Сергей Бунтман: Мы продолжаем наши разговоры в студии. Характерно сообщение на пейджер: "Зачем нужно было делать это позорище? Путин, - пишет нам Наташа, - победил бы в любом случае, потому что не было соперника". Не потому. Он, наверное, бы, победил в один, два тура с дебатами, с тем, о чем говорили Алексей Венедиктов и Владимир Рыжков весь прошлый час. Как вы считаете присоединившийся к нам Андрей Пионтковский и Сергей Пархоменко.

Сергей Пархоменко: Я ехал сейчас сюда слышал и слушал то, что говорил Владимир Рыжков, очень правильное он придумал, не знаю, сам придумал или у кого взял поворот разговора, что у закона бывает дух и буква, а у выборов дух и цифра. И одно и другое не всегда совпадает. Действительно не одними цифрами измеряются выборы, как мы видим. Потому что не из цифр строится политическая система, строится судьба страны и счастье людей, которые здесь живут. Они не цифрами определяются главным образом. Люди должны (это очень важно) относиться с уважением ко многим вещам вокруг себя, к своим учителям, к своей профессии, к своей семье, к своей стране, к своим властям. Это очень важно, чтобы у людей помимо цифр, например, деньги это тоже цифры, чтобы помимо цифр было бы еще некоторое моральное удовлетворение от этого всего. Похоже, что этой самой морали, уважения в российской политике остается немного, и эти выборы были этому, по-моему, важной демонстрацией. Причем, когда мы говорим – выборы, нужно отдавать себе отчет, что речь не только о том, что происходило в течение последних двух месяцев. Давайте на этом месте мы прервемся, новости.

Сергей Бунтман: Вы правы Татьяна, Манеж было самое красивое, самое удивительное по конструкции перекрытие, были огромные балки во всю ширину Манежа, уникальная конструкция.

Владимир Рыжков: Кто-то из слушателей сказал, что можно же восстановить, но знаете, если сгорит "Мона Лиза" ее не восстановишь, подлинник горит.

Сергей Бунтман: "Народ у нас уже пошутил, - пишет Ефим из Петербурга, – есть ли у Путина программа - есть, но это не программа, это легенда".

Сергей Пархоменко: Есть Первая программа, Вторая, "Культура", Третья, учебная, спортивная, есть целый ряд программ и они являются по существу самым большим его политическими капиталом без всяких шуток. Потому что мы видим, как вторые выборы подряд делаются телевидением. Для одних телевидением, для других отсутствием телевидения.

Сергей Бунтман: Алеша Венедиктов говорил в прошлом часе, что на треть обеспечивает использование телевизионного ресурса, когда позвонил слушатель и говорил, что показывали пять голосующих кандидатов, то есть шестого кандидата Сергея Глазьева не было нигде. Действительно, когда он был нужен, его показывали в разных видах, и постоянно, когда перестал быть нужен, не показывают. Как вы оцениваете телевизионный именно ресурс современных выборов и создание образов и мотивов голосования. На треть обеспечивается телевизионный ресурс…

Андрей Пионтковский: Во-первых, почему вторые президентские выборы, а 1996 год, это прекрасный пример использования телевизионного ресурса. Но Ельцин стал Ельциным не благодаря телевизору, он стал Ельциным гораздо раньше, а Путин это порождение и единственно телевизионных технологий. Мы помним кампанию 1999 года, когда совершенно неизвестный стране человек был сделан не только президентом, но и национальным героем, инструментом этого, конечно, была война в Чечне, а все это было проделано на телевидении. И Путин как человек, рожденный телевидением, очень трепетно относится к контролю даже не над СМИ вообще, а именно над телевидением. Помните, какую истерику он закатил во время "Курска" - телевидение лжет, лжет, и какие организационные выводы последовали после этого. Я хочу вернуться к первому вопросу, который вы задали. Сергей очень хорошо говорил о духе выборов, а я как человек с математическим образованием вернусь к этим приземленным цифрам.

