На словах политики выступают за справедливость. А если вместо “как лучше” получается “как всегда”, можно сказать: “История не судится одним днем, нас рассудит время”. От ответа за политику в собственной семье не отвертишься. Дети вырастают быстро. И сразу видно, какой ты был глава...

Григорий Явлинский утверждает, что не любит золотую молодежь. Между тем два его сына — в Англии. Причем у старшего — дом в Лондоне.

Вот такая парадоксальная русская душа!

Как известный политик пытался построить демократию в своей семье?

— А у вас не складывается впечатление, что дети известных людей — это не самое лучшее, что есть на свете? — сомневается Явлинский. — Ребенку из простой семьи гораздо проще остаться приличным человеком. Дети знаменитостей живут в необычных условиях. К ним приковано внешнее внимание, но не хватает внимания родителей, — те вечно заняты. И дети оказываются в общем-то беспризорными. У многих возникает комплекс неполноценности. Я знаю трагедии, когда ребенок все время сравнивает себя со своими “совершенными” родителями и чувствует полное свое ничтожество. Ему кажется, что он сам никогда ничего не достигнет... У детей известных людей — совсем другие материальные возможности, что слишком часто приводит к нехорошему результату. Выход за пределы среднего родителя, как правило, — в худшую сторону.

— Вы в том числе и о своих детях говорите?

— У меня немножко по-другому. Старший сын, Михаил, к счастью, вырос задолго до того, как я стал известным. Я водил его в обычную школу, был знаком с его учителями, входил в родительский комитет. А вот младший, Алексей, когда подрастал, попал в сложную обстановку. Я гораздо меньше им занимался, но жена вовремя принимала меры. Однажды после моего новогоднего появления в эфире с сыном жена запретила подобные съемки. Загордиться Алеша не успел — маленький был. Но стало ясно, что такая популярность производит на него слишком большое впечатление. Еще бы, его показывают по телевизору, о нем что-то говорят. Кроме того, вы знаете, дети любят умничать: с серьезным выражением лица что-нибудь эдакое выдать. Это неестественно. Это неправильно. Поэтому мы с женой старались, чтобы Алексей рос, как и его сверстники. Младшему сыну было 10 лет, старшему — 20, когда я стал публичным человеком.

— То есть младшему пришлось пережить переходный возраст как раз тогда, когда вы были уже известны. Возникли комплексы?

— Мой младший сын столкнулся с такой тяжелой жизнью, какую я бы никому не пожелал. В политике, как известно, некоторые не брезгуют ничем: шантаж, угрозы. На старшего сына напали... После этого учителя попросили забрать младшего из школы. Боялись за него и за других детей (чтобы не пострадали заодно). Я обратился в правоохранительные органы, но мне сказали: гарантировать ничего не можем. Пришлось принимать решение... Алексею было всего 13 лет, когда я отвез его за границу и оставил там одного. С ним не было ни родственников, ни друзей. За сыном немного присматривал один мой знакомый, но это же не близкий человек. Так что Алеша взял на себя все тяготы, оказавшись в чужой стране без языка, без близких людей. Ему было не до моей славы. Многие говорят: “Ага, у вас дети за границей”. А я бы посмотрел: согласились бы они на такую жизнь? Многие отправляют своих детей на учебу в Европу, в Америку. Но мало кто задумывается всерьез: как им там? Да, мой сын смог выстоять перед трудностями. А если бы сломался? Сами же знаете, сколько обстоятельств жизненных, сколько соблазнов...

Мы виделись с сыном раза два в год. Но разговаривали по телефону каждый день или даже по несколько раз. Так и сейчас.

— Вы вынесли какие-то уроки из воспитания старшего сына, которые помогли воспитывать младшего?

— Жена поняла какие-то вещи, которые я не понял в то время. Она растила младшего сына как совершенно свободного человека, чего не было со старшим. Старший ведь учился в советской школе. А советская школа была построена на абсолютном, непререкаемом авторитете учителя. Даже не учителя, а начальства.

Например, были похороны Брежнева. Детям специально поставили в классе телевизор. А потом меня вызывают и говорят, что сын вертелся во время просмотра, и его надо наказать.

— Наказали?

