1.
Во время дежурства в котельной на улице Трудовой,
где в семидесятые годы прошлого столетия я работал оператором
водогрейных котлов, ко мне ворвался знакомый:
- Виталий, беда! - крикнул он чуть ли не с
порога. - С Лешкой беда!
У меня от нехорошего предчувствия сжалось сердце.
С Лешкой мы учились в одном классе и жили в
одном кооперативном доме на Первой улице Ревсобраний. Когда
он учился в десятом классе, у него умер отец. После окончания
школы Лешка поступил в строительный техникум, но его почему-то
призвали в армию, хотя он был единственным сыном у мамы. Она
тогда тоже работала в ногинской "Теплосети" оператором
котельной на улице Шоссе Энтузиастов. Правда, от первого брака
у нее была уже взрослая дочь, проживавшая в Элекстростали.
Мама души в Лешке не чаяла и ждала, когда сын
вернется из армии (а служил он в ракетных войсках, дислоцировавшихся
в ГДР). Она уже была на пенсии, но продолжала работать. Подкапливала
деньжат. Ей одной много ли надо? А вот сына после демобилизации
одеть и обуть надо. Она мечтала, что после своего возвращения
сын продолжит учебу, потом устроится на хорошую работу. Ну и
женится, конечно. Быть может, ей еще и внуков доведется понянчить...
Но тут прошел слух, что всех пенсионеров, работающих
в "Теплосети", будут сокращать. Тетя Лида очень забеспокоилась.
И, видно, так сильно перенервничала, что ее парализовало. Сыну
отправили срочную телеграмму.
На улице весело кружился солнечный апрель.
На деревьях распускались липкие почки, радовали глаз желтые
огоньки мать-и-мачехи, первые ростки остроугольной травки. Благоухая
теплом, радужно наплывала весна, а беспомощная тетя Лида отчаянно
ждала сына.
Получив телеграмму, Лешка подумал, что тревога
ложная. Просто родственники решили таким образом ускорить ему
дембель, который его и так ждал в мае-июне. И ему действительно
срочно оформили все необходимые документы об увольнении в запас.
Он вернулся из Германии в родной Ногинск и только тут понял,
что телеграмма не ложная. Мать лежала в постели. Она не могла
ни встать, ни сесть, ни говорить. Когда немногочисленные родственники
съехались, чтобы отметить Лешкино возвращение, мы сидели за
столом, а его мама лежала и только умиротворенно улыбалась -
она, конечно, была очень рада возвращению сына. А на следующий
день тетя Лида умерла.
2.
Так Лешка остался один. После похорон мамы
он, в основном, проводил время у сестры в Электростали, часто
оставаясь у нее и на ночь. О продолжении учебы ему пришлось
забыть - надо было зарабатывать на жизнь. Он устроился слесарем
в ту же "Теплосеть", работал в котельной, снабжающей
теплом и горячей водой поселок Доможирово. И вот ко мне, словно
кипятком ошпаренный, примчался наш общий знакомый с криком:
"Беда!"
- Да что случилось-то? - спросил я.
- Лешка женится! - с ужасом сообщил он.
- Фу-ты, зараза! - у меня отлегло от сердца.
- Ты ж меня напугал...
- Да ты же не знаешь, на ком он женится! -
горячился взмыленный знакомый. - Да на ней же печатей ставить
негде!..
И он стал мне горячо рассказывать о Лешкиной
избраннице, жившей в одном подъезде с его сестрой. Он наговорил
про нее кучу всяких гадостей. Просил меня, как друга, повлиять
на Лешку, отговорить его от опрометчивого намерения жениться.
Я решил позвонить Лешке, попросил его зайти ко мне после работы.
В тот же вечер мы встретились.
- Клин клином вышибают, - сказал он. - Мне
одному тяжко. Женюсь.
- А как же любовь? - наивно спросил я. - Брак
без любви - преступление…
- Какая любовь? - удивился Лешка. - Любовь
- это в кино, в романах… А в реальной жизни есть только зов
плоти. Мне кажется, что я с Нинкой могу жить. И по характеру
она мне подходит. А что у нее с кем-то было до меня - мне до
фени...
Сестра и ее муж были категорически против этой
женитьбы, но Лешка проявил упорство. От своего намерения жениться
он не отказался. Сыграли свадьбу. Скоро у Лешки появился сын,
а затем дочь. Жизнь вставала на проторенную колею...
3.
А спустя несколько лет он влюбился в лаборантку
котельной. И понял, что любовь бывает не только в кино и книгах.
Какое-то время у них с лаборанткой развивался тайный роман.
