По прошествии полного «восточного цикла» российская политическая система пришла к состоянию, почти неотличимому от советского. У случившегося есть два объяснения. Первое — научно-фантастическое: мы все превратились в «контрамотов» из знаменитого «Понедельника» братьев Стругацких, людей, живущих в «обратном времени». Второе — реалистическое: политическая логика, которой в минувшие 12 лет руководствовались те, кто правил постсоветской Россией, и не могла привести ни к чему другому.

Давайте объективно взглянем на политическую ситуацию в стране. Российская политика перестала быть публичной. Ключевые решения принимаются неизвестным путем, по неизвестным мотивам и неизвестным кругом лиц. Политическая элита рекрутируется исключительно путем назначений. То, что затрагивает интересы миллионов людей — начиная с пенсионной, налоговой или жилищно-коммунальной реформы и заканчивая войной в Чечне, — готовится в кулуарах и лишь «на выходе» обретает форму указа или постановления.

Но и в том случае, когда решение требует парламентского «оформления», оно не является результатом содержательной дискуссии. Уже в третьей Госдуме попытки переубедить проправительственное большинство при помощи сколь угодно разумных аргументов, если оно получило противоположную установку, оказывались безнадежными. Четвертая Госдума стала просто бесплатным приложением к президентской канцелярии.

Критерии назначений в правительство, президентскую администрацию или Совет Федерации неизвестны, и на сколь угодно высокой должности может оказаться дилетант с репутацией любой степени сомнительности. Напротив, политики, чей профессионализм общепризнан, а взгляды разделяются множеством граждан, но не назначенные в «элиту», полностью отстранены от принятия решений.

Все ветви власти сегодня превратились в ретрансляторы команд, а несогласных просто бьют по голове. Выбор граждан заменен выбором власти. А тот, кто не соглашается с выборами «по понятиям» и пытается бороться, не «договорившись», обречен — его либо снимет с выборов независимый суд, либо объявит побежденным избирком.

СМИ транслируют позицию президента и правительства, не подвергая ее сомнению, и так, как будто бы иных подходов к проблеме вообще не существует. Фактическая «приватизация» президентской администрацией главных федеральных телеканалов — ОРТ и РТР (а также ее сильнейшее влияние на НТВ через «Газпром») — надежно блокирует любую возможность донести до граждан альтернативную точку зрения. Несогласие с президентом еще не считается преступлением, но уже считается политически самоубийственным.

Несложно видеть, что в описанной политической системе влияние граждан на власть практически отсутствует. Депутаты в большинстве своем уверены, что их пребывание в парламенте зависит не от выполнения ими воли избирателей, а от послушания президентской администрации. Политические партии («Единая Россия» не партия, а просто часть государственной структуры) поставлены перед выбором: либо смириться с ролью вопиющего в пустыне, либо стать «партиями услуг». На региональных выборах политологи уже не обсуждают, программа кого из кандидатов в губернаторы лучше и каковы их человеческие и профессиональные качества. Они обсуждают, на кого из них ставит Кремль…

Наличие в стране коррупции не требует доказательств. Не менее очевидным являются нарушения прав граждан. Получить положенные по закону льготы или пособия, не платить незаконные поборы, зарегистрироваться по выбранному месту жительства нередко становится проблемой, зависящей от произвола чиновника.

В замкнутом круге

В январе 1992 г. российская власть начала экономические реформы, результатом которых не могло не стать жесточайшее социальное расслоение, падение уровня жизни и т.д. Иначе говоря, реформы объективно расходились с интересами большинства. Проводить такие реформы можно было одним из двух путей. Либо объяснив обществу, во имя чего оно должно «затянуть пояса», как это в свое время сделал в Германии Людвиг Эрхард. Либо поставив перед собой цель не считаться с обществом при проведении практической политики. Иными словами, взяв курс на ограничение демократии.

Какой из путей был выбран — известно. На протяжении всех последующих лет выстраивалась политическая система, позволяющая власти быть независимой от общества. Ее ключевым принципом стало сочетание власти и безответственности: те, кто принимал решения, не несли никакой ответственности перед обществом за их последствия.

Главным средством для достижения этой цели стало резкое усиление исполнительной ветви власти, которая непосредственно не зависит от граждан. Она была постепенно выведена из-под контроля власти законодательной и превратилась в «государство в государстве».