— Мы не наказывали. Но мы и не объясняли, что это самодурство, бред, чушь. Ну представляете: в виде наказания сына поставили в почетный караул у портрета умершего Брежнева! Были и другие случаи. Однажды ребята баловались и Мишу затолкали в женский туалет. Подумаешь, большое событие! Но тут меня вызывает завуч и говорит: “Ваш сын — фашист!” На полном серьезе! Завуч школы! Закончилось тем, что я перевел Мишу в другую школу. Мы сына не научили сопротивлению. Не объясняли: “С этим не надо мириться, этому надо противостоять, нельзя, чтобы тебя унижали”. Мы делали все, чтобы сына не дергали, но мы не прививали ему активную жизненную позицию. А потом очень сильно раскаялись. Ему стоило очень больших усилий выработать характер, стать сильным. Он делал это уже без нашей помощи и потому долго и тяжело.

А вот младшего жена уже растила совершенно свободным. Поэтому он и справился, когда оказался один. В школу Алексей пошел в 88-м году. Атмосфера была уже другая. На самом деле это было хорошее время. Лучше, чем сейчас. С большими надеждами.

— Вы начали разговор с грустной ноты: дети известных людей — часто несчастные люди. А лично вам близка фраза Евтушенко: “Хотел я счастье дать всему земному шару, а дать не смог и самому себе”? Хотел дать счастье всей стране, а дать не смог и своей семье?

— Смысл этой фразы в том, что любить человечество гораздо легче, чем любить свою семью. Это правда. Переживать по поводу того, что голодают в Африке (даже сильно переживать), гораздо проще, чем понять, что твоему ребенку нужно с тобой поговорить о том, что у него что-то случилось в школе.

— Вы можете провести сравнение: “хороший политик — хороший отец”, “плохой политик — плохой отец” или, наоборот, “хороший политик — плохой отец”?

— Нет тут ничего общего: политики бывают разные. И политика бывает разная. Разным детям в разное время бывает нужно разное. И потом, ум, который нужен для детей, и ум, нужный для политики, — разные. В общем, все тут по-разному.

— А если вы все-таки сравните Явлинского-политика и Явлинского-отца?

— Думаю, на тайных выборах в семье я еще получу большинство. Трудно самому себя оценивать... Зря я мало уделял сыновьям внимания. Зря мало с ними разговаривал. Жаль, не все помню. Жаль, пропустил много такого, что уже не повторится.

— А что было хорошего?

— Моя семья состоялась. Я люблю сыновей, всегда беспокоился о них. В принципе дети самостоятельно определяли курс своей жизни... Старшего сына я чуть-чуть подкорректировал, а младший сам меня “подправил”. Старший хотел поступать на физфак. Но его любимая девушка пошла в МИРЭА. И он решил идти следом. Я стал объяснять, что физикой надо заниматься в МГУ. А его интересовала не только физика, но и девочка в МИРЭА. И тут я применил силовые методы и принудил его поступить на физфак МГУ... С младшим была прямо противоположная история. Ему предложили поступать в аспирантуру Кембриджа. Я был так рад: Кембридж! Неплохо, правда? А он сказал, что туда не пойдет. И сколько ему ни объясняли: “Это самое престижное место в мире”, — он сказал, его это не интересует. Его интересует содержание учебы. И пошел в самое сильное, но специализированное техническое учреждение. Это как у нас вместо МГУ выбрать Бауманку. Сейчас пишет диссертацию и подрабатывает. За его учебу платят. Но не я. После того как Алексей закончил колледж, я уже за него не платил. Он сам всего добился: собственного финансирования, стипендии. Он занимается компьютерами, математикой. У него красный диплом бакалавра, красный диплом магистра.

— Реально, чтобы сын вернулся в Россию?

— Он мечтает. Сказал, что все равно домой вернется: или работать, или — когда он там “всех победит” — вернется и откроет здесь самый лучший университет. Он такой. Однажды сказал мне: “Я должен быть прикреплен к чему-то большому. Я не могу быть просто так, как листок на ветру. Я хочу трудиться для дела большего, чем собственное обогащение. Я хочу приносить большую пользу”.

— А старший сын не хочет вернуться, он ведь сейчас тоже за рубежом?

— Думаю, что хотел бы, если бы обстоятельства позволили...

— У многих политиков дети по возрасту могли бы дружить с вашими детьми. Есть у сыновей знакомые из политического круга?

— К счастью, нет.

— Почему “к счастью”?

— Я не хочу обижать никого из коллег. Но ни к чему это, на мой взгляд. Не люблю понятия “золотая молодежь” и не люблю понятия “золотомолодежной” тусовки... Это те, кто ничего не делает всерьез, а только тратит родительские деньги.

— Интересно разговаривать с политиками! Все так рассказывают о детях, будто ни у кого из них и не растет “золотая молодежь”. У всех дети “учились усердно”, “работали”, “в армии служили”...