Хотя от глаз людских и молвы, конечно, не скроешься… На жену
Лешка смотреть уже не мог. Он раздражался по любым мелочам и
часто ловил себя на мысли, что начинает глухо ненавидеть Нинку,
что ему не хочется возвращаться домой. Но ведь дома его ждала
не только жена, но и дети. Что делать? Жить ради детей с опостылевшей
женой? А любовь, как блажь, выкинуть из головы? Ведь она имеет
свойство со временем угасать...
Но блажь не проходила, любовь не угасала. Все
сильнее и нестерпимее тянуло Лешку к любимой женщине. Лаборантка
Лена была незамужней и испытывала к Лешке взаимное чувство,
но она не хотела разбивать чужую семью.
Нина, разумеется, скоро узнала о романе мужа
с лаборанткой. Да и сам Лешка уже не скрывал от нее, что любит
другую женщину. Нинка поначалу разъярилась. Мне она тогда говорила,
что подкараулит разлучницу и плеснет ей в лицо соляной кислотой.
Я, как мог, отговаривал ее от этой дурной затеи:
- Да погоди ты с соляной кислотой! Не бери
грех на душу. Хочешь, чтобы тебя посадили?
- Мне уже все равно...
- А дети с кем останутся?.. Поверь, пройдет
у Лешки эта дурь, и все станет на свои места...
Ленке тоже было не просто. Чтобы не встречаться
с Лешкой, она уволилась с работы в котельной. Она жила в деревне
Тимково и устроилась работать дояркой на местную ферму. Лешка
тоже пытался "наступить на горло" своей любви. Даже
пробовал пить, но водка только усиливала его душевную боль.
Он собственными руками душил свою любовь, топил ее в алкоголе,
а она сопротивлялась, молила о пощаде.
В то время Лешка помогал мне ремонтировать
квартиру. Ремонт в будние и выходные дни мы затягивали допоздна,
обычно завершая их выпивкой. И за бутылкой грузинского коньяка
он признался мне, что недавно чуть не застрелился. У Лешки от
отца осталась охотничья двухстволка. Изрядно захмелевший, он
домой от меня вернулся поздно. Жена и дети уже спали. Лешка
вспомнил Ленку, и тоска стиснула его виски, словно тиски. Невыносимое
состояние. Он неторопливо разделся. Достал из кладовки отцовское
ружье. Вставил в него два патрона. Медленно прошел на кухню.
Сел на табуретку. Вставил в рот стволы и стал пальцами ног нащупывать
курки. Неудобно как-то было. И, слава Богу, на курки он так
и не нажал. Хоть и был во хмелю, но разум все-таки не потерял.
- Надо это ружье у тебя забрать, - сказал я.
- От греха подальше...
- Да я сам, когда утром очухался и понял, что
чуть было не застрелился, взял ружье на работу и в тот же день
обменял его на овечий тулуп, - сказал Лешка.
И все-таки через полгода Лешка не выдержал
и ушел из семьи, оставив жене двухкомнатную квартиру, мебель
и всю обстановку, доставшуюся ему еще от родителей. Взял с собой
только чемодан с личными вещами. Уехал к Ленке в деревню. И
та его приняла. Он стал работать на молочно-товарной ферме кормачом
и слесарем. Так он, городской житель, стал селянином...
4.
После
развода с первой женой, Лешка платил на двух детей алименты
и поначалу довольно часто посещал их. Нина не возражала. Она,
конечно, сильно страдала после ухода мужа, была на него очень
озлоблена, но с детьми видеться разрешала. Более того, она какое-то
время надеялась, что Лешка, быть может, еще одумается и вернется
к ней, к детям. И она была готова его простить... Да и Лешка
мне в это время признался:
- Врагу своему злейшему не пожелаю от детей
собственных уйти. Знаешь, как сердце за них щемит?
Однако скоро и вторая жена родила ему сына,
затем дочку, а потом еще сына. Так Лешка стал отцом пятерых
детей.
Ленке от дяди достался по наследству просторный
бревенчатый дом, в котором они поначалу и жили. А когда в совхозе
развернулось строительство коттеджей им, как многодетной семье,
выдели двухэтажный панельный домик. Жизнь, как говорится, шла
своим непредсказуемым чередом...
Однажды, навестив их, я застал Ленку в слезах.
