В прямом эфире "Эхо Москвы" Алексей
Арбатов, глава Центра международной безопасности РАН,
журналисты "Еженедельного журнала" Александр
Гольц и Александр Рыклин.
Эфир ведет Алексей Воробьев
Алексей Воробьев: Портативные ядерные устройства
- так официально заявлена наша сегодняшняя тема. И эту
проблему мы вместе с журналистами "Еженедельного
журнала" обсуждаем с членом-корреспондентом Российской
академии наук, главой Центра международной безопасности
А.Арбатовым. Насколько я понимаю, этот выпуск "Еженедельного
журнала" вышел с сенсационной темой - вам впервые
удалось добиться, что на самом высоком уровне признан
сам факт существования портативного ядерного оружия.
Александр Гольц: Действительно, впервые интервью "Еженедельному
журналу" дал такой уникальный специалист, как бывший
начальник главного штаба ракетных войск стратегического
назначения, генерал-полковник Виктор Есин, и впервые же
он, что называется, официально признает, что у России
были мобильные ядерные заряды - а этот человек и занимался
непосредственно с конца 60 г. специальными портативными
ранцевыми минами. И самое главное, наверное, в этом интервью
- он рассказал, что, к счастью все эти мины хранились
только на одном складе во всей стране, и в отличие от
тактического ядерного оружия, эти мины никогда не развертывались
в войсках - в войска поступали только муляжи этого оружия,
без боеприпаса. Кстати, это само по себе интересно, -
я думаю все помнят, как в свое время Александр Иванович
Лебедь, бывший секретарь Совбеза, сильно напугал мир,
рассказав, что у нас утеряно несколько десятков специальных
ядерных мин, и по мнению В.Есина, А.И.Лебедь столкнулся
именно с муляжами, а не с настоящими ядерными минами.
Это неприятно, но, по крайней мере, не так страшно. Кроме
того, Виктор Иванович очень интересно объяснял, почему
нерационально делать ядерный чемоданчик, т.е. ядерное
взрывное устройство весом 25-20 кг, почему ни одно государство
не занималось этим.
Алексей Воробьев: Оно слишком дорогостояще.
Александр Гольц: Оно слишком дорогостояще, и во-вторых, портится
быстро. Срок жизни такого боеприпаса, поскольку там весьма
специфические материалы используются, расщепляющиеся,
составляет 3-4 месяца. Кроме того, очень сильная радиация
будет исходить…
Алексей Воробьев: И условия хранения должны быть…
Александр Гольц: Да, и есть опасность поражения личного состава,
- как сказал Виктор Иванович.
Алексей Воробьев: И подытожим – таких задач ни
одно государство перед собой не ставило, или ставило,
но в конечном итоге пришло к пониманию того, что это бессмысленно
делать на этом этапе развития, и в ближайшем будущем -
точно. Правильно я понимаю?
Александр Гольц: Правильно. При этом открытым остается вопрос
– что мы так долго валяли дурака, официальная российская
позиция долгое время заключалась в том, чтобы не признавать
и не отрицать существования ядерных устройств такого типа.
Александр Рыклин: Дело в том, что официально российская сторона
до сих пор и не признала существование таких ядерных зарядов,
и то интервью, которое появилось в нашем журнале – это
первое свидетельство такого высокопоставленного человека
о том, что такие ядерные заряды существовали и существуют,
возможно, до сих пор.
Александр Гольц: Нет, насчет существуют...
Александр Рыклин: Они были уничтожены.
Александр Гольц: Уничтожены в соответствии с односторонними заявлениями
США и России – сначала СССР потом России в 91 г., и к
2000 г., судя по заявлениям наших официальных лиц, уже
все эти мины уничтожены.
Алексей Воробьев: Тогда вопрос г. Арбатову - вы
не ознакомились с интервью г.Есина, но вы может подтвердить
факт наличия подобного оружия у России?
Алексей Арбатов: Как вы понимаете, это в свое время
была совершенно секретная информация, и если бы я к ней
имел доступ, я бы не мог ни подтвердить, ни опровергнуть.
Но то, что сказал этот уважаемый генерал, можно расценивать
как официальную информацию. Я не допускаю мысли, что он
бы эту информацию обнародовал, не согласовав предварительно
это со всеми соответствующими службами – он не такой человек,
чтобы взять и ляпнуть под настроение на столь серьезную,
животрепещущую тему. Мы должны полагаться на его слова.
Хотелось бы, конечно, чтобы дополнительно было подтверждение
и со стороны ныне действующего руководства Минобороны...
Александр Рыклин: Или опровержение – хоть какая-нибудь реакция...
Алексей Арбатов: Ну, опровержение... Представляете
себе, что это такое? Нет, опровержения быть не может,
но затянувшееся молчание начинает тех людей, которые по
этому поводу беспокоятся, наводить на всевозможные подозрения.
А то, что будет опровержение Минобороны, что оно скажет
– нет, таких не было, и мы их не уничтожили – вот такого
рода опровержения я просто не могу себе представить. А
то, что в свое время создавались такие фугасы – это да.
И у нас создавались, ив США создавались, и в Европе они
были. Цель была такая - не то, чтобы пробраться в тыл
противника и там произвести взрыв, а они предполагали
в угрожаемый период заложить эти фугасы на предполагаемых
путях наступления советских танковых армий через Рейн
к Ла-Маншу. Вот таким образом создать дополнительную преграду.
А наши войска усиленно тренировались преодолевать зоны
взрывов, зоны заражения радиоактивного – с тем, чтобы
эти фугасы не могли их остановить...
Александр Рыклин: А мы создавали эти чемоданчики - чтобы что?
Алексей Арбатов: А мы создавали потому, что они
создают. 90% того ядерного оружия, которое было создано
в СССР после 49 г., было создано потому, что его имели
США.
Александр Гольц: Как к этим показаниям относиться, я не знаю,
но, тем не менее, есть данные под присягой в американском
Конгрессе – показания Станислава Лунева, бывшего офицера
ГРУ, которые под прикрытием должности корреспондента ТАСС
работал в Нью-Йорке, и он утверждал, что ему было поручено
в какой-то момент, еще в советские времена, выбрать в
Нью-Йорке места, где можно закладывать эти фугасы.
Алексей Арбатов: А зачем их там закладывать, когда
можно ракету запустить, и доставить гораздо более надежным
способом.
Александр Рыклин: И непонятно, как привезти такой чемоданчик...
