Ежегодная Научная Конференция РЭШ
"Преобразование государственного сектора в экономике переходного периода"
("Russian economic and political institutions in transition")


План лекции

• Предварительные замечания
• Введение
• Генезис современного российского капитализма: реформы 90-х годов и их исторический фон
• Нынешняя хозяйственная и политическая система России: сущность и характеристика
• Возможности и пределы системы
• Условия и перспективы
• Выводы и постановка исследовательских задач

***

Предварительные замечания


Благодарю за приглашение выступить в Российской Экономической Школе. Я считаю вашу школу, пожалуй, самой значительной экономической школой в России. Мне приятно, что вас хорошо знают и в мире. Выпускники школы отлично зарекомендовали себя в ведущих научных центрах Европы и Северной Америки.

На минувшей неделе в российских газетах появилось сообщение: "предчувствие банковского кризиса, о котором в кулуарах любят поговорить финансисты, обрело "научную" основу. Рейтинговое агентство "Standart and Poor's" считает 50 - 75% кредитов финансового сектора экономики России потенциально проблемными, равно как и в предкризисное время". Профессиональная пресса сделала очевидный вывод: риски российской банковской системы не снизились с 1998 г.

Что же это за экономическая система и что это за экономическая политика, при которой, начиная с начала 90-х и по сегодняшний день, важнейшие структурные элементы экономики находятся в состоянии, характерном для преддверия общенационального экономического дефолта?

Обсуждению этой темы и посвящена сегодняшняя лекция.

По роду моей основной деятельности мне всегда настоятельно рекомендуют при публичных выступлениях говорить, во-первых, коротко, во-вторых, только простыми словами.

Так вот, сегодня - это не будет коротко. Организаторы просили выступить в пределах одного часа тридцати минут, но, наверное, реально получится не менее двух часов. И уж точно не простыми словами. Редко удается выступать перед столь квалифицированной аудиторией, как ваша, да еще и в Российской Академии Наук. Так что я заранее прошу меня извинить за столь объемную по времени лекцию и набраться терпения. Моим оправданием является, прежде всего, сложность предмета и его существенность для будущего нашей страны.

Исследования этой проблемы были начаты нами в 1990 г. и первый научный доклад был сделан в 1993 г. На семинаре профессора Эллмана на факультете экономики Амстердамского университета, потом опубликован в журнале "Comparative Economics", а в 1995 году в России вышла работа "Уроки экономической реформы". В 2000 году новые результаты исследований теории вопроса и ее экономико-математическое и статистическое моделирование были изложены в специальной монографии , опубликованной "Princenton University Press", более 2-х лет публиковались рецензии в американских и европейских специальных изданиях, шла дискуссия. Полгода назад нами была опубликована работа под названием "Демодернизация", раскрывающая политический аспект проблемы.

Мы опираемся на стандартную статистическую базу и официальные данные, а также на собственные расчеты. В целом для выводов, которые мы делаем, имеющейся статистической базы и ее производных в основном достаточно.

Лекция посвящена болезненным проблемам, большинство из которых остаются вне пристального внимания экономистов. Поэтому в ней немало критических замечаний, которым я в данном случае просил бы не предавать политического значения.

В одном выступлении, даже таком продолжительном, я не претендую на исчерпывающий анализ, а, кроме того, не ставлю задачу изложить рецепты.

Прежде, чем начать, хочу поблагодарить всех, кто уже тринадцать лет участвует в этой работе: Алексея Михайлова, Сергея Брагинского, Сергея Иваненко, Виталия Швыдко, Михаила Задорнова, Алексея Мельникова, Сергея Дона, Виктора Когана-Ясного, Андрея Пионтковского.


Введение

В принципе говорить об экономике и экономической политике в России можно сколь угодно много. Эта тема очень обширная и достаточно благодарная в том смысле, что на ее примере можно иллюстрировать и делать предметом дискуссий самые различные гипотезы и положения. Однако сегодня я предполагаю в своем выступлении в пределах отведенного мне регламентом времени остановиться только на одном аспекте, который, пожалуй, мне наиболее близок в плане моего личного опыта и моих интересов. А именно, я бы хотел сосредоточить свое и ваше внимание на политэкономическом аспекте того, что в последние двенадцать лет происходило и продолжает происходить с российской экономикой и тем, что за ней стоит (а это жизнь нашего общества в целом), и может произойти в ближайшей исторической перспективе.

Вначале я полагал бы полезным еще раз обратиться к опыту десятилетия 1990-х годов и политики, которая проводилась все это время сменявшими друг друга "рыночными" правительствами, попытаться оценить, что именно из задуманного не получилось и почему, и в чем, собственно, причины того, что спустя довольно длительное время после начала реформ мы имеем в стране общественно-экономическую систему, принципиально отличающуюся от модели, взятой в свое время в качестве ориентира. Во второй части выступления я бы позволил себе подробнее остановиться на характеристике системы, которую мы общими усилиями у себя в стране построили, а затем попытаться взглянуть на нее с точки зрения того, какие возможности она предоставляет и какие ограничения накладывает на экономическое и социальное развитие страны. Наконец, в последней части я хотел бы попытаться оценить наши перспективы, исходя из возможностей сложившейся у нас системы и тех условий, прежде всего глобального свойства, в которые Россия сегодня оказалась поставленной.

Генезис современного российского капитализма: реформы 90-х годов и их исторический фон

Цели реформ и их результаты: что не получилось?

