Скорее всего, в Кремле полагали: старики погорюют
на кухне, скажут друг другу: «Лишь бы не было войны» —
и начнут привыкать к условиям очередного правительственного
эксперимента по принципу «Пожили, и хватит!» (грустное
высказывание Виктора Шендеровича).
Когда протесты начались, власть ждала от них исключительно
экономических требований, предполагая в ответ умиротворить
электорат мелкими подачками. Экономические требования
появились — но тут же сменились политическими. Такого
подвоха от, казалось бы, надежно обработанных телепропагандой
граждан никак не ожидали.
«Путин, уходи сам!». «Блокадники! Гитлер отнял у нас счастливое
детство, а Путин — спокойную старость!». «Путин и Матвиенко,
хватит врать!». «Долой самодержавие!». «Путина — на нары,
Зурабова — в трамвай!». «Губернатора-оборотня — в отставку!».
«Меняем Путина на льготы!». «Власть, уничтожающая инвалидов,
обречена!». «Не верьте посулам Матвиенко!». «Хватит лжи
и произвола!». «Второй блокады мы не переживем!». «Нам
не нужны подачки!». «Долой Матвиенко!». «Долой режим грабежа!».
«Правительство — в отставку!». «Долой Думу!». «Путина
— в отставку!».
И, наконец, «Выход один — сопротивление!».
Это — Петербург.
«Малая родина» российского президента, где все последние
годы его поддержка была максимальной (по только что обнародованным
данным опросов, за три недели рейтинг Путина в Питере
упал на 5%, что очень много для такого короткого срока).
Конечно, с политическими лозунгами соседствовали и экономические
— «Верните льготы народу!», «Мы хотим жить!», «Голодный
пенсионер страшнее волка» и другие, но они явно не составляли
большинства.
Ни война в Чечне, ни уничтожение НТВ и ТВ-6, ни «Курск»,
ни «Норд-Ост», ни Беслан не вызывали такой реакции.
Граждане вышли на улицы не для того, чтобы потребовать
возвращения льгот, — они вышли для того, чтобы потребовать
смены политических фигур и политического режима.
Это значит, что они наконец поняли логическую связь между
тем, как они голосуют, и тем, как они живут.
Это значит, что они поняли (и это очень хорошо заметно
по разговорам участников акций протеста), что надо бороться
не со следствиями, а с причинами.
Это значит, что они поняли: дело не в порочности тех
или иных принципов монетизации, дело — в порочности политической
системы, где решения принимаются с абсолютным наплевательством
на интересы граждан.
«Это вовсе не «бунт советского иждивенца», пытающегося
сохранить рудименты советской системы, — считает питерский
правозащитник и бывший политзаключенный, а ныне один из
активнейших участников митингов протеста Александр Скобов.
— Это пробуждение гражданского сознания, оскорбленного
хамским равнодушием власти к человеку».
Именно это более всего и тревожит власть — как российскую,
так и питерскую.
Именно поэтому и начались репрессии — говорят, что после
встречи с представителями питерской оппозиции Валентина
Матвиенко лично потребовала от руководства ГУВД «избавить
ее на 15 суток» от организаторов акций протеста.
Раздражение губернатора можно понять: ко всему прочему,
за несколько дней до упомянутой встречи Валентину Ивановну,
пришедшую на торжественное мероприятие, ветераны освистали
так, что она была вынуждена с позором его покинуть, не
сказав ни слова…
И еще одно — крайне примечательное — требование, звучащее
в Петербурге.
Это требование отмены политической цензуры и возвращения
в прямой эфир общественно-политических передач, где оппозиция
могла бы открыто спорить с властью и предлагать свои решения.
Страх, который это требование вызывает в Смольном, трудно
переоценить: власть прекрасно понимает, что дискуссии
с оппозицией она не выдержит.
Пятнадцать лет назад она также ее не выдержала: после
того как граждане увидели в прямом эфире Cъезд народных
депутатов, где лидеры КПСС были беспомощны, — и результат
выборов 1990 года был предрешен.
Напомним: пятнадцать лет назад граждане вышли на улицы
вовсе не потому, что в магазинах были пустые полки и росли
цены.
Тогда они в первый раз поняли, что «систему менять надо».