Вчерашние
президентские выборы в России стали очередным триумфом "управляемой
демократии" Владимира Путина. Предвыборная кампания
и сами выборы проходили по схеме парламентских выборов трехмесячной
давности, охарактеризованных международными наблюдателями
как "свободные, но нечестные".
Это довольно мягкое выражение по отношению к выборам
в отсутствие независимой прессы, независимого судопроизводства,
независимых источников финансирования политических партий.
Прямая фальсификация голосов многими наблюдателями была
сочтена незначительным фактом. По некоторым оценкам, не
более 2% или 3% голосов могли быть подделаны. Однако этого
оказалось достаточно, чтобы лишить либеральную партию
"Яблоко", возглавляемую Григорием Явлинским,
мест в парламенте, так как общее количество набранных
ею голосов не достигло 5-процентного порога, необходимого
для представительства в Думе.
Те же самые технологии эффективно применялись во время
президентской кампании, обещая аналогичные последствия.
В создавшихся условиях представители политической оппозиции,
среди которых Григорий Явлинский и лидер коммунистической
партии Геннадий Зюганов, решили не принимать участия в
выборах.
Партия, возглавляемая националистом Владимиром Жириновским,
выдвинула в качестве кандидата его телохранителя. Кампания
стремительно приобретала черты фарса. Чтобы придать хоть
сколько-нибудь респектабельности предвыборному процессу,
администрация президента склонила нескольких второстепенных
политиков к участию в выборах. Они осознали, что проблема
может быть вызвана недостаточной явкой избирателей.
Российский закон о выборах гласит, что, если явка избирателей
составляет меньше 50% от списочного состава, выборы должны
быть признаны недействительными. Явка избирателей на парламентских
выборах в декабре, по официальным данным, составила 54%.
По оценкам некоторых независимых наблюдателей, она была
значительно ниже.
Явка избирателей на президентских выборах исторически
всегда выше, чем на парламентских. Так было во время драматических
выборов 1996 и 2000 годов, так случилось и вчера. Тем
не менее апатия избирателей проявлялась все с большей
очевидностью, и федеральные и местные административные
органы предприняли попытку мобилизовать мощный административный
ресурс, чтобы обеспечить достаточную явку. Избирателей
соблазняли бесплатными билетами на рок-концерт. Больные
должны были сначала подтвердить, что они проголосовали,
чтобы их положили в больницу.
Таким образом, Путин получил еще четыре года власти,
которая практически не будет ограничиваться ни законодательной,
ни судебной властью, ни традициями. Послушный парламент
может даже изменить российскую конституцию, чтобы позволить
Путину править так долго, как он пожелает. Но что же будет
потом?
Президент Путин не выступает с публичными речами, не
участвует в дебатах, отстаивая свои идеи. Он действует
вполне в традиции русских царей, не считавших нужным объяснять
подданным свои планы и цели. Последнее назначение технического
премьер-министра также весьма туманно в том, что касается
его кредо. Однако, если его вынудить сформулировать свои
планы, он мог бы обозначить их одним ключевым словом –
модернизация.
Все, что делает Путин, подтверждает, что он искренне
верит: Россия должна сделать мощный скачок и стать вровень
с ведущими западными державами. Но он так же твердо убежден,
что эту задачу можно осуществить только пользуясь авторитарной
моделью модернизации.
Это модель бюрократического капитализма с очень сильной
позицией государства. Это капитализм, управляемый полицейскими
и крючкотворами, у руля которого – великий кормчий. Это
замена ельцинских олигархов "патриотами" из
бывших спецслужб, или, в более широком смысле, коллективной
олигархией – бюрократией с военизированными подразделениями.
Вместо того чтобы исправлять недостатки российского капитализма
– слияние денег и власти и их криминализацию, а также
узаконенную коррупцию, их только усиливают.
Подобная модель не способна обеспечить стабильный рост.
Она не даст России преодолеть чудовищную социальную стратификацию
или совершить прорыв, который необходим для возникновения
постиндустриального общества. Она обрекает Россию на экономическую
деградацию, маргинализацию и, в конечном итоге, коллапс.
И такая модель не может растянуться на десятилетия, как
модель Сталина или Брежнева.
Аналогичная схема применялась с некоторыми успехом в
странах Южной Азии и Латинской Америки, но Россия – другая
страна. Бюрократический капитализм для этих государств
был формой перехода от аграрной экономики к индустриальной;
мы же имеем дело с переходом от советской индустриальной
экономики к постсоветской. В данном случае эта модель
неэффективна.
Если режим контролирует абсолютно все, он перестает контролировать
ситуацию, поскольку не получает от общества ответной реакции.
Он становится слеп и глух, то есть у него нет шансов.
Пока цены на нефть достаточно высоки, Россия может наслаждаться
иллюзией стабильности. Как только на мировой рынок поступит
иракская нефть, время "нефтяных долларов" кончится.
Я подозреваю, что уже к 2005 году мы можем увидеть крушение
мифа об экономической стабильности.
Другая потенциальная угроза стабильности режима – это
его собственные геополитические амбиции. Российские политики
охвачены маниакальной идеей "доминирования на постсоветском
пространстве" и "восстановления либеральной
империи". Они не понимают, что эти неоимпериалистические
замашки не могут вызвать ничего кроме отторжения в бывших
советских республиках. Новая стратегия "напора"
на постсоветском пространстве приведет только к росту
недовольства международной политикой Путина.
Разумеется, 2004 год станет годом Путина. Но уже в недалеком
будущем его режим столкнется с серьезными структурными
проблемами и экзистенциальными вопросами, на которые у
него нет ответов.