Говоря о десятилетии, которое в общественном сознании устойчиво ассоциируется с понятием "рыночные реформы", прежде всего необходимо признать, что экономические реформы (или, во всяком случае, то, что за них выдавалось) привели к результату, отличному от общественных ожиданий, а также от целей, провозглашавшихся инициаторами и сторонниками общественных перемен. В данном случае я не имею в виду количественные параметры - темпы экономического роста, инфляцию, уровень и качество потребления и т.п., хотя и они, безусловно, имеют важное общественное значение. Все же более важными мне представляются качественные задачи и цели, в первую очередь создание в стране новой социально-экономической системы, поскольку в долгосрочном плане именно она, эта система, определяет и степень динамизма экономики, и уровень жизни населения, и перспективы решения основных общественных и экономических проблем.

Так вот, экономическая система в России в результате реформ 1990-х годов, безусловно, кардинально изменилась по сравнению с советским периодом. В то же время сформировавшаяся новая система коренным образом отличается не только от советского планового хозяйства, но и от первоначально провозглашенных целей и ориентиров. В принципе, то, что при реформировании экономики реальность может в итоге отличаться от первоначальных планов - нормально и естественно. В конце концов, экономика - это не физика, и точное прогнозирование, не говоря уже о планировании, здесь в принципе невозможно. Проблема - в том (и я на этом настаиваю), что в нашем случае расхождения имеют очень глубокий, принципиальный характер.

Что первоначально задумывалось - общеизвестно: конкурентная рыночная экономика с ясными и прозрачными правилами игры, обеспечивающая эффективное распределение и использование ресурсов, быстрый и устойчивый экономический рост, равновесие в отношениях с внешним миром при разумной степени открытости экономики и стабильную финансовую систему, включающую в себя прочную бюджетную систему, устойчивую полноценную национальную валюту и динамичный банковский сектор. Разумеется, реализация этой цели предполагала определенную этапность - не все и не всегда должно было получиться быстро и с первой попытки, но в целом уже в течение нескольких лет предполагалось сформировать прочные основы для экономики вышеописанного типа.

Что же получилось? Подробнее мы это сформулируем чуть позже, а пока можно сказать - возникла система принципиально иного характера, в которой в масштабе экономики в целом не была реализована ни одна из названных основных характеристик. В стране не сложились условия для эффективной внутри- и межотраслевой конкуренции; не создан механизм рыночной концентрации и накопления капитала у эффективных фирм; не сформировался необходимый набор стимулов для эффективного производительного использования ресурсов; не выстроена система прозрачных и соблюдаемых всеми основными участниками правил экономической игры. Я назвал здесь только самые базисные вещи - вообще же список нереализованных условий может быть очень длинным. Так, в российской экономике по большому счету отсутствует механизм стимулирования эффективного роста: в течение пяти лет после начала реформ в экономике наблюдался спад производства, но и после его окончания механизм роста работает слабо и дает постоянные сбои. Структура хозяйства (как отраслевая, так и структура используемых ресурсов) не только не улучшается, но и, в качестве тенденции, скорее регрессирует. Доля накопления осталась на очень низком для растущего хозяйства уровне (порядка 20%), а размер инвестиций, которые экономика способна генерировать и переварить, - более чем скромным. В стране так и не сформировалась ни полноценная национальная денежная система (не секрет, что рубль сегодня выполняет функции скорее вспомогательной, чем единственной или хотя бы основной денежной единицы), ни банковская система, способная выполнять свою главную функцию - финансировать эффективные инвестиции.

Сравнение нынешней экономической системы с советской плановой экономикой в научном отношении, с моей точки зрения, бессмысленно. Уход от советской системы есть сам по себе жизненно важный, громадный исторический шаг вперед. Прежде всего, мы избавились от удушающей атмосферы тоталитарного госудаства, и те проблемы и неудачи, с которыми мы сегодня сталкиваемся, являются предметом общественного внимания и обсуждения. Мы покончили с всеобщей экономической и личной зависимостью от государства, получили возможность независимой хозяйственной деятельности и, по крайней мере, декларировали весомый набор гражданских и личных свобод, включая свободу слова, совести, выбора рода занятий и места жительства, свободу передвижения и право на собственность и многое другое. В экономической сфере мы получили основы рыночной экономики, включая институт частной собственности и ограниченный по сфере действия, но тем не менее - механизм конкуренции.

В связи с характеристикой, которую мы дали современной российской политико-экономической системе возникает два важных вопроса. Во-первых, насколько устойчивой и, по большому счету, жизнеспособной является сложившаяся система отношений, а во-вторых, каковы ее потенциальные возможности и пределы?

Нынешний российский капитализм как устойчивая самовоспроизводящая система

Относительно первого вопроса существует мнение, разделяемое, правда, главным образом левыми политиками и экономистами, что сложившаяся система крайне неустойчива, держится исключительно на обмане и силе инерции, а также неких духовных ресурсах советского периода, и вообще, как говорил в свое время Владимир Ульянов о самодержавии, "стена, да гнилая. Ткни - и развалится". На наш взгляд, это далеко не так.

Во-первых, при кажущейся эклектичности в ней есть, как я выше пытался показать, железная внутренняя логика. Почти каждый ее элемент дополняется и поддерживается другими, и все вместе они обеспечивают то, что система работает, и ее функционированию по большому счету ничто и никто не мешает.