Сергей Бунтман: Мы отталкивались от вопроса слушательницы – зачем нужно было делать такие усилия по смятению и выметанию противников, такое разжижение списка кандидатов, все равно бы выиграл.

Андрей Пионтковский: Давайте поговорим о результатах всех этих усилий любви к одному кандидату. Во многом они казались тщетными. Во-первых, чем полезны были эти выборы – более-менее мы впервые измерили истинный рейтинг Путина. Нам говорят: рейтинг Путина 70-80%, вот эти люди поддерживают Путина. Ну, если вы поддерживаете Путина, как минимум вы должны в день выборов оторвать задницу, пойти на участок и проголосовать за Путина. От вас же не требуют идти на баррикады, проливать кровь за Путина, элементарный минимум, если вы этого не делаете…

Сергей Бунтман: Даже поработать не просят.

Андрей Пионтковский: Как же вы тогда поддержите Путина. Давайте посмотрим, 62% у нас явка, 66%, кажется за Путина. Простые арифметические упражнения показывают, 41% это я подсчитал, пока готовился в прихожей, а тут кто-то столбиком сделал более точные цифры - 40,68%. Это высокий рейтинг, но теперь нам не будут морочить голову всеми этими 70-80%. Это первое маленькое замечание о цифрах. Теперь вы поставили вопрос – а выиграл бы Путин выборы, если бы была более справедливая и честная кампания, дебаты. Конечно, ему пришлось бы труднее. Он дебатов избегает не случайно. И этот аргумент его политтехнологов, что в США не будет же Буш дебатировать с либертарианцами… Например, второй кандидат имеет очень приличный результат. В прошлый раз был Зюганов, он тогда же сказал свою знаменитую фразу, не знаю, кто из павловских ему ее написал, что я не буду выбирать между "Сникерсом" и "Тампаксом". Понимаете, в дебатах очень многое бы полезло наружу, в том числе мы же знаем, как он неуютно себя чувствует при немножко не комплиментарных вопросах. Сразу же появляется – отрежем, так что не вырастет, и кто нас обидит, три дня не проживет. Но ведь он практически чуть не проиграл выборы. Он мог проиграть эти выборы. У нас есть нормы законодательства, которые говорят о том, что если явка меньше 50% , то выборы признаются недействительными. Раз законодатель внес эту норму, он значит, чем-то руководствовался, если на президентские выборы приходит меньше 50%, нельзя доверять человеку, выигравшему эти выборы руководство страной. Проведем еще несколько простых арифметических упражнений. Ведь три более-менее содержательных кандидата: Харитонов, Глазьев и Хакамада очень серьезно на разных этапах своей кампании обсуждали вопросы о возможном снятии своих кандидатур и бойкоте выборов. Вместе они собрали 25%, это от 60%, от явки 1/4, это 15% от списочного состава, 62% минус 15%, получается 47%. Если бы эти 3 кандидата призвали своих сторонников не приходить на выборы, то результат бы…Да не забывайте еще, что те 4% с лишним, которые пришли и проголосовали против всех, они скорее всего присоединились бы к этому бойкоту. Поэтому неслучайно так нервно реагировала администрация президента на все вопросы о явке. В последние два дня вообще с экрана не выходили странные люди, которые вообще, по-моему, их сан не очень позволяет заниматься такими мирскими делами, наши патриархи, муфтии, раввины вперемешку с поп-звездами, стриптизершами и все они агитировали, прежде всего, за то, чтобы придти на выборы. Поэтому при такой гигантской кампании оболванивая в одни ворота, мне кажется это очень тревожный для администрации президента результат.

Сергей Бунтман: Сергей Пархоменко.

Сергей Пархоменко: Я с уважаемым господином Пионтковским здесь не вполне бы согласился, мне кажется, что так механически складывать и вычитать проценты в случае, если скажем, кандидаты снимают свои кандидатуру здесь нельзя. Есть какие-то более сложные эффекты. Наверное, 50% натянули бы. Натянулось бы, может быть даже, вряд ли здесь можно взять и вынуть…

Андрей Пионтковский: Я хочу сказать, что тут был бы на грани, результат…

Сергей Пархоменко: Да, конечно, во всяком случае, никаких сомнений, что пришлось принять совершенно экстраординарные усилия, чтобы растить, подогревать эту явку. Мы помним всякие замечательные истории, сведения, поступавшие из разных провинциальных вузов о том, что студентам говорили, что они должны на выборы с зачетками приходить.

