Пару недель назад министру природных ресурсов РФ Виталию Артюхову удалось небывалое. Все знали, что когда государство кого-то травит, то, участвуя в травле, невозможно перестараться – самая оглушительная глупость и самая беспардонная несправедливость будут приняты как должное. Однако обещание Артюхова «превентивно» отобрать у ЮКОСа лицензии на пользование недрами (на том основании, что арест крупного пакета акций резко снизил финансовые возможности компании) заставило публично поморщиться главу государства, который, как, видимо, показалось Артюхову, должен был прийти в восторг от инициативы МПР. Журналисты же в своих комментариях вспомнили, что МПР уже месяц грозит ЮКОСу проверками, а организованная им федеральная экологическая экспертиза еще в июле дала отрицательное заключение на заявленный опальной компанией проект магистрального нефтепровода Ангарск–Дацин.

Но если «превентивный» отзыв лицензии, похоже, изобретен специально для ЮКОСа, то обещанные тотальные проверки и внезапная строптивость федеральной экспертизы (до недавних пор исправно утверждавшей все масштабные нефтяные проекты) касаются куда более широкого круга хозяйствующих субъектов. Например, вместе с юкосовской трубой был отклонен и проект нефтепровода Ангарск–Приморье, детище компании «Транснефть», в чьей лояльности Кремлю сомневаться не приходится. И специальное управление по мониторингу выполнения условий лицензий (об учреждении которого МПР объявило около месяца назад) создается тоже не ради одного ЮКОСа. Во всяком случае, еще до конца года комплексная проверка такого рода ждет проект «Сахалин-1», главным акционером которого является ExxonMobil, а затем и «Сахалин-2», управляемый Royal Dutch/Shell. Оба проекта претендуют на первое место по прямым иностранным инвестициям в российскую экономику (подробнее см. «Журнал» №91), а их операторы никогда не были замечены в каких-либо внутрироссийских политических играх. В перспективе же министерство намеревается проверить вообще всех крупных недропользователей. В это нетрудно поверить, наблюдая неожиданное рвение МПР в деле соблюдения правил природопользования и природоохранного законодательства. После ликвидации в мае 2000 г. самостоятельного федерального природоохранного ведомства – Госкомэкологии – активность экологического контроля в стране год от года падала. Однако в последние несколько месяцев МПР словно бы вдруг проснулось и взялось наводить порядок. Территориальный орган МПР в Приволжском федеральном округе предписал остановить работы по расчистке ложа Юмагузинского водохранилища в Башкирии, строительство которого нарушает целый ряд законов и содержит признаки уголовного преступления. Предписания об остановке работ удостоено и строительство метанолового терминала в Азове, а компании «ЛУКОЙЛ-Калининградморнефть» велено прекратить эксплуатацию площадки временного хранения оборудования, загрязненного радиоактивными веществами, как не прошедшей экологическую экспертизу. Руководители строительства аммиачного терминала «Железный Рог» на Таманском полуострове подпали даже под уголовное дело, возбужденное прокуратурой Темрюкского района. Картину портит маленькая деталь: ни в одном из перечисленных случаев министерские предписания не возымели действия. Дирекция строительства Юмагузинского водохранилища даже не сочла нужным сообщить подрядчикам-леспромхозам о получении такого предписания. Так что «запрещенная» вырубка леса в зоне будущего затопления продолжается по сей день. Ну ладно, Башкирия – регион с особым правовым климатом, а юмагузинский проект пользуется личным благоволением Муртазы Рахимова. Но повторные проверки в Калининграде и Азове показали, что там тоже никто не спешит выполнять предписания. Как и под Таманью, где именно злостное неисполнение требований органов государственного управления стало основанием для возбуждения уголовного дела. Что, впрочем, тоже не остановило строительства терминала. Обо всем этом федеральному министерству сообщали и отдельные активные граждане, и общественные организации, и специально созданные им самим комиссии. О вопиющем игнорировании всякой законности на юмагузинской стройке заместителю министра Александру Поволоцкому (тому самому, который оповестил мир о грядущих массовых проверках) писал даже его коллега – другой заместитель министра Кирилл Янков. Однако никакой реакции МПР заметить так и не удалось.