Во-вторых, система обладает внутренней устойчивостью, она способна не только к самовоспроизводству, но и к определенному прогрессу. Она не только допускает рост экономики - относительные успехи в экономической области в последние три-четыре года могут служить тому свидетельством - но и способна к определенному саморазвитию, ликвидации "узких мест" и наведению порядка в некоторых критически важных сферах и областях.

В-третьих, через формирование значительного слоя влиятельных людей и групп, тем или иным образом извлекающих из нее немалую личную выгоду, система получила собственную, и притом весьма надежную социальную опору.

Речь здесь идет не только о высшем слое государственных чиновников или пресловутых "олигархах" - старых и новых. В группы, так или иначе извлекающие из существующего порядка вещей незаслуженно высокие доходы и, следовательно, заинтересованная в его сохранении, попадает практически вся нынешняя российская элита. Это чиновники, способные получать мзду за выгодные другим группам экономические и политические решения. Это практически весь крупный бизнес, способный эту мзду платить и получать в результате монопольный доход, в десятки раз превышающий ее размер. Это профессиональные политики, выступающие в роли посредников между теми и другими. Это верхушка правоохранительных органов, контролирующая силовой аппарат, способный, с одной стороны, прикрыть бизнес от "внесистемного" криминала, а с другой - самому выступать в роли вымогателя - своего рода "внутрисистемного" криминала. Наконец, это и руководители средств массовой информации, которые, с одной стороны, обеспечивают системе в целом идеологическое прикрытие, а с другой - играют на противоречиях внутри самой элиты, извлекая из этого немалую корпоративную и личную выгоду.

Понятно, что при такой универсальной завязанности интересов на сложившейся порочной по своей сути системе российская элита просто не может разрушить ее без прямого или косвенного ущерба для себя, даже осознавая ее ущербность и, в конечном счете, историческую тупиковость.

Однако все вышесказаное необходимо соотнести с ответом на второй вопрос, который я упомянул в начале этой части своего выступления - вопрос о возможностях этой системы обеспечивать долгосрочный экономический рост, и о пределах этих возможностей. И здесь позвольте мне еще раз обратиться к оценке опыта экономического роста последних трех-четырех лет.

Возможности системы обеспечивать экономический рост - опыт последних лет

Количественный рост

Большей частью о нем принято отзываться в позитивном ключе, и я не могу сказать, что для этого нет никаких оснований. Отрицать заметные улучшения, произошедшие после известных событий 1998 г., было бы неправильно. Действительно, впервые после продолжавшихся почти целое десятилетие экономического спада и депрессии экономика демонстрирует достаточно устойчивый рост. Прирост ВВП за последние три года составил 19%, а к кризисному 1998 г. -почти 25%. Произошло заметное повышение уровня реальных доходов населения и потребительского спроса. Усилился оптимизм инвесторов как в экспортном секторе экономики, так и в некоторых обрабатывающих отраслях. Экспорт вот уже третий год превышает сто миллиардов долларов, обеспечивая крупное активное сальдо торгового и платежного балансов и нормализацию расчетов по внешнему долгу, а также относительную стабильность курса национальной валюты.

Существенное улучшение экономических показателей последних лет экономисты и политики обычно объясняют девальвацией рубля и высокими ценами на нефть. Это в принципе верно: толчок действительно дали обстоятельства, которые можно назвать исключительными - быстрое обесценение рубля в конце 1998г.-начале 1999 г. (в три-четыре раза в течение считанных месяцев) и почти трехкратный рост мировых цен на нефть в течение 1999-2000гг. Вместе с тем нельзя отрицать, что и в самой российской экономической системе в последние годы произошли некоторые положительные изменения.

Некоторые качественные улучшения в самой системе

Так, ощущение определенного благополучия и относительной стабильности привело к восстановлению механизма долгосрочного инвестирования в ряде отраслей. Заметный рост доходов в экспортно-сырьевом секторе, связанный с резким увеличением мировых цен на его продукцию, позволил направить на эти цели крупные финансовые ресурсы, что дало возможность многим предприятиям, производящим продукцию инвестиционного спроса, выйти на порог рентабельности, а в ряде случаев - и самим получить значительные ресурсы для целей производственного инвестирования. В результате возник пусть и ограниченный по своим масштабам, но реально работающий фактор долгосрочного роста и расширения производства.

Одновременно рост совокупных личных доходов позволяет промышленному капиталу начать переориентацию производственной и инвестиционной активности на сектора, производящую более сложную продукцию, которая, будучи сегодня неконкурентоспособной на западных рынках, требует для своего развития и совершенствования крупных объемов внутреннего потребления.

Во многих отраслях уже произошла либо близится к завершению экономически обоснованная концентрация производства, позволившая сформировать структуры, жизнеспособные с точки зрения размера и возможностей управления - структуры, способные не просто выживать в конкурентной борьбе с зарубежными производителями, но и обеспечивать себе ресурсы для расширения и развития. Рост объемов производства и возможностей крупных предприятий, в свою очередь, создает предпосылки для реорганизации мелких и средних предприятий промышленности, которые частично переходят под прямой или косвенный контроль перспективных крупных компаний, частично - находят собственные устойчивые ниши на рынке.

Происходят также некоторые изменения в стандартах управления и деловой практике части экономических субъектов, их эволюция в сторону большего соответствия потребностям современной рыночной экономики. Волна реорганизаций, слияний и поглощений, прокатившаяся по российской экономике в эти годы, в известной мере подготовила почву для возможного становления так называемой "новой экономики" (то есть предприятий и компаний, возникших уже в постсоветский период и в силу этого не отягощенных "дорыночными" отношениями) в базисных для России промышленных отраслях.