Алексей Арбатов: Да, Ну, предположим, их заложили,
а как их в действие привести? Если дистанционно, по радио
– то это очень ненадежно. А если на месте – то как предотвратить
несанкционированный взрыв? Это крайне неуклюжее, неприменимое
оружие. Особенно когда появились средства доставки – морские
авиационные, наземные, ракетные средства, - которые могли
сделать все то же самое, только абсолютно надежно, по
несомненной санкции высшего военного руководства, и с
гарантией попадания в цель.
Алексей Воробьев: Т.е. Лунев, находясь под присягой,
и давая показания комиссиям Конгресса и Сената, по сути,
лгал?
Алексей Арбатов: Если этот человек... как я понимаю,
он изменил...
Александр Гольц: Он перебежчик...
Алексей Арбатов: Если он раз совершил такой поступок,
то уже сразу возникают сомнения в его честности. Он наверняка
мог совершить и дважды, и трижды, и четырежды... доверия
к таким людям мало. Кстати, он и в Америке может тоже
дать 10 присяг, но как бы они его ни приветствовали, ни
обнимали и не целовали, отношение с очень большим предубеждением
к людям, которые изменяют своей стране, службе, и перебегают
на другую сторону. Вот диссидент – это другой вопрос.
Диссиденты, как мы помним, открыто выступали против строя,
их высылали, иногда они сами сбегали – но это совершенно
иное дело. А человек, выросший, обученный, получивший
соответствующие звание, должность, а потом вдруг изменил
– вот к таким людям что у нас отношение с предубеждением
к тем, кто к нам перебегают, что у них с предубеждением.
Хотя, конечно, это приветствовалось, и значительная часть
работы разведки была направлена на то, чтобы купить, завербовать,
переманить.
Александр Рыклин: Вообще создать такую маленькую ядерную бомбу
- это такой "синдром Левши" – это как блоху
подковать. Вот у них есть маленькая бомба, пусть и у нас
будет.
Алексей Арбатов: Естественно. Так же, как и большая
часть других видов и типов ядерного оружия, которые создавались
у нас. Поскольку мы всегда отставали от США – примерно
на 5, на 10 лет, - создавалось для того, чтобы у нас тоже
было - на всякий случай. Хотя никаких разумных планов
применения такого рода ядерных боезарядов никогда не было.
Александр Рыклин: Какое-то обоснование у Генштаба должно было
быть? Формально существуют некие правила?
Алексей Арбатов: Можно придумать массу - заслать
заранее, заложить, при необходимости взорвать, если другие
средства не смогут эту операцию осуществить. Но конечно,
это абсурд, который только в условиях полной секретности
мог быть частью нашей военно-технической политики.
Алексей Воробьев: А какова география распространения
российской ядерной технологии? Можно ли вообще говорить
о понятии "география" в этом контексте?
Алексей Арбатов: Если вы имеете в виду ядерные
технологии в целом, то есть, в том числе, и технологии
для целей ядерной энергетики...
Александр Рыклин: Это называлось "мирный атом".
Алексей Арбатов: Ну да. "Мирный атом - в каждый
дом", - помните, после Чернобыля была такая очень
горькая шутка. Но здесь у нас были широкие связи – мы
сотрудничали и с Сев.Кореей, и с Ираном, изначально, в
50-е годы - с Китаем, до того, как разругались. Безусловно.
С Индией. Научный реактор - для научных целей, для научно-исследовательских
целей, помогали создавать очень многим странам – география
весьма широка. Как, кстати говоря, и экспорт ядерных технологий
и материалов - в виде ядерного топлива со стороны США.
Вообще, США является почти что монополистом на этом рынке.
Во всяком случае, им принадлежит намного больше половины
всех поставок технологий и материалов за рубеж.
Алексей Воробьев: Не так давно появились сообщения
– буквально на прошлой неделе, - сведения от пакистанского
журналиста, который имел тесные связи с некоторыми лидерами
"Аль-Каиды", и этот пакистанский журналист утверждал,
что для "Аль-Каиды", в принципе, не существует
никаких проблем - купить ядерные технологии.
Александр Гольц: Нет, он все-таки имел ввиду ядерные боеприпасы.
Александр Рыклин: Конкретно – портативные...
Алексей Воробьев: В одной из стран СНГ, республик,
которые раньше входили в состав СССР. Назывались даже
какие-то суммы – около 30 млн. долларов.
Александр Гольц: Должен сказать, что вообще-то проблема распространения
нашего ядерного оружия на территории СССР остро стояла
в 91 г. Она стояла остро, поскольку тактическое ядерное
оружие было развернуто непосредственно в воинских частях
...
Алексей Арбатов: Во всех республиках и в центральной
Европе.
Александр Гольц: И надо отдать должное - я помню этот период,
и тот промежуток, между тем, когда распался СССР, и были
созданы Российские вооруженные силы – это приблизительно
полгода, - Минобороны сделали великое дело – они денно
и нощно вытаскивали тактическое ядерное оружие с территорий
стран СНГ.
Александр Рыклин: И надо вспомнить, что это ядерное оружие было
предметом больших волнений со стороны наших американских
коллег - они как-то пристально следили за этим.
Александр Гольц: Они волновались и по поводу стратегического ядерного
оружия, про которое совсем другая история. Но насколько
я понимаю, тактическое ядерное оружие вытащили в этот
период, и потом наши друзья по СНГ очень расстраивались
- в частности, в Белоруссии и на Украине, - что они так
просто отдали это оружие, не поторговавшись. Но я бы вернулся
к интервью В.Есина, который очень четко сказал, что переносные
ядерные боеприпасы, которые и составляют главную тревогу
- они никогда территорию России не покидали. И купить
их даже теоретически, купить их "Аль-Каиде"
негде.
Алексей Арбатов: Если речь идет о том, чтобы купить
ядерный боеприпас - это, конечно, практически невозможно.
Потому что стратегические находятся непосредственно на
стратегических средствах – на ракетах, на самолетах, ракетах
подводных лодок, - там до них не может добраться никто
кроме тех, кому это разрешено, - даже и те, кому разрешено,
часто не могут добраться - как известно, есть проблемы
с кранами портальными, которые ракеты и торпеды должны
извлекать с кораблей и подлодок. Но что касается тактического,
то это вызывало, конечно, гораздо большую тревогу – и
у Запада после распада СССР, и у России после распада
СССР. Почему? – во-первых, это все гораздо многочисленнее.
У нас к началу 20-х гг... примерно 22-23 тысячи было таких
тактических ядерных боеприпасов. Во-вторых, системы охраны
несопоставимы с системами охраны стратегических вооружений.
Александр Рыклин: Наверное, нужно объяснить разницу между стратегическими
и тактическими вооружениями?