БОРЬБА ЗА СУЩЕСТВОВАНИЕ

Складывается впечатление, что главной задачей всех этих безоглядных проверок является демонстрация активности и принципиальности министерства. Тем более что ему сейчас самое время продемонстрировать эти замечательные качества. Как уже говорилось, три с половиной года назад в России было ликвидировано федеральное природоохранное ведомство. Авторы этой затеи даже не очень скрывали, что главная ее цель – быстро и резко повысить инвестиционную привлекательность страны. Дескать, повышать ее обычным путем – уменьшая коррупцию и «административную ренту», повышая эффективность госаппарата, формируя нормальную правовую среду и правоприменительную практику, гарантируя права собственников, – сложно, дорого, задевает интересы многих влиятельных групп, а главное – уж очень долго. Ни в один, ни в два президентских срока не уложиться. Зато можно исключить из себестоимости производимой в России продукции значительную часть экологических издержек. Проще говоря – разрешить не платить за ущерб окружающей среде. И тогда инвесторы, замученные в собственных странах непомерно высокими экологическими стандартами, выстроятся в очередь у наших дверей. Мы одним махом обойдем наших главных конкурентов – страны Восточной Европы, которые твердо намерены вступить в Евросоюз и потому не могут снижать требования к чистоте производства. А мы – можем. У нас страна большая, в нее много грязи поместится... Через три года стало ясно, что страна, сполна заплатив все связанные с такой стратегией издержки (ухудшение экологических показателей и качества среды обитания, недополучение средств от экологических платежей, расширение криминального природопользования и т.д.), не получила никаких обещанных выгод. Никто не собирается ни инвестировать в наши грязные производства, ни выводить сюда собственные. Не подписано ни одного нового контракта на переработку отработанного ядерного топлива, ради возможности которой власть пошла на прямой конфликт с мнением общества. И самое главное – новая стратегия еще больше усилила ресурсно-сырьевой перекос национальной экономики, закрепила технологическую отсталость российских производителей и позволила вновь отложить радикальную реформу государственного аппарата. То есть достигла результатов, прямо противоположных декларированным. К началу этого года волна разочарования в стратегии «грязного подъема» достигла высшего руководства страны. В феврале президент поручил правительству «в рамках подготовки предложений по административной реформе рассмотреть вопрос о целесообразности создания федерального органа исполнительной власти в сфере экологической безопасности и охраны окружающей среды». Одно такое поручение, данное сразу после разгрома Госкомэкологии, уже закончилось стандартной отпиской. Однако ссылка на административную реформу означала, что поручение не может быть спущено по обычной бюрократической цепочке премьер – профильный вице-премьер – министр природных ресурсов, а переходит в компетенцию ведомства Германа Грефа. В рабочих группах МЭРТ, включавших в себя и экспертов-общественников, идея начала приобретать вполне конкретные очертания. Самостоятельный «экологический надзор» присутствовал и в проектах, подготовленных группами Игоря Шувалова и Александра Шохина. Последняя, кстати, работала по заказу РСПП: крупные и успешные российские компании уже начали ощущать отсутствие экологических рамок не как льготу, а как помеху в борьбе за инвестиции и наиболее привлекательные рынки. В июне президиум Госсовета (структуры сугубо церемониальной и именно поэтому не обсуждающей нерешенных вопросов) уже прямо высказался за воссоздание природоохранного органа. Примерно с этого момента и начинается судорожная активность МПР в области контроля и экспертизы. Логика ясна: надо срочно, пока еще не принято окончательное решение, доказать, что министерство успешно справляется с контролем в области природопользования, последовательно отстаивает интересы общества, не боится ни отечественных олигархов, ни транснациональных монстров. И потому нет никакой надобности отбирать у него столь хорошо исполняемые функции. В свете сказанного становится ясным полное безразличие министерства к выполнению разосланных предписаний. Как и то, что доступ частным лицам и общественным организациям к информации о проверках и экспертизах, а тем более к работе самих комиссий сегодня еще труднее, чем до начала кампании. Органы и службы МПР изобретают собственные трактовки действующих законов либо просто не отвечают на запросы. На первый взгляд, если все это пиар-акции, какой смысл скрывать их от общественности? На самом деле все логично: этот пиар адресован не обществу, а начальству. А ему информацию нужно давать строго дозированно, и главное – не допускать ее открытого обсуждения. Тем не менее успешная работа ведомства предполагает непременный «диалог с общественностью». Для изображения такового на этой неделе проходит III Всероссийский съезд по охране природы, участвовать в котором наряду со штатными сотрудниками самого министерства и ручной общественностью приглашены также и наиболее авторитетные неправительственные экологические организации. Практически все они отнеслись к этой затее с опаской, иные (в том числе Социально-экологический союз, объединяющий большую часть российского «зеленого» движения) от участия в ней отказались. Но те, что приняли приглашение, были поражены равнодушием руководителей МПР к персональному составу делегатов, направленности выступлений, проектам итоговых документов и прочим содержательным сторонам мероприятия. Между тем удивляться нечему: министерству важен сам факт проведения съезда, его представительность, участие в нем реальной общественности. А уж кто там что скажет и даже что будет записано в резолюциях – дело десятое. Впиши туда хоть требование физической ликвидации руководства МПР – это все равно не будет противоречить формулам типа «обмен мнениями о путях совершенствования природоохранной работы».