Потребность в приобретении деловых партнеров на Западе заставляет наиболее "продвинутую" часть российского бизнеса в какой-то степени увеличивать собственную открытость и прозрачность, по меньшей мере в отношении части своего бизнеса. Фирмы, претендующие сегодня на роль "лица российского капитализма", начинают уделять все большее внимание своему публичному имиджу, стремятся уйти от наиболее одиозных форм отношений, свойственных "дикому" капитализму. Стремясь сформировать у зарубежных партнеров и у собственного населения положительный образ "нового российского капитала", нацеленного на построение в России демократической рыночной экономики, эти компании вольно или невольно вводят себя и свою практику в определенные рамки, постепенно приучаясь работать в соответствии с принятыми в развитых странах нормами и формами. Более того, некоторые из крупнейших российских компании начинают превращаться в международные как по характеру операций, так и по составу участников, что предполагает уже не только косметические, но и, в значительной части, реальные изменения в стиле и формах корпоративного управления.

В последние три года можно было также наблюдать скромный, но очевидный прогресс в формировании ряда необходимых элементов деловой инфраструктуры, в том числе кредитно-финансовой системы. Снизились некоторые виды коммерческих рисков, сделаны некоторые шаги в направлении создания цивилизованного страхового бизнеса. Резко понизилась роль, которую в экономике играли различные формы неденежных расчетов, в первую очередь бартер; для многих предприятий возросла значимость легальных финансовых потоков.

Однако, на мой взгляд, всего этого явно недостаточно, чтобы всерьез говорить о том, что страна российская экономика обеспечила себе условия для долгосрочного устойчивого роста. Более того, именно эти несомненные успехи и позитивные изменения одновременно продемонстрировали и продолжают демонстрировать нам принципиальную ограниченность потенциала существующей экономической системы.

Пределы возможностей системы

Прежде всего, это относится к количественным параметрам роста. Темпы увеличения производства и доходов с учетом низкого исходного уровня и исключительно благоприятной внешней конъюнктуры можно охарактеризовать в лучшем случае как умеренные, но никак не высокие. Но даже такой умеренный рост в силу самой природы обеспечивающих его условий является хрупким и неустойчивым. И дело здесь не только в чрезвычайно высокой зависимости экономики России от экспорта нефти и газа, а следовательно, и от цен на них на мировых рынках. Эта зависимость, о которой я подробнее скажу чуть ниже, безусловно, имеется и представляет собой очень серьезную проблему, но не меньшее значение имеют и некоторые другие факторы.

Во-первых, нынешний рост в значительной степени опирается на инфраструктурный и технологический задел, созданный еще в советский период (я имею в виду вложения, сделанные в свое время в общенацинальную транспортную сеть, электроэнергетику, разведку природных ресурсов, в систему НИОКР и др.). В 1990-е годы вложения в эти области резко сократились, но эффект их недофинансирования начинает ощущаться только сейчас и в полной мере проявится в ближайшие 5-10 лет.

Во-вторых, неспособность правительства определиться с необходимыми структурными реформами рано или поздно начнет оказывать серьезное негативное воздействие и на текущие производственные планы крупных предприятий. Неопределенность в этом вопросе допустима в течение лишь ограниченного периода времени, после чего неясность среднесрочных перспектив становится крупным препятствием для инвестиционных планов.

Наконец, и сам нынешний хозяйственный механизм, как будет показано ниже, содержит в себе серьезнейшие ограничения для роста эффективного производства. На этом я остановлюсь чуть более подробно.

Ограничители роста в нынешней хозяйственной системе

Одно из самых слабых звеньев в нынешней модели экономического роста - это отсутствие эффективного механизма накопления. Норма накопления в российской экономике по сравнению с 80-ми годами сократилась в разы. Даже на фоне инвестиционного подъема в 2000-2001 гг. ее величина составляла порядка 20%, что никак не соответствует потребностям обновления и модернизации материальной базы производства в реальном секторе экономики. Учитывая падение реального объема ВВП, сокращение абсолютной величины капитальных вложений можно оценить как четырехкратное. Тот факт, что к концу десятилетия более 2/3 инвестиций в промышленности финансировалось за счет собственных средств предприятий; что предприятия почти не привлекают средства со стороны, говорит не столько о финансовой мощи российских промышленных предприятий, сколько о скромности их инвестиционных программ и отсутствии адекватных потребностям реального сектора финансовых рынков.

Никак не компенсирует снижение объемов и изменение структуры инвестиций в основной капитал: более половины капитальных вложений в относительно благополучный период 2000-2001 гг. были произведены сырьедобывающими, главным образом экспортно-ориентированными компаниями, и узко нацелены на удовлетворение их собственных нужд. Институт финансового посредничества, который бы позволял перемещать капитал из отраслей с избыточными (над их собственными потребностями в производительном инвестировании) текущими доходами в объективно перспективные отрасли, так и не сложился, а те формы, которые этот процесс принимает при отсутствии подобного института - покупка сырьевыми компаниями предприятий в непрофильных для них секторах, то есть создание своего рода российских "чеболей" - вызывает большие сомнения в их эффективности и устойчивости.