Алексей Арбатов: Разница, прежде всего, по тем
целям, для которых предназначено это оружие. Стратегическое
предназначено для нанесения ударов по административно-промышленным
объектам в глубине территорий противника и за океанами,
для нанесения по стратегическим же вооружениям другой
страны, для того, чтобы уменьшить свой собственный ущерб.
А тактические, или, как у нас говорят, оперативно-тактические
ядерные средства – это средства, которые предназначены
для победы на театре военных действий, на поле боя. Т.е.
они действуют вместе с силами общего назначения, и в большинстве
случаев используют те же носители, что силы общего назначения,
которые называются носителями двойного применения. И используются
как оружие большей мощности для того, чтобы нанести или
больший урон войскам противника, или для того, чтобы помочь
своим войскам пробить дороги...
Александр Рыклин: То есть это ядерные снаряды, ядерные мины...
Алексей Арбатов: Это тактические ядерные бомбы,
которые на ударной штормовой авиации размещаются, ядерные
снаряды для артиллерии, вот эти самые взрывные устройства,
фугасы переносные, которые подлежали закладке и подрыву
в момент прохождения противника по данной территории.
Это многие зенитные ракеты, которые тоже были оснащены
тактическими ядерными боеголовками для того, чтобы вести
огонь по вражеским бомбардировщикам с большей эффективностью
поражения. Это огромное разнообразие морских вооружений
- торпеды, зенитные ракеты, ракеты "корабль-корабль",
противолодочные ракеты, противолодочные глубинные бомбы
– на флоте особенно велико разнообразие было этих тактических
средств – потому, что ан корабле их сподручнее разместить,
легче ими управлять, и потому, что наш флот всегда уступал
флотам предполагаемого противника, и надежда, прежде всего,
была на то, что использование тактического ядерного оружия
поможет устранить те огромные преимущества, которые противнику
давали и геостратегическое положение, господство на морях,
наличие огромных сил авианосных соединений, которых у
нас никогда не было, как мы ни пытались здесь копировать
военную политику США и их союзников. Ну и, конечно, тактические
ракеты "земля-земля". Мы помним все эти переговоры
- "Луна", "Точка", "Темп",
"Ока", - которую отменили в свое время, и до
сих пор наши конструкторы об этом сожалеют. А с их стороны
"Першинг", "Лендс" – вот такие средства,
это тоже ракеты "земля-земля".
Александр Гольц: Чтобы закончить с тактическим ядерным оружием,
я бы хотел заметить, что российское руководство в 90-е
годы быстро осознало, что существование этих боеприпасов
в воинских частях опасно в наших условиях, и поэтому все
тактическое ядерное оружие где-то в середине 90-х было
выведено в объекты хранения. Сейчас, как я понимаю, тактического
ядерного оружия в войсках не существует.
Алексей Арбатов: Не совсем так...
Александр Рыклин: Вот вы что-то говорили про портовые краны –
это что такое?
Алексей Арбатов: Это была такая печальная шутка.
Может быть, не очень удачная - мы строим атомные крейсера,
подлодки, авианосцы строим мало, хотя все-таки строили
и строим. А вот о некоторых технических изделиях, которые
обязаны обеспечить их нормальную эксплуатацию, зачастую
забывали - как всегда. Ну какая слава в том, чтобы сделать
40 портальных кранов, больших? Лучше авианосец спустить
на воду, или атомный крейсер. И флот наш распоряжался
своими деньгами не очень эффективно, в результате чего
у нас очень много было атомных подлодок, кораблей – с
торпедами, ракетным оружием, и со всеми этими тактическими
средствами флота, а беда наступила в связи с износом крупных
портальных кранов, предназначенных для перегрузки баллистических
ракет и торпед. Это изделие весит очень много – до ста
тонн, если речь идет о ракетах, 20 с лишним тонн – если
о торпедах, другие баллистические ракеты могут весить
и по 40 тонн – то есть это очень крупные и сложные технические
агрегаты, без которых, в принципе, флот не может функционировать.
Потому что и для ремонта, и для того, чтобы осуществлять
плановую замену боекомплекта – необходимо перегружать
эти средства. А из-за износа соответствующего оборудования
у нас дважды роняли баллистические ракеты – на Северном
флоте и на Тихом океане. Кстати, это было в печати, просто
почему-то прошло мимо общественного внимания. – а это
едва не закончилось очень серьезной катастрофой.
Александр Рыклин: Но ракета сама по себе взорваться не может...
Алексей Арбатов: Может взорваться... и даже без
боеголовки это страшный взрыв и колоссальное заражение
местности. Так что это очень опасное дело. Когда мы в
Госдуме, в комитете по обороне занимались этим вопросом,
мы добились значительных средств для строительства новых
кранов для нашего флота. Но загвоздка была в том, что
один-единственный завод, который эти краны делал, находится
в Одессе, - то есть не в России. И всегда было очень трудно
добиться выделения ему заказов, поскольку предпочитали
давать своим предприятиям, а не зарубежным. В конечном
итоге, деньги выбили, заказали несколько десятков таких
кранов, на одесском заводе их произвели 16 или 17, после
этого деньги перестали поступать. И мы проводили расследование
- куда делись значительные деньги, выделенные, но не поступившие
на этот завод, - так нам до конца деятельности прошлой
думы выяснить и не удалось. Надеемся, что новая Дума может
быть проявит какую-то здесь инициативу и все-таки выяснит,
где эти деньги. Потому что флот можно иметь какой угодно
замечательный и внушительный, но если нет элементарной
инфраструктуры эксплуатации, то цена ему близка к нулю.
Алексей Воробьев: Алексей Владимирович возвращает
нас к теме разговора: "Насколько правдивы разговоры
о красной ртути и миниатюрных ядерных боезарядах?",
и, наверное, нужно ответить еще на один вопрос: "Сообщите
количество килотонн боезарядов в портативных ядерных устройствах
и степень радиационного заражения местности".
Алексей Арбатов: Как правило, это субкилотонного
масштаба...
Александр Гольц: То есть меньше одной килотонны...
Алексей Арбатов: Меньше, то есть по взрывной силе
это меньше эквивалента в тысячу тонн тротила. Одна килотонна
– это тысяча тонн тротила. Я напомню, что бомба, сброшенная
на Хиросиму, была 20 килотонн. Вот эти взрывные устройства
предполагали, что мощность будет меньше одной килотонны.
Те новые мини-боезаряды, о которых сейчас идет шум, которые
сейчас в США разрабатываются, - но пока еще не разработаны,
и может быть, и не будут разработаны, но шуму вокруг этого
много, - они предполагают создание боезаряда тоже субкилотонной
мощности – полкилотонны, треть, т.е. 300, 500 тонн тротила
по взрывной силе...