— А что ж вы хотите, чтобы вам сказали: “Да нет, у меня ребенок не вылазит из ночных баров?!”

— Ну да. Вот с вами разговариваю: опять — “незолотая молодежь”. А как же скандалы с собственностью детей за рубежом? Говорят, обычным молодым людям такое не по карману?..

— Не-е-ет. Это не так. Младший сын снимает комнату площадью 8,5 квадратных метра недалеко от университета. А старший взял на 15 лет кредит под залог московской квартиры, которая принадлежит ему с дедом. И на эти деньги купил часть дома в афро-арабском районе Форест Хилл на окраине Лондона.

— Проходила информация, что дом оценивается в 700 тысяч долларов...

— Очень бы хотел, чтобы это было правдой... Это вранье, как заметки о моих пластических операциях или о том, что я — женщина. Дом стоил в пять раз меньше. В то время. Сейчас — дороже, потому что выросли цены.

— А сын прекратил свои занятия физикой?

— Да, он закончил факультет теоретической физики, но в середине 90-х в этой области не было работы в нашей стране.

СПРАВКА МК

Старший сын Явлинского с детства сочинял музыку, играл на фортепьяно. После нападения на него в 1994 году о карьере музыканта пришлось забыть. Неизвестные повредили ему руку. Сегодня Михаил работает корреспондентом Би-би-си.

— Читала, ваш младший сын был не против службы в армии?

— Он стоит на учете в военкомате, регулярно предоставляет туда документы об отсрочках. Все законы соблюдает. Старший — офицер. Проходил военные сборы в университете.

— А у младшего сына отсрочки закончатся как раз тогда, когда ему уже не надо будет идти в армию по возрасту... Ну а если бы вопрос об армии встал реально?

— Если речь о защите Отечества, каждый из нас пойдет: и младший, и старший, и я. А если это просто так — строить генералам дачи, — то я не уверен, что Алексей пошел бы.

* * *

СПРАВКА МК

В начале 30-х отец Явлинского воспитывался в коммуне Антона Макаренко в Харькове (его родители погибли в Гражданскую войну). Позже сам стал воспитателем в детской колонии. Он — единственный из воспитанников Макаренко, кто пошел по стопам учителя.

— Многие родители говорят: “Я не Песталоцци, не Макаренко — не могу ничего советовать”. А ваш отец воспитывался у самого Макаренко. Наверное, и вам, и вашим детям удалось на себе испытать отголоски того воспитания?

— Ну еще бы. Главное — никогда мой отец не унижал своих сыновей. Потому что его Макаренко тоже не унижал. Он мог наказать, но всегда берег человеческое достоинство. И я растить холопов не хочу. А если с детства унижать человека, то вы его приучаете к тому, что унижение допустимо. Врезать, если очень надо, один на один — это не унижение. Это просто более внятный разговор (у меня же сыновья). А вот, например, зло высмеять сына при товарищах или девочке — значит унизить его.

Я сделал все, чтобы привить детям уважение к участникам Великой Отечественной. Мои дети уважают их гораздо больше, чем, например, Зурабов или президент. Это к слову. Для Михаила и Алексея два их деда, которые прошли всю войну, — абсолютно святые люди, высший моральный авторитет.


* * *

— Старший сын у вас приемный?

— Он сын моей жены. Ему было два года, когда мы с ней поженились. Никаких различий между сыновьями я никогда не проводил. Мама у них умная. Благодаря ей братья очень сильно дружат. Старший — всегда опора младшему.

— Один из сыновей в свое время категорически отказался вступать в вашу партию...

— Они оба не занимаются политикой.

— Но какие-то споры на политические темы бывают? В чем дети с вами не согласны?

— Ну вот, например, когда я обсуждал с ними войну в Ираке, они отказались (особенно младший) слушать какие-либо аргументы. Алексей сказал: “Это ваше дело, политиков, придумывать аргументы. А мое дело — быть против. Одно дело — защищаться, если на твою страну напали. Другое дело — нападать. Я против такой войны. А вы, политики, можете говорить все, что вам лезет в голову”.

— А в целом они разделяют ваши политические взгляды?

— А у меня очень простые политические взгляды. Они очень понятные: я хочу, чтобы людей уважали, чтобы у них были права, чтобы суд был независимым, чтобы парламент был независимым.

— У детей гражданство российское?

— Конечно.

— На выборах они за кого голосовали?

— Ну за кого, как вы думаете? За меня.

— А если бы проголосовали за кого-то другого?

— Это их выбор.