ПРОТИВОЕСТЕСТВЕННЫЙ ОТБОР

Разумеется, подобные аппаратные уловки отлично известны каждому из немногочисленных адресатов этой своеобразной пиар-кампании и никого не могли бы обмануть. Тем не менее избранная руководством МПР тактика имеет неплохие шансы на успех. Уже давно замечено, что отношение политического руководства России (и шире – российской управленческой элиты) к иностранным инвестициям весьма двусмысленно. Вроде бы все не только говорят, но и в самом деле понимают, что инвестиции стране нужны. В то же время все уже убедились, что инвестор почему-то никогда не соглашается дать деньги и больше ни во что не вмешиваться. А если он участвует в управлении проектом, то ему уже невозможно объяснить, скажем, необходимость отстегивать не проходящие ни по какой бухгалтерии суммы на избирательную кампанию какой-то «Единой России». И «маски-шоу» к нему в Лондон или Амстердам не пришлешь. Но с третьей стороны, после всего, что наговорено о привлечении инвестиций, просто отказаться от них тоже невозможно. И вот тут не по разуму усердное ведомство может стать неоценимым инструментом для отсева нежелательных инвесторов. В самом деле, нельзя же требовать от государства, чтобы оно ради экономической выгоды закрыло глаза на нарушения закона! Тем более что закон в данном случае защищает окружающую среду, а всем известно, что транснациональные корпорации так и норовят на кривой козе обойти экологические требования... Корпорации и в самом деле стремятся минимизировать экологические издержки – как и любые другие. И управляемые ими проекты в России не исключение: их операторы постоянно норовят применить технологии подешевле и нормативы поснисходительнее. Те же Shell и Exxon долго доказывали абсолютную техническую невозможность «нулевого сброса» при бурении на шельфе – дескать, геологическое строение морского дна не позволяет закачивать отработанные буровые растворы в пласт. Сегодня выясняется, что строение-то позволяет, только это стоит дороже. В общем, есть что выявлять и пресекать. Но западному менеджеру даже в голову не придет, имея на руках предписание полномочного государственного органа о приостановке работ, продолжать их как ни в чем не бывало. Если проверки и приостановки будут слишком частыми, компания просто плюнет и уйдет. И не надо строить иллюзий – если Shell и Exxon уйдут с сахалинского шельфа, это не значит, что нефть в море добывать вообще не будут. Это значит, что добывать ее там будет, скажем, «Роснефть». С «нормативными утечками» из трубопроводов (если труба прокачивает миллион тонн, то десять тысяч можно пролить, и это не будет считаться аварией), олимпийским равнодушием к писаному праву и обостренной чуткостью к нуждам власти. Между прочим, во время всей эпопеи ЮКОСа правительство Бурятии спокойно продолжало работу по «уточнению границ» Тункинского национального парка – то есть выведению из его состава трассы проектируемого магистрального нефтепровода. Поскольку уверено, что нитку по этой трассе рано или поздно потянут – не ЮКОС, так кто-нибудь более покладистый. Что бы там ни решала федеральная экспертиза... То есть, если называть вещи своими именами, министерская игра в принципиальность может стать фактором своеобразного перераспределения российских природных ресурсов в пользу наиболее непрозрачных и экологически безответственных отечественных компаний.

18.11.2003