…В день гибели заложников в Осетии устарели все новости, которые были до 13.05. Бессмысленными, из другой жизни, которую уже не прожить, оказались День города, ЦИК, победа «Терека», какие-то депутаты.
       Рядом с этими детьми ничего не могло сохраниться в памяти. Кроме, пожалуй, поступка одного человека — Аушева Руслана Султановича. Он один пошел в еще живую школу. Он вывел группу женщин и детей.
       Пятнадцать грудных детей.
       Именно Аушева вызвал штаб по спасению заложников, когда дело коснулось жизни и смерти.
       
       — Меня хорошо слышно? Правда ли, что примерно в 17 часов могли состояться переговоры? Правда ли, что вы даже привезли террористам послание от Масхадова с требованием освободить детей?
       — По часам было примерно так. Днем — все нормально. Послали людей забрать — там лежал 21 человек убитых. По телефону с ними (террористами. — Ред.) разговаривал Гуцериев. Все, договорились, что подъедет машина с пятью врачами. И в это время там, внутри, произошел какой-то взрыв. Женщина, которая первая выскочила, сказала: «Кто-то зацепил за какую-то ерунду — то ли провод, то ли не знаю что, кто-то из боевиков зацепил... В общем, произошел взрыв».
       Мы начали выяснять, что происходит.
       И тут пошла стрельба. И уже — непрерывный процесс…
       — Стрельба внутри школы?
       — Нет, там взрыв произошел — и дети рванули… Я, когда до этого зашел туда, видел: полный зал, забитый детьми, женщинами… И как взрыв произошел — они рванули на выход. И потом уже вся каша пошла.
       Мы просили остановить стрельбу. Звонили. Они говорят: «Мы остановили стрельбу, это вы стреляете». А мы по своим каналам даем команду: «Никакой стрельбы, прекратить огонь!». Но там еще оказалась «третья сила» дурацкая, я не знаю, как они там оказались, сейчас выясняем. Какое-то «народное ополчение» с автоматами, которые решили освободить заложников сами. И они стреляли по этой школе!
       То есть получается: официальные не стреляли, захватчики не стреляют. Мы кричим друг другу: «Кто стреляет?»… А эти, из школы, говорят: «Ну всё, значит, надо взрывать». И начали… Они решили, что это штурм! И — пошло… Тогда только команду о штурме и отдали...
       — А как могло по-другому развиваться, по вашему плану?
       — Мы ждали, что приедет Аслаханов. Я хотел с Аслахановым зайти к ним туда. Было заявление Масхадова.
       — Масхадов вам передал свое заявление?
       — Нет, мы вытащили из интернета. Очень хорошее заявление: что «мы с детьми не воюем», пятое-десятое, чеченские бойцы воюют за независимость, а не с детьми и женщинами.
       Я, когда прочел это заявление, хотел показать им. Когда я с ними разговаривал, говорю: «С кем переговоры?». Они говорят: «С Масхадовым». Я и хотел показать им: вот Масхадов заявляет. Что дальше? Освобождайте!
       Пока Аслаханов летел, я нашел в Лондоне Закаева и говорю: «Ахмед, если ты хочешь еще иметь какое-то лицо — помогайте освобождать людей. Согласен?» — «Согласен». — «Тогда принимайте решение политическое».
       Они приняли решение, и вышел с заявлением Масхадов. Это заявление я и хотел отдать этим захватчикам.
       Но когда Аслаханов приехал, уже все закончилось. (По сведениям редакции, Аслаханов сначала вылетел в Москву, а затем уже в Беслан.)
       Замысел был такой. Они дали письмо к президенту Путину.
       — Они вам передали письмо, да, Руслан Султанович?
       — Да, мне лично.
       — А в письме — основное требование?
       — Ну, как всегда: тот же Буденновск. Вывести войска, контроль стран СНГ за ситуацией в Чечне… И мы им говорим, чтобы смягчить ситуацию: «Ваше письмо будет передано президенту Российской Федерации». Надо было как-то развязать узел. Самое главное, вот я здесь скажу честно, — мы хотели детей спасти. Остальное — «дома разберемся».
       — Ну естественно.
       — И они даже просили, они дали свой телефон в школе, чтобы хоть какой-то федеральный министр позвонил, чтобы он там поболтал с ними.
       И с этой бестолковой стрельбой неизвестных гражданских, все сорвалось.
       В общем, штурм не готовился. Это все вранье, все, что говорят: штурм готовили… Никто к штурму не готовился. Я там был, штурм не готовился. Уже когда пошла эта х…ня, пришлось действовать военным.
       Они мне по телефону кричат: «Нас штурмуют!». Мы говорим: «Вас не штурмуют! «Альфа» вот стоит, все стоят». Мы говорим: «Вас не штурмуют, успокойтесь там». Они говорят: «По нам стреляют, нас штурмуют! Мы взрываем!».
       — Вы по своей инициативе приехали?
       — От штаба была просьба, и я полетел туда.
       — А почему не пошли Зязиков, Дзасохов, которых они просили?..
       — Задай этот вопрос им лично. Единственное, что я знаю, что мы потеряли около полутора суток, пока там решили, кто пойдет. Вот то, что я тебе могу сказать честно, по-офицерски. Значит, у них было, я так понял, трое суток. Такая задача у них поставлена была: если через трое суток вопрос решается — или туда, или сюда. А мы потеряли около полутора суток на то, чтобы выяснить, кто пойдет.
       — Они с вами в масках разговаривали?
       — Нет. И они все на русском разговаривали. По телефону — на русском, в школе — на русском. Я говорю: «Давайте на вайнахском». Они отвечают: «Нет, говорите на русском».
       — А почему, как вы думаете, двое суток нам говорили, что там заложников — человек двести-триста?
       — Но ты же сам знаешь, всегда цифры эти в политической ситуации задействованы. Я, когда зашел в зал спортивный, чтобы их как-то успокоить, сказал: «Вы меня узнаёте?». Они сказали: «Да». Я говорю: «Я попробую что-то сделать». И вот так все рвануло.
       — Руслан, и все же спасибо огромное. Великая благодарность. Все-таки 26 человек Аушев спас.
       — Дима, не 26 человек, суть не в этом. Самое главное — грудные дети: пятнадцать грудных детей! Они вырастут и будут знать, что дружба между вайнахами и осетинами должна быть вечно. Вот это напиши обязательно.
       — Обязательно.
       
       P.S. Этот вопрос я ему не задал: — За что заплатили замученные эти дети?
       
       Записал Дмитрий МУРАТОВ, (по телефону)