Андрей Пионтковский: Больных не принимали в госпиталь.

Сергей Пархоменко: Да, история с больницами и всякое такое прочее. Все это мелочи, конечно, если сложить все эти голоса вместе этих студентов, больных в больнице и так далее, наверное, получится не такой уж гигантский процент, но температуру эту он демонстрирует. Степень и ожесточенность этих усилий, несомненно, демонстрирует тоже, не зря так много в последнее время говорят о том, что как-то каждая область должна теперь сдать начальству такой-то удой голосов, урожай засыпать в закрома. Но есть одно важное соображение относительно того, что было бы, если бы это были бы нормальные выборы с нормально устроенной кампанией. Мне кажется, важно это тоже произнести вслух. Мне кажется, что в результате нормально естественно построенной избирательной кампании, в которой всем кандидатам приходится каким-то образом дебатировать, демонстрировать свои политические ипостаси, одним из следствий этого является, что всякий кандидат, в том числе и выигравший берет на себя какие-то обязательства в результате этих выборов таких прошедших всухую, таким механическим телевизионным образом. Между прочим, президент ничего особенного нам не должен. Мне, например, он ничего не обещал по ходу выборов. Он мне обещал какое-то поразительное правительство, от которого я упаду в обморок, приду в восторг и сразу все пойму заранее. Он мне составил правительство, я правда ничего не понял, кроме того, что оно в два раза больше чем предыдущее и что это такая чиновничья держава и что там единицами считаются люди, которые по разным сложным жизненным обстоятельствам, кажется, все-таки потеряли работу в этом новом правительстве. Их крайне мало. С правительством ничего особенного не получилось. Что касается прочих обязательств, он разве обещал мне что-нибудь, связанное с зарплатами бюджетников, с социальной защитой, с борьбой с терроризмом, он разве что-нибудь высунул по ходу этой избирательной кампании? Он как-то следов особенных не оставил.

Сергей Бунтман: Есть такая позиция замечательная, что президент не обязан ничего обещать, он единственный человек, который делает что-то.

Сергей Пархоменко: Но раз в 4 года или в 5 или в 7 в зависимости от того, что Конституция данной страны говорит об этом сроке, он появляется перед своим избирателем как бы голым опять. Он становится ему обязан, он проходит эту переаттестацию, эту гигиеническую процедуру, во время которой он должен продемонстрировать, что он чего-то стоит, если он хочет, чтобы его переизбрали снова. Он должен войти в прямой контакт со своим избирателем. Он должен ему что-то обещать, исключительно, для того чтобы люди потом могли сравнить, что получилось с этими обещаниями и сделать свои выводы. Такие правила у этой игры.

Андрей Пионтковский: Буш 4 месяца будет бегать и обещать.

Сергей Пархоменко: Будет демонстрировать, где у него бицепс, а где у него дрябло.

Владимир Рыжков: Будет объяснять, что он в Ираке сделал, чего у него с экономикой.

Сергей Пархоменко: По сравнению с тем, что он обещал в прошлый раз.

Владимир Рыжков: С бюджетным дефицитом, а бюрократы во главе с Керри будут говорить, что и дефицит вырос, и рабочие места появляются не так, как он обещал.

Сергей Бунтман: Все-таки раз уж бы собрались сразу после выборов, попробуем понять, а что это дает кроме сознания человеческого, внимания к кандидатам, выслушивания их программ, что это в реальности может улучшить? Качественно для людей, для граждан России. К нам присоединился Георгий Сатаров. У нас половина, наполовину Манеж и выборы. Манежа даже больше. Я думаю, оно больше изменяет в истории России в нашем восприятии Москвы, чем любые выборы, какими бы они ни были.

