Мне очень хочется, чтобы "Белое на чёрном" прочитало как можно больше русских людей. Бывают такие книги, которые хочется дать почитать каждому. Это важная книга. Потому что она способна сделать читателя лучше - добрее, сильнее. Это своевременная книга. Хотя на обложке и сказано, что автор "в полной мере ощутил на своем личном опыте значение слов "коммунистическая мораль", это совсем не историческая книга. Потому что жизнь современной России не отличается от мира детства Рубена Давида Гонсалеса Гальего. Все это живо, живо. Живо!

Рубен Давид Гонсалес Гальего. Казалось бы, это необычное имя для национального русского писателя. Но это только на первый взгляд. С тех пор, как в шедевре Тарковского "Зеркало" мы услышали испанскую речь, звуки гитары, увидели лица и движения наших русских испанцев, заброшенных в Советский Союз жестокими 30-ми годами, имя Рубена Гальего в сочетании со словами "русский писатель" уже не может удивить. Потому что сняты границы - в зеркальных отражениях Тарковского русские испанцы явились наряду, например, с отточенными, как изделие из слоновой кости строчками письма Пушкина к Чаадаеву и дорогими каждому русскому сердцу образами лесов, полей, тишины, льющейся по дереву воды, треску огня под дождём или такой, казалось бы, незначащей, но важной для послевоенного поколения детали, как стриженные затылки детей, уходящих вместе с бабушкой вдаль от отъезжающей в мрачный еловый лес камеры.

Конечно, книга "Белое на черном" о детстве Рубена Гальего, "жестоком, страшном, но все-таки детстве". И вместе с тем это книга о нашем мире, о нашей стране, о каждом из нас. Пожалуй, о содержании больше говорить и не нужно, каждому интересно будет самому прочитать. Говорить хотелось бы о форме книги. При понимании того, что форма, языковая ткань книги, насквозь пропитана содержанием и без нее не существует. Надо также иметь в виду, при чтении изложенного ниже, замечательную мысль о том, что the critic is he who can translate into another manner or a new material his impression of beautiful things (Oscar Wilde).

"Белое на чёрном" - прозрачная, лаконичная, рациональная проза. Воздух, которым она дышит - холодный и морозный, в нем ясным кажется каждый звук. Поэтому не нужно прислушиваться, перечитывать дважды одно и тоже предложение, чтобы понять смысл. Он кажется данным непосредственно, четко отпечатанным, как след Пятницы на песке, как выбитые рукой викинга на камне руны, как выпуклый штык на обложке книги Николая Островского "Как закалялась сталь" (образ Гальего из рассказа "Герой"), как потрясшие человека в детстве образы церкви, высокого голубого неба, наступающей весны. Но это совсем не холодная книга. Хотя проза Гальего и дышит зимним воздухом, она теплая, живая, человеческая. И вместе с тем не сентиментальная и даже не чувственная. Я бы даже сказал отстраненно-чувственная. И все же вы всегда ощущаете теплое дыхание слов, видите человеческий образ. Чугунно-застывшие на вид буковки видимо покрыты инеем, но если поднести к ним руку, то почувствуешь жар. Это ощущение, пожалуй, лучше всего передать словом "присутствие". Присутствие духа. И души.

Если угодно, то можно говоря о форме, использовать слова "белое" и "чёрное", они выражают содержательное противопоставление этих цветов так, как оно дано у Гальего: "Я не люблю белый цвет. Белый - цвет бессилия и обреченности, цвет больничного потолка и белых простыней. … Чёрный - цвет борьбы и надежды. Цвет ночного неба … Цвет мечты и сказки … Цвет свободы …"

Книга живет в своеобразном ритме. Как он задается? Что связывает между собой короткие рассказы Гальего? Ведь они такие разные - лишенные строгой хронологической последовательности, естественного ритма жизни. Может быть, это повторяющаяся краткость повествования? Конечно. Точно также в "Дневнике неудачника" Эдуарда Лимонова, другом образце героической и насквозь талантливой прозы, ритм повествования задается краткой формой дневниковых записей.

Говоря о ритме, я бы рекомендовал читателю обратить внимание еще на одну деталь - заголовки. Они все в одно слово, короткие, звучные, как выстрел новогодней хлопушки: "Герой", "Мечты", "Праздник", "Еда", "Нянечки", "Пацаны", "Америка", "Дебил", "Саша", "Нью-Йорк", "Котлета", "Немец", "Музыка", "Письмо", "Пирожки", "Драка", "Велосипед" и др.