В России, как известно, за все отвечает президент. Но отвечать за все — значит не отвечать ни за что, ибо человеческих сил и способностей недостаточно, чтобы не только держать в голове все проблемы 150-миллионной страны, но и знать, как их решать. Если же президент ошибся в своем решении — исправить эту ошибку некому. Ведь в свое время парламент был объявлен «тормозом» на пути радикальных реформ и сначала отодвинут в сторону, а затем и вовсе превращен в декорацию. Самодержавная система, лишенная обратной связи, работает, конечно, быстрее, чем система демократическая. Но и ошибается чаще — человеку вообще свойственно ошибаться. При этом «президентская модель» управления наложилась на вековые традиции единоначалия и единомыслия и уверенности в том, что начальник выше закона. Что же, президентская республика с ее «вертикальной» концентрацией полномочий не могла не превратиться в бюрократическую и самовоспроизводящуюся (в том числе на нижестоящих уровнях).

Чтобы режим, не опирающийся на поддержку граждан, мог существовать долго, он нуждался в политическом механизме, блокирующем возможную смену власти. Иначе говоря, в механизме, не пропускающем к власти никакую оппозицию.

Собственно, почти такие же цели в свое время ставили перед собой и те, кто «проектировал» коммунистический режим в Советском Союзе.

Этапы большого пути

Построение новой административной системы началось с принятия «ельцинской Конституции», целью которой было усилить исполнительную власть и «поразить в правах» законодательную. Парламент был лишен своей базовой функции — права контролировать правительство и влиять на кадровые назначения. Урезана была и законотворческая функция парламента. Принятие законов двумя палатами, причем за верхней президент надеялся всегда иметь контроль, позволяло ему надежно блокировать любые неугодные законы. Одновременно с этим президент закрепил за собой право издавать указы, фактически имеющие силу законов и часто подменяющие их.

Затем президентские выборы 1996 г. показали, как можно при помощи телевидения, денег и «административного ресурса» оставить у власти кандидата с изначально безнадежным рейтингом.

Информационная блокада конкурентов, открытое игнорирование президентской командой норм избирательного законодательства, мобилизация всей «исполнительной вертикали» для поддержки Ельцина, организация в каждом регионе штабов по его переизбранию во главе с губернаторами — вот далеко не полная картина. Тогда сложился прообраз будущих избирательных кампаний, призванных обеспечить несменяемость власти на федеральном и региональном уровнях. В результате летом 1996 г. перед вторым туром голосования большинство граждан рассуждали цинично: стоит Зюганову получить больше голосов — Ельцин вызовет танки. Так лучше уж не допускать такого развития событий...

Последним этапом «большого пути» стала путинская административная реформа.

Под лозунгом «укрепления государства» произошла стремительная централизация власти. Полномочия региональных властей были урезаны — одновременно с «секвестрированием» финансовой базы регионов, из бюджетов которых были последовательно изъяты наиболее собираемые налоги. Были образованы федеральные округа и назначены «прокураторы» — полпреды, наделенные правом во все вмешиваться и ни за что не отвечать.

Понятно, что вокруг каждого из прокураторов был создан свой «центр притяжения» со всеми необходимыми атрибутами власти — силовиками, приближенными коммерческими структурами, подконтрольными СМИ и т.д. И, конечно, с избирательными штабами, ибо главная задача полпредов — вмешательство в региональные выборы. Где-то это принимало запредельную форму, как в Ингушетии, где-то оборачивалось фарсом, как в Приморском крае, где-то приводило к перемещению чиновников полпредства в губернаторские кресла, как в Петербурге или Воронеже.

Закономерным результатом централизации стала смычка федеральной и региональной бюрократии. И если на парламентских выборах 1999 г. блок «Отечество — Вся Россия», объединявший региональные элиты, был главным врагом «Единства», представлявшего федеральную бюрократию, то к выборам 2003 г. бывшие враги объединились в «Единой России». Произошло адекватное объединение федерального и регионального административных ресурсов.

«Вертикаль» не изобретена Путиным. Она — прямое продолжение указа Бориса Ельцина об «особом управлении» от 20 марта 1993 г., где впервые прозвучали слова о том, что «вертикаль исполнительной власти восстановлена». Но она же — и прямое продолжение аппаратной структуры КПСС.

Именно потому она стала знаменем бюрократии путинской эпохи. Именно потому в качестве идеологического обеспечения «вертикали» укоренилась «державная» идея, когда стало модно быть «государственниками», сторонниками «сильного государства» и «сильной власти». Точнее — «сильной руки».

…Весной 1990 г., когда в Москве, Ленинграде и многих других городах демократы выиграли выборы, казалось, что пришла и политическая весна. Но это была не весна, а лишь оттепель.