Сергей Пархоменко: К вопросу об уважении, прислушайтесь к мыслям, которые крутятся сейчас в вашей голове. Первая мысль, что это ужасно, это была поразительной красоты вещь. Другая следующая мысль – будет ли на этом месте пятизвездочная гостиница.

Сергей Бунтман: Да нет, Манеж будет.

Сергей Пархоменко: Потому что много чего можно сказать про власть, но то, что мы доверяем ее намерениям, ее добросовестности сказать нельзя. И ничто нас не удивит.

Георгий Сатаров: Категория намерений исчезнет.

Андрей Пионтковский: Намерения бывают у прозрачной власти, у власти, которая общается с народом, рассказывает, что она сделала, и что собирается сделать. Мы живем в режиме спецоперации, где намерения бывают спрятаны, и они возникают только после того, как что-то произошло, мы пытаемся самым разным идиотским образом это объяснить, а знают только они. У них есть намерения, они никак не связаны с нашими интересами.

Сергей Пархоменко: Я имею в виду рефлекс, который возникает на каждую трагедию. Мы много об этом говорили, когда произошел этот ужасный взрыв в метро. Отчего я такое чудовище, что мне в голову сразу приходят мысли, что этот взрыв неспроста. Ответ - а может быть не я такое чудовище, а среда, в которой мы существуем, политическая, общественная, психологическая среда в российском обществе такова, что она навязывает такого рода размышления всякому человеку, у которого в голове есть какие-то мысли, мозги. Также и тут. Отчего я такое чудовище, в первую секунду, когда мне сообщают о том, что горит Манеж, первая моя мысль, что его подожгли, чтобы построить что-то крутое и приносящее доход. Отчего я такой злодей. Потому что мне привычно это.

Андрей Пионтковский: А я думаю о том, где же партия и правительство будет ругать будущих художников. Помните, раньше Неизвестный, Жутовский, Хрущев, они встречались в Манеже и Хрущев им объяснял, как должны быть устроены правильные искусства, как рисовать задницы, морды и прочее.

Сергей Бунтман: Владимир Владимирович Познер к нам присоединился. Так вот, давайте вернемся к тому вопросу, который мы сами себе задали перед новостями. Мы говорим, что были бы дебаты, тогда бы мы услышали от всех кандидатов, включая президента, четкую программу. Он бы пообещал Пархоменко то, что он просит, получил бы ясные ответы и отчет за 4 года, плюс ясно артикулированные обещания. Что бы это практически нам дало? Георгий Саратов говорил, что есть намерения в прозрачной политике, публичной политике. Сейчас идут операции или проекты…

Владимир Рыжков: Спецпроекты.

Сергей Бунтман: Что бы это дало практически? Потому что здесь люди говорят - а чего ему обещать, он делает все, что может. Поможем президенту.

Владимир Познер: С одной стороны ничего бы не дало, потому что я политикам не верю, и что бы они говорили, они говорят, чтобы привлечь там, где идут нормальные выборы, конечно, они говорят, чтобы привлечь голоса. Я слишком в этом смысле опытный человек и видел это много раз. Но с другой стороны в этом есть некие правила игры. Не то чтобы прозрачность, но человек становится в один ряд с остальными, с теми, которые баллотируются или хотят баллотироваться и отвечает на их вопросы или наоборот отбивает их вопросы и ставит вопросы им. В этом есть некоторая демократическая игра. При этом у него есть преимущества, потому что он президент в любой стране и у него есть ресурс административный. Но все-таки он принимает в этом участие и есть некоторые правила игры. Если взять американцев, хотя там по-другому все, президент не участвует тогда, когда идут дебаты между теми, которые хотят сегодня определиться, вернее, они уже сегодня определились, когда дебатировали те, которые хотели получить поддержку своей демократической партии, он в этом не принимал участие. Но теперь, еще не совсем, но когда окончательно будет ясно, что это Керри, когда будет съезд демократической партии и он станет официальным кандидатом, вне всякого сомнения, Буш примет участие в дебатах. Причем количество дебатов будет определено Бушем, три, два, но они будут. Это правила игры. Это так должно быть. И хотя то, что они говорят и то, что они делают это совершенно разные вещи, вспомните, что говорил Буш в начале и что он на самом деле сделал, но все-таки, на мой взгляд, это есть некоторое уважение к избирателю. Чего у нас нет. Что делать.