Становится все более очевидным, что наблюдающийся в последние годы рост никак не корректирует очевидный (и в определенном смысле угрожающий) структурный перекос экономики в пользу сырьевых отраслей. Хотя непосредственно доля сырьевых отраслей в формировании российского ВВП сравнительно невеликa, именно на этот сектор, благополучие которого по объективным причинам сильно зависит от перепадов мировой конъюнктуры, приходится основная часть финансовых ресурсов, которыми располагают российские компании, денежных потоков и производственных инвестиций.

Доля этого комплекса в совокупных производственных инвестициях все эти годы была и остается заметно выше, чем в структуре производимой продукции. Так, в промышленности на электроэнергетику и экспортно-ориентированные топливно-сырьевые отрасли приходится почти 80% всех капиталовложений, а доля инвестиций в перерабатывающих отраслях - машиностроении, легкой и пищевой промышленности - не превышает 15%. Это означает, что именно сырьевые отрасли на протяжении последних трех лет играли роль своеобразного локомотива промышленного роста, создавая львиную часть инвестиционного спроса на продукцию российского машиностроения и металлообработки.

Одновременно именно этим сектором российская экономика в максимальной степени включена сегодня в мировое хозяйство. В экспорте доля продукции топливно-сырьевых отраслей (в широком смысле, включая промышленную продукцию неглубокой переработки) составляет 70% и имеет тенденцию к повышению. При этом более половины всего объема экспорта приходится на сырую нефть и природный газ. Благодаря этим отраслям в последние годы поддерживается и активное внешнеторговое сальдо, без которого было бы невозможно обслуживание крупного внешнего долга, накопленного за последние десятилетия.

В результате относительно небольшое число крупнейших компаний преимущественно сырьевого профиля начинают прямо или косвенно управлять все более значительной частью совокупных финансовых потоков в российской экономике. В сферу, так или иначе подконтрольную этим компаниям, попадают уже не только потоки, непосредственно связанные с добычей и экспортом природных ресурсов, но и задействованные в смежных или обслуживающих их секторах, а то и просто в производствах с повышенной рентабельностью, технологически никак не связанных с основным профилем деятельности этих компаний. Вокруг сырьевых компаний и на их базе окончательно консолидируется современная российская олигархия.

Одновременно сырьевой сектор превратился в крупнейший по своей значимости генератор денежных доходов населения. Помимо значительного числа работников, непосредственно занятых добычей, транспортировкой и переработкой сырья, этот сектор "кормит" довольно обширную инфраструктуру - широкий круг трудоемких производств, основным или критически важным потребителем для которых являются сам экспортно-сырьевой сектор либо занятые в нем. Увеличение либо уменьшение доходов в топливно-сырьевом секторе в сегодняшних условиях мультипликативно порождает рост или падение продаж в большом секторе производств, способных в своей сумме оказать определяющее влияние на состояние внутрихозяйственной конъюнктуры.

Наконец, этот сектор критически важен и для состояния государственных финансов. Именно здесь собирается более половины всех косвенных налогов (включая платежи за пользование природными ресурсами), которые в свою очередь обеспечивают более половины совокупных бюджетных доходов, будучи особенно важным источником доходов федерального бюджета. Кроме того, как уже было сказано выше, именно данный сектор экономики позволяет поддерживать уровень валютных поступлений, необходимый для обслуживания внешних долгов.

Структурный перекос является очень важной, но не единственной серьезной деформацией, присущей нынешнему российскому бизнесу. Как я уже говорил в предыдущей части, в силу системных ограничений российский рынок является сильно сегментированным, а возможности каждого экономического субъекта выходить на новые сегменты уже поделенного и жестко охраняемого рынка - крайне ограниченными. В ходе эволюции последних лет степень сегментированности российского рынка практически не уменьшилась. В результате в стране так и не складываются условия для организации действительно масштабного современного производства, невозможного без крупных рынков сбыта и сравнительно свободного к ним доступа. Именно по этой причине импульс, исходивший от экспортно-сырьевых отраслей, так и не породил, вопреки надеждам оптимистов, взаимоподдерживающего ускоренного роста основных промышленных отраслей. Соответственно, увеличение доходов от экспорта в недостаточной степени отражается на доходах занятых в других отраслях экономики, а рост внутреннего спроса не превращается в действительно мощную движущую силу самораскручивающегося роста.

Пределы возможностей системы и социальные проблемы

Занятость и качество рабочей силы

Экономический рост того типа, который мы наблюдали в последние три-четыре года в силу ограниченности своего механизма не решил, да и не мог решить проблему занятости. Относительно низкие официальные показатели уровня безработицы в стране не должны нас обманывать - на самом деле огромная масса трудоспособного населения в стране не только не имеет нормальной, достойно оплачиваемой работы, но и шансов получить ее до конца своей трудовой жизни. Сырьевая экономика востребует лишь малую толику тех человеческих ресурсов, которыми сегодня располагает Россия, а потребности такой экономики в квалифицированном труде вообще ничтожны в сравнении с общей численностью населения. В результате система фактически обрекает не менее половины сегодняшних россиян на полулюмпенское существование в условиях застойной безработицы и средневекового самокормления с "шести соток". Остальным же она предлагает занятость главным образом в сфере обслуживания, причем преимущественно в виде рабочих мест, не требующих особой подготовки и квалификации, а значит - малооплачиваемых и не сопровождаемых сколько-нибудь ощутимыми социальными гарантиями.

