Полицейское государство — это не то государство, где полицию можно увидеть на каждом углу.

Полицейское государство — это государство, где никакой власти, кроме полицейской, нет и не может быть.

Государство, где полиция стоит над законом.

Где полиция решает, где гражданину позволено жить, работать и каким имуществом владеть.

Где суды принимают решения, основываясь исключительно на мнении полиции.

Где пресса и телевидение сообщают только точку зрения полиции.

Где полиция не защищает граждан, а является для них главным источником опасности.

Где искать защиты от полиции бесполезно.

Такое государство у нас уже было. Теперь оно вернулось.

Сомневаться, что за всем, что случилось с Михаилом Ходорковским, стоит Владимир Путин, невозможно.

И не только потому, что почерк происшедшего хорошо знаком российским диссидентам, знающим наизусть все признаки типичной «гэбэшной» операции — с обязательной ложью, провокациями и лицемерием. Но и потому, что сегодня в стране ничего существенного без ведома президента действительно не происходит.

Случившееся — не исключение, а правило.

И совершенно неважно, проводилась ли спецоперация «25 октября» по прямому указанию президента или по его тонкому намеку. В конце концов, письменных указаний уничтожить НТВ или арестовать Гусинского он тоже не давал.

Президент, воспитанный в тайной полиции, мог построить только полицейское государство. Ничему другому его просто не учили: в итоге обязательно должен был получиться пулемет.

Один из традиционно заискивающих перед властью комментаторов как-то договорился до сравнения Путина с доном Руматой из повести «Трудно быть богом» братьев Стругацких. Мол, президент, как земной разведчик на далекой планете, героически выполняет свою миссию «посланца будущего» в косной системе российской власти, отчаянно пытаясь перестроить ее на современный лад.

Думается, Владимир Владимирович куда ближе к иному герою Стругацких из той же книги — к «главе министерства охраны короны» и будущему диктатору дону Рэбе.

И еще ближе к другому персонажу — правда, уже не литературному.

«Я увидел реформатора великой страны — худощавого, небольшого роста, энергичного, с огромной работоспособностью, откровенного, скромного, с большим чувством юмора, простого в общении, очень быстро устанавливающего связь, интимность между собой и слушателями, апеллирующего к здравому смыслу людей, принимающего к сердцу судьбу каждого человека, делающего все, чтобы экономика и благосостояние людей неуклонно возрастали, бескомпромиссного борца с международным терроризмом и даже отрицательно относящегося к созданию собственного культа личности…».

Это написано не сейчас.

Это написано давно.

Это Лион Фейхтвангер об Иосифе Сталине — «Москва. 1937»…

Кстати, этот персонаж тоже никогда не сомневался в правоте решений об очередном аресте. Слова, правда, были чуть другие: «у нас зря не сажают», «органы не ошибаются»…

На это сходство стоит обратить внимание и тем, кто сейчас бурно радуется происходящему, и тем, кто считает, что их-то это не касается. Ведь в свое время те, кто радовался первой волне арестов, вскоре попали под вторую. А те, кто считал, что их это не касается, вскоре убедились в обратном…

В упомянутой повести «Трудно быть богом» есть знаменательный диалог дона Руматы и кузнеца:

«— Я так полагаю, что приспособимся. Я полагаю, главное — никого не трогай, и тебя не тронут, а?

Румата покачал головой.

— Ну нет, — сказал он. — Кто не трогает, тех больше всего и режут».

В свое время в программе «Куклы» прозвучала блистательная реплика: «У нас тут все бандиты, но которые в форме — те называются правоохранительными органами».

В нормальном обществе происходящее сейчас было бы воспринято гражданами как сигнал крайней опасности. Ведь если защитить себя от полиции не может один из самых влиятельных людей в стране — значит, безопасность остальных и вовсе ничем не гарантирована.

Но в путинской России подавляющее большинство людей и так знает, что ничем не защищено от произвола власти.

Хотят ли они жить так и дальше? На этот вопрос скоро придется ответить. 5 марта 2004 года.

На выборах президента.