Сергей Бунтман: То есть первое – это уважение и соблюдение неких правил.

Владимир Познер: Имейте в виду, что до Кеннеди в Америке дебатов не было. Был Кеннеди-Никсон, причем на бумаге выиграл Никсон, а по телевидению выиграл Кеннеди. Потому что Никсон потел, Кеннеди не потел. У Никсона глазки бегали, у Кеннеди не бегали, и у Никсона прорастала борода, и он делался похожим на гангстера, а Кеннеди выглядел свежачком таким и, кстати, женщины выбрали Кеннеди. Подавляющее большинство женщин проголосовали за Кеннеди. Не за политику, а за внешний вид.

Сергей Бунтман: И существует еще правило, например, телевизионные правила во Франции, о котором у нас не имели представление ни на каких теледебатах, это не показывать реакцию собеседника. Когда говорит один человек, нельзя чтобы голос шел одного человека, а показывали бы лицо другого.

Владимир Познер: Хотя это очень интересно.

Сергей Бунтман: Но это категорически запрещено на двойных дебатах.

Георгий Сатаров: Дело не только в том, что сказал Владимир Владимирович, а в том, что честная политическая конкуренция… политики врут всегда, когда они борются за наши голоса точно так же, как мужчины врут женщинам, для того чтобы склонить их к чему-нибудь полезному для себя…

Владимир Познер: Я бы тут просил, чтобы вы говорили только о себе.

Георгий Сатаров: Как некоторые мужчины. Но если бы мы по этой причине отменили политику, то тогда надо было бы отменять брак, и вымер человеческий род. Но врут. И граждане это все понимают. Но дело в том, что у них вранье должно быть равноправным, потому что это условие честной конкуренции. Они все-таки должны… они нам предлагают некий продукт, они как бизнесмены, которые хотят наши рубли, доллары. А эти хотят наши голоса. Представьте, что борются за наш кошелек разные марки штанов или памперсов, утюгов. И только одна компания имеет право на рекламу. Можем ли мы выбрать холодильник, который нас устроит? Конечно, нет. У нас нет информации для этого. Нас устроило бы, если бы эти производители холодильников собрались, поклевали друг друга, похвалили бы себя, а мы бы выбрали холодильник, который нам нужен. Точно также и здесь. У них должно быть равное право бороться за наш капитал, которым мы делимся на выборах.

Сергей Бунтман: Мы продолжим через минуту после новостей
НОВОСТИ

Сергей Бунтман: Я бы не стал мрачную символику видеть в этом пожаре, я предлагаю всем остаться на твердой земле и с Кирой я категорически не соглашусь, которая говорит: "Первый раз слышу, что это красивое здание удивительное, помните, для чего оно было сделано". Кира, удивительно вы говорите. Значит, вы не ощущаете гармонии этого здания. Мне в Москве очень нравится то, что считалось и считается убогим и что составляет рядовой московский пейзаж, я уже не говорю про Манеж – это шедевр. Другое дело, то, что мы сейчас говорим об открытой политике, о предвыборных обещаниях, предвыборной полемике, их необходимости, целесообразности. Я продолжу образ и спрошу у Георгия Сатарова, когда вы говорили насчет вранья, и насчет ухаживания мужчин и женщин, так что получается, что сейчас без всего этого нам говорят: пошли в койку. Ведь все же к этому идет. Зачем говорить, зачем цветочки, конфетки.

Георгий Сатаров: Букеты, шоколадки и шептание на ушко отменены. В мегафон гаркнули – люби меня, и любим. Все ухаживание.

