Характерным для себя образом Путин ответил на собственное поражение в борьбе с терроризмом асимметричным ударом, направленным против тех, кто потенциально может выступить с альтернативой его теряющему убедительность авторитарно-бюрократическому курсу.

На первый взгляд, ожидавшиеся в течение нескольких дней предложения президента Путина по реорганизации системы управления в целях борьбы с терроризмом выглядят абсурдом. Президент предложил коренным образом изменить политическое федеративное устройство страны. Если федеральные и, прежде всего, силовые органы оказались не способны в течение пяти лет подавить очаги террористической опасности на Северном Кавказе, если федеральная власть и лично президент оказались не в состоянии предотвратить трагическую развязку драмы с заложниками в Беслане, то при чем здесь отмена выборности губернаторов?

Разумеется, отчасти катастрофа в Северной Осетии оказалась для президента лишь удобным моментом для форсирования политических решений, давно обсуждавшихся и готовившихся, – и отмены избираемости губернаторов, и введения пропорциональной системы выборов в федеральном парламенте. И та и другая мера призваны еще более усилить власть Кремля и уничтожить политическое влияние региональных элит, довершив построение всероссийской унитарно-бюрократической системы управления.

Выходец из советского КГБ, президент Путин психологически и интеллектуально остается человеком 70-х годов и маниакально стремится к восстановлению советской системы управления.

Предложенная им модель неосоветского устройства России выглядит примерно следующим образом. Единственная мощная общероссийская партия – «Единая Россия», аналог КПСС, тесно связанная с исполнительной властью и представляющая ее бюрократические интересы, – будет иметь большинство не только в федеральном, но и в местных парламентах. Ее конкурентами будут либо маргинальные партийные образования, либо марионеточные «альтернативные» партии. Ибо создание нормальных общефедеральных партий в условиях монополии на общефедеральные СМИ и тотального контроля в них практически неосуществимо. В результате региональные парламенты будут лишь штамповать предложенные президентом кандидатуры глав регионов, отобранные по закону бюрократического торга: лояльность в обмен на наместничество.

Однако у сегодняшнего упразднения института прямых выборов губернаторов есть и более глубокий подтекст, и в этом смысле их действительно можно рассматривать как реакцию на события в Беслане.

Президент Путин не просто предложил перейти от федеративного государства к мягкому унитаризму. Под шок Беслана он совершил решительный шаг к уничтожению очередного институционального механизма демократии – прямого народовластия. Выборность обеспечивала губернаторам легитимность, сопоставимую – в рамках их региона – с легитимностью президента и федеральных органов власти. В ситуации, когда политическое поле оказалось Кремлем практически разрушено, сломан принцип разделения властей, а палаты Федерального собрания низведены до уровня пустой декорации, губернаторы оставались едва ли не единственным легитимным политическим институтом помимо самого президента.

Единственным институтом, законность которого, по крайней мере формально, обеспечивалась путем демократической, а не бюрократической процедуры.

Под шок бесланской трагедии президент Путин предложил гражданам России свой, глубоко выношенный взгляд на истоки трагедии и беспомощности государства в деле усмирения чеченского пожара: наши беды, неэффективность управления и общественный разлад проистекают от выборов, от народовластия и свободы. Общество, нация не готовы сами решать свою судьбу. (Именно это имел в виду президент в своем обращении после трагедии, когда говорил о несоответствии политической системы уровню развития общества.) Нации нужен пастырь. Единоначалие. Нужна сильная авторитарная власть. Ей нужно полицейско-бюрократическое государство, регламентирующее ее гражданскую активность.

Весьма характерным для себя образом Путин ответил на собственное бесланское поражение асимметричным ударом, направленным против тех, кто мог бы получить определенную политическую выгоду из ситуации, когда федеральная власть, весьма вероятно, начнет терять авторитет и легитимность во мнении граждан. Именно губернаторы в отсутствие общенациональных партий и авторитетного парламента неизбежно должны были становиться альтернативой федеральной политике по мере того, как путинская бюрократическая вертикаль начнет испытывать все возрастающие внутренние трудности. Именно поэтому удар и был направлен на то, чтобы лишить этот институт фактической, демократической легитимности.

Однако главная угроза, таящаяся в предложенной Путиным конструкции власти, – отнюдь не только окончательное сворачивание демократии, а реальная дестабилизация практического управления страной.

Можно быстро поправить Конституцию и избирательное законодательство, но невозможно быстро перейти от федеративной структуры управления и бюджетирования к унитарной. Невозможно быстро выстроить новую цепочку хозяйственных отношений внутри региона. Потому что если раньше губернатор отвечал перед своими избирателями и мог быть снят со своего поста не раньше очередных выборов через строго определенный законодательством срок, то теперь он будет отвечать только перед президентом и может быть лишен должности в любой момент.

Опасность заключается даже не во фронде перед лицом Москвы, а в конфликтах и процессах внутри местных элит. Напомним, что одну подобную ошибку Кремль уже совершил, и последствия этой ошибки граждане России уже ощутили на себе. Москва добилась замены контролирующего ситуацию в Ингушетии Аушева на эфэсбэшника Зязикова, однако в результате получила опасный очаг внутренней нестабильности.

Прибавьте к этому неизбежную неразбериху. Даже процесс формирования новой структуры одного только федерального правительства привел к тому, что в министерствах не выплачивали зарплат, не подписывали нужных бумаг и не могли разобраться в полномочиях. И, наконец, главное: несовершенная российская постсоветская демократия в ходе нынешнего реваншистского переворота заменяется не отлаженной бюрократической системой, вышколенной десятилетиями, но, напротив, многоступенчатой, безответственной и коррумпированной постсоветской управленческой средой, глубоко завязанной на собственные бизнес-интересы, основным навыком которой в течение последних двадцати лет было преобразовывать административные полномочия в собственность.

Лишить ее политической ответственности в виде выборной процедуры значит лишь усугубить ее неэффективность и коррумпированность, которая отныне будет спрятана за политической ширмой единоначалия и подчиненности.

Отныне Россия будет управляться из Москвы не только стратегически, но и оперативно. Отныне ни одно важное решение на местах не может быть принято без согласования с центром. Таким образом, в России почти полностью воспроизводится система власти, которая привела к распаду сразу двух государств в течение одного столетия – Российской империи и Советского Союза.

13 СЕНТЯБРЯ 2004 17:06