Александр Рыклин: Вы говорили о нецелесообразности подобного рода
зарядов. А что же их создают американцы?
Алексей Арбатов: Но это же не переносные. Как американцы
обосновывают необходимость создания? Они говорят, что
вот эти субкилотонной мощности ядерные боеприпасы будут
поставлены на ракеты или авиабомбы, способные проникать
глубоко под землю. И взрываясь там, они не будут производить
большого заражения окружающей местности, и не будут вызывать
сопутствующие потери, но будут разрушать подземные бункеры,
где...
Александр Рыклин: Где скрывается Бен Ладен.
Алексей Арбатов: Где может скрываться химическое
или ядерное оружие, которое в горах Афганистана, или Ирана,
или Сев.Кореи очень трудно обнаружить и ликвидировать
другим способом. Это – официальная версия. Но они не думают
туда проползать, и взрывать как ранцы. Многие критикуют
эту американскую идею - во-первых, для того, чтобы не
было заражения местности, даже с боеприпасом в полкилотонны
мощностью, нужно, чтобы, как минимум, метров на 100-150
в глубину уходил такой боезаряд. В принципе это можно
сделать – но это очень тяжело. Это речь идет, скорее всего,
о баллистических носителях, которые могут с огромной скоростью
ввинчиваться в землю. Но даже и здесь неочевидна возможность
такого глубокого проникновения. Т.е. скорее всего, заражение
все-таки будет, и значительное. Во-вторых - вы можете
применить такой боеприпас, если вам точно известно местоположение
данного бункера. Вы должны попасть с отклонением в несколько
десятков метров – не больше. Но если вам это известно,
тогда есть другие способы добиться тех же целей - есть
сверхмощные обычные бомбы, и можно молотить ими день и
ночь, пока наконец не разрушить. Есть сверхточное, высокоточное
оружие, носители – прежде всего в виде крылатых ракет,
которые могут с отклонением в два метра доставить обычную
боеголовку, но с очень большой точностью...
Александр Рыклин: Когда происходила операция в Афганистане, нам
рассказывали про какие-то вакуумные бомбы...
Алексей Арбатов: Вакуумные – это другое. Они, прежде
всего, поражают на очень большую площадь, и прежде всего
– живую силу. А это как раз поражение защищенных объектов,
как правило, подземных. Но повторяю – далеко не самоочевидна
целесообразность таких средств. Если вам точно известно
местоположение, если вы действуете в соответствии с санкцией
ООН, в союзе с другими государствами – вы можете провести
спецоперацию, у вас должен быть спецназ для этого натренирован,
вы можете использовать всевозможные другие средства для
того, чтобы ликвидировать соответствующий бункер. А если
вам неизвестно местоположение, то вас мини-ядерный боезаряд
тут не спасет.
Алексей Воробьев: Скажите, как вы полагаете, в
какой степени международный терроризм может быть заинтересован
в получении ядерного оружия?
Алексей Арбатов: Террористы, действующие в данной
ограниченной местности – в Палестине, на юге Ливана, где-то
на Филиппинах, в Чечне, - я думаю, что они бы не стали
применять такой боезаряд, такое средство. Их вполне устраивают
другие методы террора, которые призваны оказать воздействие
на общественное мнение. А вот международный терроризм
– такие организации, как "Аль-Каида", которые
не действуют на определенной местности, которые не ставят
перед собой конкретные цели, а по существу идут по пути
крестовых походов – то есть свергнуть западную цивилизацию,
установить везде халифат, законы шариата, - вот такого
рода мессианские глобальные претензии – они, конечно,
предполагают попытки получения к оружию массового уничтожения.
Прежде всего, ядерному. Потому что по его использованию,
по его эффекту, по его катастрофическому воздействию на
западную цивилизацию, - я и Россию отношу к этим западным
цивилизациям, - ничто не может с этим сравниться.
Алексей Воробьев: Известно ли о попытках получить
такое оружие?
Алексей Арбатов: Да, есть сведения, что такие попытки
неоднократно осуществлялись. Но я должен сказать, что
купить ядерный боеприпас – это еще полдела. Потому что
ядерные боеприпасы, как правило, не хранятся в боеготовом
состоянии. Если купить этот боеприпас – будь то устройство
ранцевого типа, будь то боеголовка от ракеты или от авиабомбы.
Или снаряд - можно для того, чтобы извлечь из него оружейный
уран, который является самым удобным для террористов видом
взрывчатки, высокообогащенный уран, из нескольких таких
боеприпасов можно собрать достаточное количество этого
урана, и сделать простую, но чудовищной мощности бомбу,
которую можно перевести в сундуке, заложить, где им хочется,
и использовать тех же смертников или дистанционное управление,
и в нужный момент подорвать. Вот с этой целью, прежде
всего, они могут попытаться купить или украсть ядерный
боеприпас. Но можно пойти по другому пути – есть большие
запасы оружейного урана из тех боеприпасов, которые демонтированы,
из тех, которые были накоплены, но не были собраны на
соответствующих предприятиях.
Александр Рыклин: Но это требует сложной технологической доработки.
Легче купить готовое устройство.
Алексей Арбатов: Вы можете купить ядерный снаряд,
но не сможете его взорвать, потому что у вас не будет
соответствующих запальных устройств, соответствующих этому
заряду и приспособленного для его эффективного подрыва.
Его, скорее, расколют, достанут уран...
Александр Рыклин: И распылят...
Алексей Арбатов: Нет, не распылят. Распылят – это
радиологическое оружие. Совсем другое дело. Здесь плутоний
больше всего подходит – самый ядовитый и страшный материал.
Вот его распыление может заразить огромную местность.
А я говорю именно о создании ядерного взрывного устройства...
Александр Гольц: Примитивного ядерного...
Алексей Арбатов: Примитивного ядерного устройства
– на том уровне технического совершенства, на котором
были бомбы в Хиросиме и Нагасаки...
Александр Рыклин: То, что называют "грязные бомбы"?
Алексей Арбатов: Грубые называются. Грубые, примитивные
бомбы. Грязными бомбами зачастую называют просто тротиловый
заряд, обложенный порошкообразным плутонием, который взрывается
и рассеивает его по огромной площади, заражая большую
местность, вследствие чего люди, подвергшиеся такому заражению,
будут в течение длительного времени умирать от рака. Но
это не тот эффект, который достигается путем подрыва ядерного
боеприпаса - отдаленную некую иллюстрацию этому мы получили
11 сентября в Нью-Йорке – вот умножьте это в десять раз,
и представьте, что было бы, если бы такого рода грубое
ядерное устройство в метро, подвале... в гараже подземном
было подорвано в центре Манхеттена.