Андрей Пионтковский: Когда Владимир Владимирович говорил о необходимости соблюдения честных правил игр, которые не отменяют вранье политиков, но тем не менее повышают уровень их ответственности в глазах избирателей, меня просто поразило, что несколько часов назад я слушал буквально, как теми же словами говорил другой Владимир Владимирович – Владимир Владимирович Путин, когда он опускал свой бюллетень, он говорил очень пафосно. Что я человек спорта, мои наставники всегда учили, что должна быть честная борьба, уважение соперников, они должны быть в равных условиях, и все мои соперники замечательные люди и как прекрасно у нас прошла кампания. И пусть избиратель теперь и выберет. Это, кстати, очень характерно для Владимира Владимировича такие либеральные пассажи, которые он произносит, кажется, совершенно искренне. Например, в его так называемом манифесте, который он произнес на встрече с представителями, там была прекрасная фраза, списанная у Явлинского, что только свободные люди могут построить экономику XXI века. И так далее. А, тем не менее, на дебаты он не пошел. Мы до вашего прихода говорили на эту тему, и я высказал мнение, что по целому ряду причин дебаты ему неприятны, он не очень уверенно себя чувствует в формате таких не комплиментарных вопросов. Но тот же Буш крайне неохотно, конечно, пойдет на дебаты, я помню прошлую кампанию, весь его штаб ужасно боялся за дебаты с Гором. Я их всех наблюдал, потому что я комментировал, просыпался даже в 5 часов. Ему удалось свести вничью. Потому что Гор тоже, извините, не очень большой оратор. Но с Керри для него это будет катастрофа и, тем не менее, он пойдет на эти дебаты.

Сергей Бунтман: Пожалуйста, Владимир Рыжков.

Владимир Рыжков: Я уже боюсь рот открыть, потому что я политик, а тут все говорят, что политик не может ничего произносить, кроме лжи. Может быть на минуту представьте, что я способен сказать хоть слово правды, я думаю, что дебаты нужны не только, чтобы привлечь интерес к выборам, что тоже важно, потому что дебаты это жанр, который очень любят избиратели всех стран, но еще и потому, что дебаты позволяют вести содержательный разговор о проблемах страны. Я уверен, что если Путин согласился хотя бы на одни часовые дебаты, то его соперник, это был бы, скорее всего Николай Харитонов, и телеканал… я думаю, что В. В. Познер мог бы прекрасно провести эти дебаты, выбрали бы главные темы страны. Я уверен, что и Венедиктов и Познер могли бы блестяще это сделать. Например, Чечня, социальная проблема. Та же самая проблема бедности. В любом случае, пусть даже это выбрал бы президент, это был бы содержательный разговор, из которого общество смогло бы понять, что происходит, где мы находимся, какие проблемы, какие претензии у других кандидатов к действующему главе государства и это было бы честно и это была бы содержательная кампания. А в результате я согласен, она получилась бессодержательная, потому что каждый говорил монолог, включая президента, не было дебатов, дискуссии. В итоге сегодня женщина спрашивала – а будет все-таки поголовное платное образование в высшей школе или нет, а мы не получили ответа, потому что не было нормальной избирательной кампании. И в этом смысле Сергей, отвечая на ваш вопрос, эти выборы содержательно ничего народу и стране не дают. После них ни на одну фразу не стало более понятным, что нас ждет завтра, что будет делать президент…

Сергей Бунтман: Отвечают – судить по делам.

Владимир Рыжков: Судить по делам… Завтра будет сделано какое-то дело, будем судить. Но выборы-то здесь причем, тогда зачем мы их проводили? Я хочу сказать, что выборы в этом смысле вообще мимо всего, жизнь идет своим чередом, а выборы президентские прошли своим чередом. Поэтому я говорю, что это был фарс, потому что они не были содержательными.