Консервация низкого уровня жизни основной массы населения и характерная для "периферийного капитализма" социальная структура

Именно по этой причине после почти четырех лет экономического роста показатели, характеризующие общественное благосостояние, остались в целом на очень низком уровне. Российский ВВП на душу населения соответствует среднему уровню для развивающихся стран и, грубо говоря, на порядок ниже среднего уровня для группы развитых стран. По официальной статистике, соотношение средних размеров зарплат и пенсий с прожиточным минимумом в последние годы практически не меняется, при этом средняя пенсия по-прежнему приблизительно на четверть ниже соответствующего прожиточного минимума.

При этом доходы распределяются крайне неравномерно. Разрыв между верхней и нижней децилями населения по уровню дохода является четырнадцатикратным и последние десять лет практически не снижается. Доля населения, которое живет в условиях абсолютной бедности, то есть испытывает затруднения с удовлетворением базовых жизненных потребностей, составляет не менее 35%.

Соответствующим образом сформировалась и социально-экономическая структура российского общества. Пять процентов населения, сумевшие "сесть" на сырьевые и финансовые потоки, образуют привилегированный экономически господствующий класс. Еще 20-25% населения - это наш "средний класс", который обязан своим относительным процветанием нынешней системе и, соответственно, является ее главной социальной опорой и защитником. Причем средний класс в этой системе представляют не инженеры, офицеры, врачи, учителя, научные работники, средние предприниматели, высококвалифицированные рабочие и фермеры, а работники сферы обслуживания, развлекательных услуг, чиновники и разного рода рантье. Остальные же 70-75% населения - это "старые" и "новые" бедные, подавляющая часть живет на уровне простого воспроизводства рабочей силы, или даже ниже. О чем, кстати, красноречиво свидетельствует ситуация как с рождаемостью (ее падение), так и смертностью, которая в большинстве российских регионов продолжает увеличиваться.

Урезание социально значимых расходов (мини-бюджет для мини-государства)

Совершенно безосновательны, на мой взгляд, восторги по поводу улучшения состояния государственных финансов. При всех разговорах о бездефицитном бюджете, о решении проблемы госдолга, о финансовом оздоровлении государства нельзя не видеть, что это "оздоровление" было достигнуто за счет отказа от жизненно важных для цивилизованного государства расходов на социальное обеспечение и здравоохранение, образование, финансирование НИОКР, поддержание базовой инфраструктуры, охрану окружающей среды и др.

В качестве лишь одного примера можно привести образование и науку. По нашим оценкам, сделанным на основе официальной российской статистики, за последние 8-9 лет общественные расходы на образование в реальном исчислении сократились в среднем на 55%, а рост частных расходов на эти цели лишь в незначительной степени компенсировал сокращение соответствующих расходов федерального и местного бюджетов. В еще большей степени сократились государственные расходы на науку и научное обслуживание, резко упал престиж профессиональной научной и научно-производственной деятельности. Как следствие, заметно снизились качество образования и степень общеобразовательной подготовки выпускников средней и высшей школ. Необходимость неофициальных доплат на школьное образование затруднило доступ к нему неимущих слоев населения, в результате чего число детей, оставивших школу, приблизилось к 10% от общего числа детей школьного возраста.

Результатом является нанесение огромного ущерба человеческим (трудовым и интеллектуальным) ресурсам страны. Трудоспособное население заметно сократилось количественно, а его структура, что еще более важно, ухудшилась в качественном отношении. Прекращение производственной деятельности в немногих высокотехнологичных отраслях бывшей советской экономики и деградация системы государственных научных учреждений (при почти полном отсутствии частных исследовательских центров) заставили огромное число высококвалифицированных специалистов сменить профиль деятельности. Причем по данным некоторых опросов, не более 10% тех, кто потерял или вынужден был оставить работу в научных учреждениях России, нашел себе место в в крупных частных компаниях или кредитных учреждениях. Остальные девять десятых заняты в мелком и мельчайшем бизнесе, либо в официальных структурах, где их интеллектуальные способности оказываются невостребованными, а приобретенные ранее опыт и знания постепенно утрачиваются.

Не менее миллиона человек эмигрировало из России (по данным отечественных компаний, профессионально занимающихся миграцией, поток выезжающих из России составлял в среднем 100 тыс. чел. в год), причем весьма значительную часть этой эмиграции составили образованные люди, которые до этого либо были заняты интеллектуальной деятельностью, либо получали высшее образование.

А ведь образование и наука - далеко не единственная сфера, принесенная в жертву финансовому оздоровлению. Заметно ухудшилось состояние массового здравоохранения, состояние сферы государственного социального обеспечения (приюты, интернаты, дома престарелых и т.п.), пенитенциарной системы, военных объектов, особенно военной "социалки". Возможно, это ухудшение пока заметно не всем, но долгосрочные последствия регресса в этих, казалось бы, частных вопросах, могут быть чрезвычайно разрушительными для общества и так или иначе коснутся каждого его члена.

Хроническое недофинансирование содержания и развития объектов общественной инфраструктуры в этот период уже привело к резкому старению и ухудшению качества основных фондов в электроэнергетике, в том числе атомной, в жилищно-коммунальном хозяйстве, на транспорте. В свою очередь, это заметно ухудшило функционирование основных систем жизнеобеспечения, резко снизило уровень их надежности и безопасности, повысило риск возникновения техногенных и экологических катастроф.

Да и такие прямые и очевидные по своему действию расходы, как оплата труда государственных служащих, в том числе правоохранительных органов и военнослужащих, иначе как унизительными по размерам не назовешь. Лучшее тому доказательство - дефицит опытных и квалифицированных служащих среднего звена, качество работы которого является определяющим для функционирования государственного аппарата в целом.