Александр Рыклин: Все-таки в Нью-Йорке наоборот, - они вообще
не использовали оружие, они использовали самолеты.
Алексей Арбатов: Я говорю о масштабах. Кстати говоря,
теракт в Нью-Йорке чем был знаменателен в плохом смысле
этого слова? Тем, что может быть без использования оружия
массового уничтожения впервые был совершен теракт с массовым
поражением людей и материальных ценностей - впервые. Но
это сразу же нарисовало нам ужасающую картину, - что может
быть, если действительно будет применено оружие массового
уничтожения.
Алексей Воробьев: Наступило время сформулировать
вопрос для наших слушателей. Итак, - на ваш взгляд, могут
ли террористы получить доступ к российскому ядерному оружию?
Если да - 995-81-21, если нет - 995-81-22. А пока у меня
еще один вопрос – известны ли вам наиболее уязвимые с
точки зрения доступа к ядерному оружию страны? Доступа
террористов?
Алексей Арбатов: На мой взгляд, самые уязвимые
в этом смысле страны - это страны с неустойчивыми политическими
режимами, которые могут пасть в результате восстания фундаменталистов
- исламских, в частности, или военного переворота. К сожалению,
к таким странам относится Пакистан...
Александр Рыклин: Это вы о недавнем скандале?
Алексей Арбатов: Недавний скандал вскрыл, что некоторые
организации и деятели в Пакистане были причастны к незаконной
продаже и поставкам ядерных материалов, оборудования,
необходимого для обогащения того же самого урана. Вы помните,
что в Иране были обнаружены центрифуги, которые могут
обогатить природный уран до уровня использования его в
атомных электростанциях, а могут обогатить и еще больше
– чтобы можно было использовать для создания ядерной бомбы.
Вот они получили это из Пакистана. Если Иран создаст атомное
оружие, Сев.Корея, - то опасность доступа террористов
- путем ли хищения, путем ли совершения переворота, путем
ли коррупционного подкупа соответствующих организаций
и лиц, - конечно, вырастет в геометрической прогрессии.
Алексей Воробьев: А Россию в этом списке вы бы
поставили на какое место? Могут ли террористы получить
доступ к российскому ядерному оружию?
Алексей Арбатов: Теоретически все возможно – могут
и к российскому, могут и к американскому, и французскому,
и британскому, и китайскому. Теоретически. Террористы
могут создать боевую бригаду, напасть на склад, на базу,
и похитить. Но с практической точки зрения, конечно, все
такие объекты охраняются очень усилено. Однако из-за недостаточного
финансирования в течение 90-х гг. многие наши хранилища
централизованного типа, на которых хранились и тактические,
и стратегические ядерные боеголовки и боеприпасы стали
нуждаться в замене всех средств сигнализации, охраны.
И как это ни странно, - для меня это всегда было немыслимым
и возмутительным, - но в нашем военном бюджете денег на
это не хватало. И поэтому мы обращались за этой помощью
к американцам, и американцы нам это поставляли.
Александр Гольц: Американцы расходуют до сих пор – больше сотни
миллионов долларов в год для того, чтобы помочь нам охранять
наши ядерные боеприпасы.
Александр Рыклин: И, тем не менее, я хочу спросить – вот я точно
знаю, что прапорщик Тютькин продает за забором различные
патроны и боеприпасы. Почему я не могу предположить, что
тот же прапорщик Тютькин не продаст что-нибудь более существенное?
Алексей Арбатов: Если террористы могут потратить
миллион долларов, чтобы купить ядерный боеприпас в России,
то им не составит большого труда потратить 10 млн., чтобы
купить его в США – разница только в том, кто за сколько
продаст. Но система охраны этих ядерных средств организована
таким образом, что никакой один человек не может зайти,
забрать и вынести. Это сложнейшие сооружения – мне приходилось
на них бывать, - это огромные подземные сооружения с многочисленной
охраной, с несколькими периметрами охраны, со строжайшим
контролем любого доступа. Ведь там идет постоянная работа
– это не то, что в погреб капусту сложили, закрыли, и
до лета забыли. Там постоянные регламентные работы идут
на всех этих боеприпасах. Там работают люди и там соблюдаются
строжайшие меры предосторожности. А уязвимым местом является
транспортировка. Когда ядерные боеприпасы транспортируются
с баз для постановки на хранение, или для ликвидации,
утилизации – на транспорте, конечно, уязвимость гораздо
больше.
Алексей Воробьев: Итак, позвонило 930 человек.
Террористы могут получить доступ к российскому ядерному
оружию считают 85% позвонивших. Нет – 15%. Но должен сказать,
что пока А.Арбатов отвечал на этот вопрос, процент согласившихся
с ним радиослушателей резко возрос.
Алексей Арбатов: То есть я немножко успокоил слушателей.
Алексей Воробьев: Совершенно верно. 5% точно привлекли
в сторону "нет".
Алексей Арбатов: Мне кажется, тут не нужно впадать
в панику и рисовать себе какие-то невозможные сценарии.
Но успокаиваться тоже не надо. Мы отвечаем за то или иное
оружие, которое создали, и должны без американской помощи
уметь его охранять, утилизировать, перевозить. И то, что
мы принимали деньги от американцев – ну что же, американцы
о своей безопасности, в данном случае, заботились. Но
мне кажется, что это все-таки не совсем правильно. Я понимаю
другие вопросы – утилизация атомных подлодок, ликвидация
химоружия – это страшно дорогостоящие вопросы, мероприятия,
нам помощь предлагали, и мы ее принимали – у нас бюджет
все-таки ограниченный. Но уж сохранность ядерного оружия
– это святая-святых, это на ответственности каждого уважающего
себя государства. И в этом плане мне непонятна была политика
наших соответствующих компетентных органов, которые, с
одной стороны, это оружие хранили для того, чтобы использовать
против соответствующего вероятного противника, а с другой
стороны у этого же противника другой рукой, не моргнув
глазом и ничтоже сумняшеся, брали деньги, чтобы это оружие
безопасно перевозить, утилизировать и охранять.
Александр Рыклин: А главное – что противник давал деньги.
Алексей Арбатов: Противник давал, потому что боится.
Боится не того, что мы против него используем, а того,
что пропадет, украдут... А то, что наш народ реагирует
с таким недоверием - это просто отражает обеспокоенность
по поводу невероятной коррупции, воровства, которое у
нас все еще в государстве процветает...
Александр Рыклин: И в армии особенно...