Краткость заголовков удваивает короткие удары писательского сердца Гальего, делает пульс книги более четким, слышным, подчеркивает ритм, оттеняет или кратко выражает ее талантливую немногословность. Краткие заголовки стреляют в читателя, а последующий текст воспринимается как эхо прозвучавшего выстрела, который уже поразил Вас. По мере чтения рассказа Вы понимаете, что сражены наповал. Интересное чувство, когда Вы почти физически ощущаете в своем теле постепенно проступающую, отливающуюся, тяжелеющую твердь свинца.

Самый, на мой взгляд, выдающийся рассказ Гальего называется "Язык". Это самый ритмический текст, смысловой стержень которого переливание, ускользание смысла слов "неправильный" и "правильный". "Неправильный" это синоним человеческого начала, а "правильный" суть название другого, бесчеловечного мира.

Удивительны эффекты, получаемые от сталкивания вечности (смерть) и совершенно будничного занятия (писание глаголов в тетрадку). При этом самая вечность является у Гальего под покровом будничности - для ритуальной советской реальности (комсомольские собрания, речи в актовом зале) смерть вообще не существует как что-то экзистенциально значимое. Она где-то там, по ту сторону, говоря словами Николая Оцупа "за стеною жизни ходит осень и поет с закрытыми глазами".

И это вовсе не следствие мужественного, мудрого признания в пушкинском смысле ("и пусть у гробового входа младая будет жизнь играть …). Это, как раз явление совершенно другое - здесь мы сталкиваемся с полным безразличием не только к смерти человека, но и к его жизни. С безразличием к Человеку, а значит к Богу. Его тотальным отрицанием. Человек в "Языке" только автор, который утверждает свою человечность одним возможным способом, единственным осмысленным, одухотворенным человеческим действием в рассказе - он выписывает неправильные английские глаголы, которые "упрямо ложатся в тетрадку, пробираются сквозь шелест радиопомех". "Неправильный человек в насквозь правильном мире, я упорно учу английский язык. Учу просто так, чтобы не сойти с ума, чтобы не стать правильным".

Ритм здесь задается фразой: "Я выписываю в тетрадку неправильные английские глаголы". Посмотрите, как строит свой рассказ Гальего, как работает фраза об английских глаголах, выполняя роль отрицания: "Интернат. Дом престарелых. Дом последнего моего убежища и пристанища. Конец. Тупик. Я выписываю в тетрадку неправильные английские глаголы. По коридору везут каталку с трупом. Дедушки и бабушки обсуждают завтрашнее меню. Я выписываю в тетрадку неправильные английские глаголы. Мои сверстники-инвалиды организовали комсомольское собрание. Директор интерната зачитал в актовом зале приветственную речь, посвященную очередной годовщине Великой Октябрьской социалистической революции. Я выписываю в тетрадку неправильные английские глаголы".

***

Отдельно хотелось бы сказать несколько слов о том, как сегодня, в эпоху макулатурного русскоязычного изобилия, приходят к читателям действительно значительные работы. Книга Рубена Давида Гонсалеса Гальего "Белое на чёрном" была награждена премией "Букер - Открытая Россия" за 2003 год. Наверное, я не обратил бы внимания на эту книгу, если бы не статьи в интернете о вручении премии. Появился интерес. Захотелось прочитать книгу.

Нужно поблагодарить фонд "Открытая Россия", присуждающий с 2002 года букеровские премии наиболее талантливым русским писателям. Эта работа очень важна для России - как для читателей, так и для авторов. Хорошая современная русская литература должна пропагандироваться, а талантливые писатели должны иметь возможности для работы. Формирование вкуса читателей - важная задача. Не могу также не отметить тот факт, что региональная общественная организация "Открытая Россия", а следовательно, букеровская премия финансируется акционерами нефтяной компании ЮКОС М.Ходорковским, Л.Невзлиным и В.Дубовым. Сегодня все они преследуются по корыстно-политическим мотивам лицами в высшем руководстве российского государства. Тем более важно в завершение настоящего очерка указать на заслуги М.Ходорковского, Л.Невзлина и В.Дубова перед российским обществом. Поскольку без этих самых "высших руководителей" государства российского мы точно проживем, а вот без нуждающейся в поддержке хорошей современной русской литературой вряд ли.

Алексей Мельников
Член Федерального Совета партии "ЯБЛОКО"

17 февраля 2004 года