуть ли не основным оппозиционным движением по отношению к действующему президенту Ющенко. Что можно считать вполне здоровым явлением для украинского общества.

- Как непосредственному свидетелю киевских событий, мне показалось, что Майдан процентов на 70 был заполнен молодежью. А вы смогли бы объединить молодежь под своим флагом, если это понадобится?

- Чего уж там говорить: сегодня мы точно не в состоянии вывести столько людей на улицу. Это объективная реальность. В то же время, сегодня и нет такого национального подъема в России. Формирование народного фронта против авторитарной власти невозможно проводить и на Украине каждые два-три года. Этот процесс там проистекал долго и на основе закономерных предпосылок для него. Я думаю, что в настоящее время полным ходом идет создание у нас предпосылок для того, чтобы случилось нечто похожее. Это будет именно похожее, а не в деталях повторяющее украинские события, исходя из того, что Россия, все-таки, другая страна.

- Некоторые политологи заявляют, что в России «революция» возможна уже через два года. Как вы считаете, насколько это соответствует реалиям, и кто бы мог возглавить российское протестное движение?

- Не думаю, что на самом деле что-то случится через два года. Если рассуждать теоретически, такая ситуация возможна в том случае, если, скажем, цены на нефть упадут до 8 долларов. Тогда наша власть окажется в, мягко говоря, неприятном положении. С другой стороны, мы подстраховались, накопив Стабилизационный фонд. Думаю, у власти серьезный запас прочности против «оранжевых» революций.
Сейчас раздроблена, деморализована, дезорганизована оппозиция. Ей еще предстоит очень долгий путь для создания новой модели, чтобы она представляла из себя более-менее консолидированное оппозиционное движение. Поэтому я не стал бы делать таких прогнозов на ближайшие два года.

При всем том, что сейчас очень благоприятна экономическая и политическая конъюнктура, власть делает такое количество ошибок на пустом месте, что объективно вызывает глухое раздражение общества. И это раздражение растет. Исключать то, что из этого общественного раздражения что-то вырастет, какая-то сильная оппозиционная воля, я бы, конечно, не стал.
Что касается личности лидера оппозиции, не готов об этом говорить. За несколько лет до выборов делать заявление о том, что человек готов баллотироваться в президенты, может либо авантюрист вроде Жириновского, либо человек, который преследует какие-то иные конъюнктурные цели, которые, признаюсь, мне не очень понятны. Мне не очень понятны, например, заявления Михаила Касьянова. Я об этом рассуждать не готов и считаю, что сейчас на повестке дня у оппозиции стоит вопрос далеко не лидерства, а идеологической программы единых действий.

- Есть ли какие-то личности, которые являются для вас авторитетами, люди, к мнению которых вы прислушиваетесь?

- Сожалею, что до наших времен не дожил Андрей Сахаров — фигура, к мнению которой надо прислушиваться. А из ныне здравствующих других глобальных фигур не вижу; приходится довольствоваться мнением уважаемых старших товарищей по партии, а также моих преподавателей. Считаю, что мне этого достаточно.