Алексей Арбатов: Если люди знают, что воруют со
складов боеприпасы, оружие, то они могут предположить,
что то же самое может произойти и с ядерным оружием. Хотя
на самом деле условия хранения и войска, которые отвечают
за ядерное оружие – это нечто совершенно иное. Но это
не значит, что нужно спокойно относиться к краже автоматов
и патронов.
Александр Гольц: Противник, надо сказать, помимо оплаты охраны
и утилизации наших ядерных боеприпасов. Он в свое время
поставлял и детекторы лжи, - чтобы проверять тех, кто
несет охрану этих объектов.
Алексей Арбатов: И даже средства для анализов,
чтобы проверять на наркоманию.
Александр Гольц: Так что американцы и об этом позаботились.
Алексей Воробьев: Без подписи: "А спецы из
ГРУ десятилетиями молчат и будут молчать". К слову
– могло ли КГБ в советские времена и ныне, в том числе
и ГРУ, обладать...
Александр Гольц: ГРУ это не КГБ... Это Минобороны.
Алексей Воробьев: Я понимаю. ФСБ, и в том числе
ГРУ - так логичнее, наверное, задать вопрос...
Алексей Арбатов: Нет - спецслужбы, в том числе
ФСБ, СВР и ГРУ, - вот так.
Алексей Воробьев: Хорошо. Итак, могли ли спецслужбы
в России обладать подобным ядерным оружием?
Александр Гольц: Виктор Иванович Есин решительно отвергает саму
возможность, что кто-нибудь, кроме Минобороны, мог иметь
на вооружении такое оружие. Он это решительным образом
опровергает в интервью.
Алексей Арбатов: Если строго подходить с точки
зрения имущественных отношений – ядерное оружие всегда
принадлежало Минатому. А в прошлом – "Средмашу".
А армия, вооруженные силы, как бы брали его в аренду как
пользователи. А потом, когда истекал срок его службы,
они его возвращали для утилизации, переработки, может
быть, использования материалов для новых боеприпасов.
Александр Рыклин: Но помимо ядерного оружия существует еще много
всякого другого оружия массового поражения.
Алексей Арбатов: Кошмар, не напоминайте на ночь...
Александр Рыклин: Тем не менее. И по-моему, эта тема особенно
актуальна, учитывая, что вчера г.Басаев заявил, что в
ближайшем будущем начнет применять в России химическое
и бактериологическое оружие. Хорошо, - у меня нет оснований
не доверять вам, - наверное, мы можем спокойно спать,
учитывая, что наши ядерные арсеналы растасканы не будут.
А как обстоят дела с другим оружием массового поражения?
Алексей Арбатов: С химическим оружием следующим
образом – у нас есть несколько крупных хранилищ, куда
это оружие все свезено...
Александр Гольц: Семь хранилищ...
Алексей Арбатов: Да, семь крупных хранилищ. В последнее
время их охрана и безопасность с точки зрения технического
оборудования улучшилась, но, конечно, далеко еще не на
том уровне, который необходим для сохранности такого оружия.
Александр Рыклин: Но сегодня утром, на нашей же радиостанции,
я слышал удивительный комментарий г.Федорова, который
сказал о том, что – ну нет, это очень дорого будет для
чеченских террористов украсть химическое и бактериологическое
оружие, потому что надо будет заплатить какому-то прапорщику...
Алексей Воробьев: Начальнику склада...
Алексей Арбатов: Это который Федоров сказал? Их
же у нас несколько...
Александр Гольц: Один из знаменитых разоблачителей наших приготовлений
в сфере химоружия.
Алексей Арбатов: Видите ли, я думаю, что к химическому
оружию получить доступ, конечно, несравненно легче, чем
к ядерному – это просто несопоставимые вещи. Но с другой
стороны, применить химоружие с таким же эффектом гораздо
труднее, чем ядерное – гораздо труднее. Просто в силу
специфики этого оружия. Что касается бактериологического
– это вообще сейчас новая тема, которая еще до сих пор
окутана мраком неизвестности, как говорится... – похоже,
что бакоружие, - после того, как была подписана общая
конвенция, - запасы и соответствующие культуры в колбах
были в основном уничтожены. Но бактериологическое оружие,
прежде всего, находится в умах специалистов – вот в чем
вся проблема. Специалисты, или коллектив специалистов
может в любом месте вырастить соответствующие культуры.
И путем генной инженерии создать необходимые материалы,
которые могут быть использованы как бакоружие.
Александр Рыклин: То есть теоретически мы можем себе представить,
что в Веденском районе Чечни, в горах, создана лаборатория...
Алексей Арбатов: Да. Вот за деньги купили специалистов
– не обязательно в России, может быть, и в других союзных
республиках, а может, и вообще в дальнем зарубежье – купили
специалистов, собрали, они там трудятся, и выводят соответствующие
штаммы – это можно себе представить. Но с точки зрения
применения – если ядерное оружие самое страшное и опасное
в плане применения, химоружие – на втором месте, то бакоружие
– на третьем. Потому что это оружие, применение которого
крайне трудно контролировать. У вас начинается эпидемия...
но доказать, что это использовано бакоружие – а ведь террористам
нужно эффект произвести, они применяют не ради научного
эксперимента...
Александр Рыклин: Если в речку Терек залить какую-нибудь гадость,
- весь Дагестан заболеет чумой – мы что, не поймем, что
это...
Алексей Арбатов: Проводили такие эксперименты –
не распространяется таким образом - через канализацию,
водоснабжение, - нет, таким образом очень трудно провести
операцию по массовому заражению людей.
Александр Рыклин: Слава богу.
Алексей Арбатов: Поэтому с точки зрения применимости
бакоружие наименее применимо, последствия – наименее предсказуемы,
они не имеют такого шока, как взрыв атомной бомбы, и с
ними все-таки государства могут бороться, применяя соответствующие
профилактические, медицинские и прочие меры. Здесь бы
хорошо пригласить специалистов по моделированию, потому
что здесь есть некая обратная прогрессия, или обратная
пропорция – оружие самое страшное с точки зрения использования
террористами получить сложнее всего, труднее всего. Оружие
наиболее легко получаемое – труднее применить так, как
это нужно террористам, чтобы произвести страшный шок.
Я себе не могу представить, например, чтобы применение
любого бакоружия произвело такой же шок, как взрыв двух
небоскребов в Нью-Йорке – причем без применения какого-либо
оружия.
Алексей Воробьев: Мы на какую-то скользкую стезю
ступили, по мнению наших слушателей: "Прекратите
инструктировать наших противников", - Ольга пишет.
"Болтун - находка для шпиона. Не кажется ли вам,
что вы подсказываете ходы и выходы террористам?".
Александр Гольц: Не надо так пугаться. Все возможные варианты,
если кто-то захочет, просчитают террористы и без нас.