В целом же государственный бюджет в его нынешнем виде впору назвать чрезвычайным - настолько минимальны предусмативаемые им общественные потребности и так велика перегрузка, возлагаемая им на объективно недостаточную общественную инфраструктуру. В определенной степени этот факт даже признается официально и оправдывается якобы исключительной нагрузкой, связанной с "пиковым" периодом платежей по внешнему долгу.

Однако если чрезвычайное положение длится годами (а наш переходный период входит уже в свое второе десятилетие), то оно перестает восприниматься как временное явление. И ведь действительно - и население, и большинство политиков привыкли к тому, что на зарплату госслужащего практически невозможно нормально жить; что бедным (которых у нас три четверти населения, и к этому мы тоже привыкли) недоступно ни реальное медицинское обслуживание, ни высшее образование; что у государства априори нет средств на поддержку какой бы то ни было экономической активности, даже в тех формах, которые считаются приемлемыми в любой развитой экономике. К этому привыкли настолько, что иной подход считается либо (в лучшем случае) прекраснодушием и идеализмом, либо ересью. Более того, утверждается опасный, на мой взгляд, тезис о том, что и нынешний уровень общественных расходов является чрезерным, и его надлежит существенно уменьшить.

На самом деле сегодня же бюджет не только мал по размерам и не адекватен масштабу стоящих перед страной нерешенных задач, он еще и построен на весьма зыбкой по меркам развитых стран основе. Даже будучи лишен той встроенной бомбы в виде неумеренных заимствований под ростовщический процент, которая сдетонировала в августе 1998г., он тем не менее остается, как мы уже видели, опасно зависимым от финансового положения и переговорных позиций одного-двух десятков крупных сырьевых и инфраструктурных компаний, использующих национальные природные ресурсы и при этом практически вышедших из-под общественного контроля. Дай бог нам, конечно, обойтись без потрясений в этой области, но угроза нового бюджетного кризиса является сегодня вполне реальной. Кризис, возможно, еще не стучится к нам в двери, но и не так далеко, как порою кажется.

Так вот, с учетом всего сказанного встает еще один не менее важный вопрос: а что мы можем ожидать от будущего? Каковы перспективы экономики, развивающейся на базе той системы, которая сложилась у нас за последнее десятилетие (с учетом всех ее возможностей, пределов и ограничений) в контексте мировой экономики и изменения глобальных условий?

Условия и перспективы

Перспективы российской экономики и, если говорить шире, российского общества по большому счету будут определяться двумя моментами: возможностями господствующей в стране экономической системы, о которых я сказал выше, и теми условиями, в которые она будет поставлена в ближайшие десять-двадцать лет. Учитывая, что особенностью "периферийного капитализма" является его высокая зависимость от внешних факторов (Запад для России критически важен, во-первых, как рынок; во- вторых, как источник финансирования; и в-третьих, как хранитель капиталов российского привилегированного класса) динамическое изменение условий в государствах Запада имеет для него первостепенное значение.

Говоря об этих условиях, в первую очередь, на мой взгляд, нужно иметь в виду две важнейшие вещи: это, во-первых, общее замедление темпов роста мировой экономики и, во-вторых, активное вступление экономик развитой части мира в постиндустриальную стадию.

Что касается первой тенденции - некоторого общего замедления роста, то оно связано с несколькими факторами - это и ресурсно-экологические ограничения, и действие технологических факторов, и ужесточение социальных требований к содержанию и качеству экономического роста, и некоторые другие факторы, в том числе субъективно-психологического свойства. В особенности этот процесс затрагивает развитые западные экономики - большинство экспертов сходится во мнении, что для США, Европы и Японии средние темпы роста в ближайшие пять-семь лет будут составлять в лучшем случае 2-3 процента. Рост ВВП, скажем, на 5% в год будет пока оставаться для этой группы стран недостижимой мечтой.

Помимо прочего это означает, что в рамках мировой экономики наиболее емкие рынки, каковыми являются рынки развитых стран, почти не будут расти, а конкуренция за место на них, в первую очередь для экспортно-ориентированных динамичных развивающихся стран, являющихся конкурентами России на мировых рынках, заметно ужесточится.

С другой стороны, на структурные показатели этих рынков возрастающее влияние будет оказывать все более заметный переход развитых стран к пост-индустриальной, то есть ресурсосберегающей и интеллектуалоемкой модели развития. В этих условиях спрос на сырье будет в долгосрочном плане падать и в относительном и даже, возможно, в абсолютном выражении, и условия торговли для поставщиков этих ресурсов будут неизбежно ухудшаться.

С учетом этих тенденций перспективы российской экономики при условии отсутствия в ее основах революционных качественных изменений выглядят довольно пугающе. В первую очередь опасения вызывает ясно обозначившийся и пока что только усиливающийся структурный перекос экономики в пользу сырьевых отраслей, о котором я подробно говорил в предыдущей части.

Долгосрочные негативные последствия структурного перекоса

Дело в том, что столь значительная роль сырьевого сектора порождает для экономики страны целый ряд серьезнейших негативных последствий. Во-первых, сохранение преобладающей доли топливно-сырьевого комплекса в совокупных производственных инвестициях означает, что в обозримом будущем именно он будет поглощать огромную часть ресурсов, направляемых на расширение и перевооружение производственной сферы. Кроме того, эффективность инвестиций в добывающие отрасли в силу объективных причин (удорожание разведки и добычи) будет неизбежно падать, а в условиях значительного удельного веса этих отраслей в общем объеме производства это будет вести к снижению эффективности производственных инвестиций и российской экономики в целом.