Оказалось, что их старший сын серьезно болен. Он перенес грипп
и получил какое-то осложнение на голову. Его направили на лечение
в московский специализированный институт. Однако врачи тогда
не могли точно сказать: выживет ли он? Вот поэтому и плакала
Ленка… Не знаю, быть может столичные медики и научные светила
сделали все возможное для того, чтобы спасти жизнь ребенку,
но говорить он не мог и разум у него помутился. Короче, мальчик
с тех пор стал инвалидом. Сейчас ему уже девятнадцать. Он не
ходил ни в сад, ни в школу. И до сих пор не может говорить...
5.
Так получилось, что я все реже и реже навещал
их, хотя мы живем в одном районе Подмосковья. Жизненная суета
засасывает и друзей иногда не видишь годами. Новости о Лешке
я узнавал от одного общего знакомого, который работает в "Теплосети",
а живет с ним в одной деревне. В первые перестроечные годы Лешка
организовал какой-то сельскохозяйственный кооператив по выращиванию
и откорму бычков, но что-то там у них не заладилось, и он снова
с женой вернулся работать в совхоз. До меня доходили лишь нерадостные
вести, что Лешка сломал ногу и теперь в гипсе. А позднее я узнал,
что он перенес инфаркт, потом второй, третий...
Каюсь, я не видел Лешку уже лет десять. Мы
с двумя его товарищами, с которыми он в советские времена калымил
на строительных шабашках, не раз собирались его навестить, но
наш визит по разным обстоятельствам все откладывался. И только
субботним вечером в конце апреля, отложив все дела, мы покатили
к нему...
Теперь совхоз имени Горького, преобразованный
в годы перестройки в акционерное общество, находится в состоянии
банкротства и на глазах хиреет. Из десяти молочно-товарных ферм
функционируют только две, где сейчас сосредоточены остатки некогда
большого дойного стада. А на ферме, где когда-то работали Ленка
и Лешка, где находилось около тысячи голов крупного рогатого
скота, лишь ветер гуляет по пустым животноводческим помещениям.
И даже проволоку, ограждающую эти дворы, кто-то недавно срезал
и увез. Смотреть на такой разор и запустение - одно расстройство.
Тягостное впечатление на меня произвела и некогда оживленная
деревня. Раньше в ней было много молодежи. По выходным в сельском
клубе устраивались танцы. А теперь деревня казалась пустой,
полувымершей. Лишь в отдельных дворах светились окна и, оглашая
округу, лаяли на городских чужаков собаки.
Лешка встретил нас в теплом бушлате возле бани,
над трубой которой вился сизый дымок. Он нас не сразу узнал,
обрадовался... Мы прошли в дом. Жена его засуетилась, стала
хлопотать на кухне, накрывая на стол.
Лешка не знал, что я снова работаю в "ЯБЛОКЕ".
Раньше я передавал ему с оказией газеты "Яблоко Подмосковья"
и "Яблоко России", а теперь привез несколько экземпляров
последних выпусков нашего партийного бюллетеня. Он их с интересом
стал разглядывать и расспрашивать меня о "ЯБЛОКЕ".
Лешка никогда не жаловал ни коммунистов, ни Ельцина. Оказывается,
он давно симпатизирует Явлинскому и с 1995 года на выборах голосует
за него и "ЯБЛОКО". Как все умные люди, он не нуждался
в какой-то специальной агитации, а нутром чувствовал, кому следует
отдать свой голос...
Мы просидели за столом часа четыре, вспомнили
былые годы. Раньше мы чаще говорили о своей работе, о женщинах,
а теперь все больше о пристающих к нам болезнях, о сегодняшней
российской беде, когда народа мрет больше, чем рождается. А
ведь вроде бы и не война...
Лешка сетовал на то, что односельчане, бывшие
работники совхоза, совсем обленились и не только коров не держат,
но и картофель не все для себя выращивают. Многие спиваются
- глушат горькую по-черному. Да и молодежь ничем не интересуется
и тоже ханку глушит. У меня он поинтересовался: скоро ли земля
будет в частную собственность передаваться? И что тогда? Где
им двух коров и телок пасти?..
Лешка получает по инвалидности пенсию - 1400
рублей. Спасает личное подворье. Только от продажи молока односельчанам
и дачникам, которое его жена и дочь надаивают от двух своих
буренок, они выручают по 500 рублей в день...
Засиделись мы за полночь. Благо, что на следующий
день был выходной. Лешка и Ленка вышли нас проводить к машине.
Приглашали заезжать к ним еще... А я поймал при расставании
пронзительный Лешкин взгляд и мне стало как-то не по себе. Он
словно прощался с нами. Свидимся ли еще?
Виталий ПОПОВ,
член Союза журналистов России,
Московская обл.
Фото Николая АНДРЮШОВА