Алексей Воробьев: Поскольку явно пользуются услугами
специалистов.
Александр Гольц: Что касается бакоружия – тут большая проблема.
Действительно, у нас в советские годы, когда мы тайком,
в нарушение Конвенции, планировали производство и использование
бакоружия.
Алексей Арбатов: Кстати, американцы тоже этим грешили.
Александр Гольц: Совершенно верно. Но мы же предполагали это на
разных заводах производить. И такого количества людей,
которые знают технологию - судя по американским данным,
- наших, конечно, нет, - нет нигде, и в Америке тоже...
Александр Рыклин: Но производство несложное...
Александр Гольц: Не сложное в том случае, если те, кто будет заниматься
этим производством, решат, что они смертники. Или не поймут,
что их используют в качестве смертников. Там меры безопасности
должны быть существенные. Но я бы хотел еще поговорить
о том, что может быть сопоставимо с эффектом применения
ядерного оружия, но не столь затратно – вот эта вышеозначенная
"грязная бомба". По-моему, на сегодняшний день
это достаточно серьезная угроза, потому что мы знаем,
что больше 20 министерств и ведомств в СССР занимались
расщепляющимися материалами. И где только нет этих радиоактивных
материалов, которыми можно обложить вот эту грязную бомбу,
рвануть где-нибудь в центре города, и в итоге получить,
конечно, не разрушающий эффект, но очень сильный психологический
эффект.
Алексей Арбатов: Это оружие радиологическое, о
котором вы говорите, которое предполагает распыление радиоактивных
материалов – оно не столько оружие массового уничтожения,
сколько оружие массовой паники.
Александр Гольц: Именно это я и говорю.
Алексей Арбатов: Оно может нарушить функционирование
учреждений, предприятий, инфраструктуры цивилизованной
– да, может...
Александр Рыклин: А угроза радиологического заражения невелика?
Алексей Арбатов: Нет, она велика. Но что значит
радиологическое заражение? Это значит, что в течение 5-10
лет больше людей будет умирать от рака. Вот что значит
радиоактивное заражение. Кто-то умрет быстро, но большинство
будут умирать в течение последующих лет, тогда как в ином
случае они были бы живы и здоровы. Т.е. эффект его замедленный
и отложенный. Но сам факт обнаружения радиоактивных веществ
в центре какого-либо города – конечно, может вызвать массовую
панику и просто парализовать город. С этой точки зрения
это может быть для террористов оружие психологического
воздействия.
Александр Рыклин: А власти могут скрыть взрыв такой бомбы?
Алексей Арбатов: Взрыв самой бомбы нельзя скрыть
- ведь что-то взорвется. А то, что там был радиоактивный
материал, власти, если пожелают, могут скрыть, но думаю,
что террористы позаботятся о том, чтобы это стало известно
– раз уж они пошли на такой шаг. Кстати, я хочу ответить
нашим радиослушателям, которые спрашивают, зачем мы это
все рассказываем – дорогие друзья, я обращаю внимание
на то, что мы говорим про это для того, чтобы вы, как
избиратели, понимали правильно существующие опасности,
и оказывали бы влияние на ваших депутатов, депутаты –
на соответствующие ведомства – для того, чтобы принять
все меры, чтобы этого не произошло. Если мы спрячем голову
в песок, и здесь, в студии, не будем вам об этом говорить,
угроза не исчезнет. Но поскольку наши бюрократические
ведомства неоднократно доказывали неэффективность своей
работы, без давления со стороны избирателей, парламентов,
- постольку угроза эта не исчезнет, она станет гораздо
больше. То, что мы здесь говорим – ни для кого не секрет:
террористы знают все это, и еще раз в сто больше, чем
мы здесь говорим. И они эти знания используют в ущерб
нам, если наше государство и общественность не будет принимать
против этого меры – вот для этого мы здесь об этом и говорим.
Алексей Воробьев: Сообщение на пейджере: "Спасибо
за предупреждение. Хотела покупать мебель, теперь не куплю",
- Вера. Хотя, возможно, сообщение было написано много
раньше, когда обсуждались какие-нибудь мебельные проблемы
на "Эхе".
Алексей Арбатов: Вера, покупайте мебель. Опасность
не так велика, чтобы мебель не покупать.
Алексей Воробьев: Итак, насколько я понимаю, возможность
получения террористами "грязной бомбы" много
выше, чем ядерного оружия. Но много ниже, чем возможность
получения химического или бактериологического. Я прав?
Алексей Арбатов: Возможность создания радиологического
оружия, на самом деле, более открыта для террористов,
она для них большая, нежели получение доступа к ядерному,
химическому и бактериологическому. Потому что в промышленности
радиоактивных материалов очень много. Это не только плутоний,
который действительно страшно добыть – он в природе вообще
не существует, появляется только в результате работы атомных
электростанций на облученных твэлах, топливо-выделяющих
стержнях. Но есть масса других радиоактивных материалов,
которые широко используются в промышленности, медицине.
Поэтому, в принципе, получить доступ, слепить оболочку
из этих материалов, а внутрь положить тротиловую шашку,
и рвануть – террористы могут. Другой вопрос, повторю,
- эффект от этого может быть психологический, но в плане
прямого поражения людей этот эффект все-таки будет растянут
по времени, и не так эффектен для террористов, как если
бы они захватили атомную электростанцию, и устроили бы
там Чернобыль... Или если бы захватили ядерный боеприпас,
или создали бы "грубый" боеприпас из оружейного
урана, и где-нибудь в подземный гараж заложили...
Алексей Воробьев: Не кажется ли вам, что достижение
психологического эффекта одна из основных целей террористов?
Алексей Арбатов: Да. Но еще раз говорю - у нас
теперь точка отсчета - 11 сентября 2001 г., Нью-Йорк –
вспомните, какой шок был во всем мире. Все-таки использование
радиологического оружия, при всей его отвратительности,
при всех его последствиях, все-таки не дает такого эффекта.
И если террористы могут использовать простой гражданский
самолет для причинения такого ущерба, то зачем им возиться
с радиологическим оружием? Хотя, в принципе, в будущем,
если мы позволим терроризму... кстати говоря, мы с вами
сегодня говорим о технической стороне терроризма, мы сегодня,
к сожалению, не говорили о терроризме вообще, как о явлении,
- как с ним бороться, какие главные проблемы в борьбе
с терроризмом, - надеюсь, что у нас еще будет возможность...
Алексей Воробьев: Прямо сейчас.
Алексей Арбатов: Тогда я выскажу такое мнение.