Сергей Бунтман: Два замечания от наших слушателей, которые пишут о мотивах неголосования. Например, о том, что многие кто считал выборы предрешенными и при этом поддерживает Владимира Путина, не ходили на выборы. Может быть и так. Удивительная боязнь была у тех людей, которые хотели бы не пойти, но пошли на выборы. Не то, что их вычислят, а другая вещь, что в ответ на это власть, которая имеет тенденцию к исполнительной авторитарной…, не запрашивая мнение народа на выборах, просто скажет, ну раз вы не ходите на выборы, не будет вам никаких выборов. Почему-то это устойчивая мысль людей посылала к избирательным урнам.

Владимир Познер: Кстати говоря, мысль ценная. Я рад, что она есть. Но хотел бы сказать, что я бы с великим удовольствием провел такие дебаты. С великим удовольствием. Теперь хочу вам напомнить на всякий случай, если вы забыли, что когда в 1996 году были другие президентские выборы, то ведь и Борис Николаевич не дебатировал ни с кем, и тогда никто особенно не кричал, не возмущался. В том числе "Эхо Москвы" не говорило, а почему же он не дебатирует с тем же Зюгановым. А были и другие кандидаты, причем более весомые.

Сергей Бунтман: Ради честности должен сказать, что мы говорили об этом.

Владимир Познер: Мало, не с тем градусом. Ей-богу.

Сергей Бунтман: С теми же даже словами и вспоминая те же дебаты французские.

Владимир Познер: Я просто хочу сказать, что произошли некоторые сдвиги, кстати, то, что градус более высокий сейчас я рад, потому что это говорит о том, что постепенно демократические взгляды на жизнь становятся более явными. Потому что тогда я не помню, чтобы особенно об этом говорили. Ну почему же он отказывается. Да он даже не отказывался, просто не было и не было. Что касается нынешнего положения вещей, на самом деле ведь меня удивляет, что он не согласился идти на дебаты. Потому что насколько я знаю Путина, я имел возможность дважды с ним пообщаться достаточно долго, мне кажется что он, во-первых, информирован, во-вторых, логичен, в-третьих, у него есть чувство юмора, и, в-четвертых, он необыкновенно хорошо умеет слышать. Не только слушать, но и слышать. Он в таких дебатах мне кажется, по крайней мере, когда я вижу тот состав, который бы против него выступал, он бы выиграл эти дебаты.

Сергей Бунтман: Когда последний раз Владимир Путин участвовал в такого рода жесткой полемике?

Владимир Познер: Да он вообще не участвовал. Меня это удивляет, потому что я, с ним разговаривая и задавая ему довольно трудные вопросы, для него неудобные вопросы, получал ответы продуманные, с которыми можно было бы не соглашаться, но нельзя сказать, чтобы они были совершенно идиотские или необоснованные, то есть, есть точка зрения. И мне кажется, что он бы только выиграл перед своими избирателями тем, что он бы аргументировал свою точку зрения. На сегодня я не знаю, какова его точка зрения, я не смог ему через своего представителя задать вопросы, которые меня беспокоят, в частности вопрос свободы слова, свободы СМИ, если приоритетом является решение вопроса бедности, то как, за счет чего, откуда деньги, откуда будем отнимать, чтобы туда давать. Я ничего этого не услышал. Я считаю, что это просто серьезная ошибка.

Владимир Рыжков: Наряду с другими.

Владимир Познер: Наверное. На самом деле дебаты для президента вещь выгодная. И последнее, когда Буш должен был дебатировать с Гором, то казалось, что Гор его просто уберет. Потому что Гор это компьютер с колоссальным количеством информации, человек интеллигентный, а здесь такой техасский парень, который ничего не может. Так вот, республиканцы на этом и сыграли, что он парень простой, я такой же, как вы, я может быть, этого и не знаю, но ребята, вы же понимаете… на этом он сумел сыграть вничью. Потому что если бы он попытался с ним на равных, он бы просто провалился полностью. Второй раз с Керри так ему не удастся играть, и будет крайне интересно посмотреть, какую же тактику здесь применят республиканцы. И это для избирателя страшно интересная вещь. А у нас нет ничего, вот это, на мой взгляд, главное, это неуважение ко мне как к избирателю, хотя я воспользовался своим правом и конечно сегодня голосовал.