Самый музыкально одаренный из звездной плеяды питерских бардов шестидесятых годов, собиравшихся в знаменитом клубе «Восток», самый «ленинградский» (так и не привык он к возвращенному названию своего города), самый тонкий и ранимый, самый хрупкий и тревожный — Евгений Клячкин.
27 марта в Петербурге, в концертном зале у Финляндского вокзала, пройдет вечер, посвященный 70-летию Клячкина.

Он не дожил до этого юбилея почти десять лет.

«Не гляди назад, не гляди,
Только имена переставь…»
«Сигаретой опиши колечко,
Спичкой на снегу поставишь точку…»
«Помнишь этот город, вписанный
в квадратик неба…»

Кто из нас, выросших в 60-е, не помнит этих строчек и мелодий?

«Бардом великого города с областной судьбой» назвал его когда-то Александр Городницкий, заметив: в основе лучших песен Клячкина лежит «неизбывная привязанность блокадного мальчика к покинутым дворцам, сырым, промозглым переулкам, обветшавшим домам и каналам». Действительно, самые пронзительные и светлые песни Клячкина — о Ленинграде. «Мокрый вальс» и «Песня об утреннем городе», «Колыбельная домов» и «Возвращение»…

Он нечасто выступал на сцене — но каждый концерт был «выплеском» его души и растревоженной совести. Говорят, Иосиф Бродский был недоволен тем, что на протяжении многих лет его стихи в Советском Союзе знали, большей частью, благодаря тому, что Евгений Клячкин положил их на музыку. Действительно, «Пилигримов» и «Рождественский романс», «Письма римскому другу» и «Стансы Васильевскому острову» мы когда-то пели, не всегда хорошо зная, кто такой Бродский, но твердо зная, что это песни Клячкина.

На родине ему было нелегко. Как говорит его близкий друг, известный исполнитель и многолетний руководитель клуба «Восток» Михаил Кане, «вина Жени перед властью предержащей была всего лишь в том, что он вел себя как свободный человек в свободном обществе, а это в их глазах было непозволительной роскошью». Запрещались его концерты, всеми правдами и неправдами «тормозился» выпуск пластинок — и, не выдержав, в 1990 году Клячкин уехал в Израиль, сказав, что «не может больше жить в стране сплошной лжи». Увы, жизнь на земле обетованной оказалась для него не легче. Вплоть до того, что и там запрещали его выступления…

И все же со временем все, казалось бы, стало налаживаться. Свое 60-летие Клячкин отмечал в родном городе, в клубе «Восток». Переполненный зал встречал его овацией, со сцены звучали его лучшие песни, сам Евгений Исаакович был бодр, энергичен, уверял, что закончился вынужденный перерыв в его творчестве… Кто мог знать, что записанное тогда мной интервью с бардом окажется последним, опубликованным в российской прессе? Но прошло четыре месяца — и 30 июля 1994 года во время купания в неспокойном Средиземном море у Клячкина отказало сердце.

В последние годы о Клячкине начали наконец выходить книги. Вышли сборник его песен «Не гляди назад», монография «Живы, покуда любимы», составленная летописцами бардовского движения Леонидом Левиным, Марком и Аллой Левитан, и книга воспоминаний «Время вдруг становится судьбой», написанная Михаилом Кане. Сейчас, к юбилею барда, выходит двойной альбом, также подготовленный Кане. В нем и восстановленные компьютерным способом коллекционные авторские записи Клячкина из коллекции Михаила Крыжановского, и современные записи песен Клячкина. «Сегодня, когда называют имена из славной плеяды бардов-шестидесятников, имя Евгения Клячкина упоминается нечасто. Это несправедливо! Создатели этого альбома постарались это показать», — говорит Михаил Кане…

Вот уже десять лет, как в Петербурге 30 июля, в день гибели Евгения Клячкина, на стрелке Васильевского острова собираются те, кто его помнит и любит. Поют его песни, читают стихи, делятся воспоминаниями.

В этот день бывают совершенно фантастические ситуации: так, на самую первую встречу, 30 августа 1994 года (она проходила через месяц после того, как погиб Клячкин), пришла женщина, когда-то бывшая с ним в одном детском доме в эвакуации. И принесла снимок из далекого 1949 года, где непозволительно молодой Женя Клячкин улыбается из верхнего ряда…

Двадцать лет назад, в сентябре 1984 года, Клячкин написал песню памяти только что ушедшего Юрия Визбора, где были такие строчки:

Пока на чашечках кривых
Весы удерживают гири —
Мы сохранимся в этом мире —
Живые — среди вас, живых…

Так же, как Окуджава, Галич, Высоцкий, Визбор, Евгений Клячкин сохранился в этом мире. И весы удерживают гири, пока о нем помнят, поют его песни и собираются на стрелке Васильевского острова…