Если мы говорим о международном терроризме как уже о сложившейся
сети этих организаций, ставящих перед собой цель сокрушение
современной цивилизации, самой передовой западной, и Россию,
еще раз повторю, я отношу к западной цивилизации, - то
у спецслужб, у государств есть средства для борьбы с этим
злом. Главная проблема, главное препятствие для борьбы
с этим злом состоит в том, что мы до сих пор не объединили
свои усилия. Формально – да, все "за", все против
терроризма. На самом деле наши усилия не объединены. Мы
до сих пор делим террористов на плохих и хороших. Вот
Яндарбиева уничтожили – он плохой террорист, мы не признаем,
что это мы сделали, но никто по этому поводу в России
не печалится. Уничтожили шейха Ясина, - сразу начинают
говорить – зачем же, ведь палестинцы обозлятся, будут
больше терактов устраивать. Террорист есть террорист,
он должен быть уничтожен, где бы он ни был, и любыми способами
– если нет сомнений, что это террорист – ни в отношении
первого, ни в отношении второго сомнений не было, - а
двойные стандарты есть. Попытка политики делать на этом
вопросе – есть. Не только мы этим грешим, но и запад.
Более того, - под предлогом борьбы с терроризмом зачастую
пытаются добиться целей. Ничего общего не имеющих с борьбой
с терроризмом – иракская война самое яркое тому подтверждение,
хотя я мог бы назвать еще несколько весьма красноречивых
примеров. И вот это и является главным препятствием для
борьбы с терроризмом. В остальном – и у спецслужб, и у
разведсетей есть все необходимые ресурсы для того, чтобы
с этим злом бороться.
Алексей Воробьев: "Угроза исходит изначально
от самой системы, поэтому следует изменить систему, и
проблем не будет", - пишет Владимир.
Александр Рыклин: Тут еще нужно добавить, что многие страны используют
сам фактор борьбы с терроризмом для решения своих внутри
политических проблем...
Алексей Арбатов: И внешнеполитических.
Александр Рыклин: И внешнеполитических, конечно. Например, Америка
решает свои внешнеполитические проблемы, России – внутриполитические,
- я имею ввиду войну в Чечне. И конечно, для российской
пропагандистской машины выгодно ее представлять как войну
с международным терроризмом, чем она активно и занимается
в последние годы, хотя для большинства трезвых и зрелых
людей очевидно, что чеченский терроризм – он взращен здесь,
и мало общего имеет с международным терроризмом. Хотя,
может быть, А.Арбатов со мной не согласится в этом.
Алексей Арбатов: Первая война в Чечне началась,
когда терроризма не было там... были ограбления поездов,
всевозможная преступность организованная, но терроризма
не было. После первой войны был короткий перерыв в три
года, и началась вторая с ужасающих взрывов в этих домах...
но эта борьба по существу была с мятежным сепаратистским
вооруженным движением. Но в ходе этой войны, ее последствия
разрушительные, конечно, создали благоприятную почву для
терроризма, в том числе, и международного. Если проводить
какие-то аллегорические сравнения, я бы сказал так - вот
такого рода войны, они как бы создают открытую рану, на
которую как инфекция в открытую рану, бросаются террористы.
И уже потом, действительно, они в этой ране размножаются,
и уже мешают прекратить этот конфликт – мы видим это в
Палестине, видим это и в Чечне. Как только намечаются
какие-то переговоры, возможность урегулирования - что
палестинские террористы, что чеченские, - проводят серию
терактов, возбуждают общественное мнение, оно оказывает
давление на правительство, и правительство говорит - никаких
переговоров, все, продолжаем воевать. Вот как теперь действует
международный терроризм. Но наше утверждение, что там
только международный терроризм, и больше нет никаких проблем
– оно не соответствует действительности. И потом, надо
быть последовательными – если там международный терроризм,
значит, надо привлекать международные возможности, международное
сообщество к решению этой проблемы. А мы говорим – нет,
это наше внутреннее дело. Вы нас не ругайте за то, что
мы там делаем, но в остальном – никакого вмешательства.
Если это международный – тогда давайте общими усилиями
решать проблему. Если это наш внутренний – тогда давайте
говорить что это все-таки внутренние проблемы.
Алексей Воробьев: Насколько Россия может являть
собой цель для международного терроризма, в том числе,
с использованием ядерного оружия?
Алексей Арбатов: С точки зрения ядерного оружия
я не знаю, - Россия в этом смысле такая же цель, как и
США, может быть, даже менее заманчивая цель, чем США,
потому что Америка – за океаном, их трудно другим способом
достать, это мощная страна с колоссальной военной силой,
и вот там что-то такое устроить для террористов , конечно,
было бы величайшим достижением и величайшим праздником.
Россия гораздо более уязвима. Но как цель вообще для терроризма
- трудно найти, наверное, такую уязвимую сейчас страну,
как Россия: 13 тыс. километров практически открытой границы.
Причем, границы в основном на юге, с самыми нестабильными
взрывоопасными регионами планеты. Преступность, коррупция,
- мы уже об этом говорили. Некомпетентность соответствующих
ведомств, недостаточная эффективность правоохранительных
органов, - кстати говоря, не далее как сегодня президент
Путин за это журил Агентство по борьбе с наркотиками...
наркотики и терроризм всегда идут рука об руку. Наркотики
– главное средство финансирования терроризма. Россия –
страна, к сожалению, открытая для наркотиков теперь –
они идут и с юга, и с востока к нам. Так что в этом плане
мы очень уязвимы. Что касается ядерного – тут повторю
– наверное, для них есть более заманчивые цели, которые
другим способом труднее уязвить. Но в целом для терроризма
Россия – страна слабо защищенная, поэтому нам надо уделять
этому гораздо больше внимания.
Алексей Воробьев: Наверное, итог нашей программе
подведет Евгений из Зеленограда: "Господа, итог беседы
подведу я - меня удивляет ваш разговор про котлеты и мухи.
Вероятный противник никогда не предлагал деньги за какие-либо
наши действия с нашим оружием "горячего поражения".
Он предлагал деньги за допуск его спецслужб хотя бы на
первый периметр наиболее уязвимых складов и точек. Это
значит – каждый школьник начала 90-х". Вот такой
итог подвел Евгений.
Алексей Арбатов: Это может быть и яркий итог, но
не к нашей беседе. Как говорят – этот гвоздь не от этой
стенки, или шляпка у него не с той стороны.
Алексей Воробьев: Тогда я поблагодарю участников
программы, и напомню, что в эфире были Алексей Арбатов,
глава Центра международной безопасности РАН, и мои коллеги,
журналисты "Еженедельного журнала" Александр
Гольц и Александр Рыклин.