Во-вторых, высокая доля продукции топливно-сырьевого комплекса в экспорте не только ставит жесткие пределы его возможному росту, но и обрекает его на нестабильность, связанную с неизбежными резкими колебаниями мировых цен на эту продукцию. Я уже не говорю о том, что при такой структуре обмена с внешним миром людской и интеллектуальный потенциал страны остается маловостребованным, а национальные ресурсы - недоиспользуемыми.

Наконец, в-третьих, еще большую угрозу экономическому росту и эффективности представляет доминирование в экономике крупных корпораций сырьевого профиля. Непосредственным следствием этого становится недопустимо высокая зависимость общей деловой конъюнктуры в стране от решений и настроений узкой группы высших управленцев этих компаний. Стоит "Газпрому", нефтяным компаниям и РАО ЕЭС просто задержать реализацию своих инвестиционных проектов из-за недостаточной уверенности в перспективах мировых энергетических рынков или даже в силу внутренних кадровых проблем (например, личные конфликты, некомпетентность), как по экономике прокатывается волна спада производственной активности, прежде всего в машиностроении и нефтехимической промышленности, в металлургии и производстве строительных материалов. Следом ощутимо снижается и потребительский спрос, и механизм экономического роста надолго "сбивается". С другой стороны, избыточный капитал, формирующийся в энергетическом, в первую очередь в нефтяном секторе, в подобных условиях не находит дороги в другие сектора и чаще всего легально или нелегально покидает пределы России, так как сырьевые компании предпочитают вести знакомый им бизнес за рубежом, нежели пытаться выходить в новые, незнакомые им сферы деятельности внутри страны.

Сказанное можно отнести и к государственным финансам - бюджетные доходы испытывают на себе сильное дестабилизирующее воздействие изменений в ценовой конъюнктуре, прежде всего колебаний цен на сырую нефть и ее производные, как непосредственно (через падение поступлений от соответствующих экспортных пошлин и налога на прибыль производителей), так и, в еще большей степени, опосредованно - через общее ухудшение конъюнктуры и замедление роста инвестиций и потребления.

Недостаточно высокие темпы количественного роста с точки зрения масштаба задач

Но, к сожалению, проблема заключается не только в структурном перекосе. Хорошо знакомая нам общественная система корпоративно-криминального типа по своей природе является застойной, прежде всего в силу ущербности ее сегментированного рынка, неизбежно высоких издержек для производителя и отсутствия механизма долгосрочного воспроизводства и увеличения экономических ресурсов. Да, средние темпы экономического роста за последние четыре года были относительно высокими, но во-первых, уже в прошлом году они сократились до скромных четырех с небольшим процентов, а во-вторых, наблюдались в условиях совершенно особых благоприятных условий - сочетания высоких цен на основные предметы российского топливно-сырьевого экспорта с эффектом резкого реального обесценения национальной валюты в ходе предшествовавшего началу роста финансового кризиса. С исчезновением этих особых условий темпы роста ВВП сокращаются до 3-4 процентов в год, что недостаточно для глубоких качественных сдвигов в экономике и обществе в обозримой исторической перспективе.

В частности, такие темпы роста не позволят решить проблему занятости населения, о которой было сказано выше; не позволят существенно повысить общий уровень благосостояния и доходов, ликвидировать очаги застойной нищеты и бедности,

Такие темпы, далее, кажутся совершенно неприемлемыми для решения проблемы формирования в стране полноценного государственного бюджета - задачи, которая в ближайшие годы будет стоять чрезвычайно остро. Я уже говорил выше, что размеры государственного бюджета сегодня абсолютно не адекватны масштабу стоящих перед страной нерешенных задач. Так вот, у нас есть все основания опасаться, что при существующей системе страна и в перспективе обречена на такой же сбалансированный "мини-бюджет", доходов которого будет хронически не хватать даже на достойную оплату труда госслужащих.

Конечно, проблему коррумпированности и некомпетентности госаппарата одним повышением окладов его чиновников не решить. Но без такого повышения невозможно ни ликвидировать систему "кормления" с должности, ни привлечь в государственный аппарат людей, в принципе способных достичь приемлемого уровня профессиональной компетентности. Должно быть очевидно, что с таким бюджетом, как сейчас, у страны никогда не будет ни современных вооруженных сил, ни независимой судебной системы, ни честных и профессиональных правоохранительных органов, а самовоспроизводство порочной системы "неформальной" юстиции невозможно будет прервать даже с помощью самой искренней политической воли.

Не спасет и предлагаемое в качестве чуть ли не панацеи сокращение государственного аппарата, даже самое радикальное. Во-первых, например, та же судебная система страдает от объективной нехватки судей для оперативного рассмотрения растущего количества дел; о сокращении штатов в государственной социальной и пенитенциарной системах может всерьез говорить только безумец, и вообще: список сфер, где положение в обозримом будущем неизбежно будет оставаться критическим, можно продолжать очень долго. А во-вторых, массовое сокращение общественного сектора при невозможности частного сколько-нибудь заметно увеличить занятость - это прямой путь к социальной и политической нестабильности. Так что "экономить" на зарплате бюджетников - не просто проблематично, но и опасно.

Не может быть бесплатным для бюджета и поддержание хотя бы умеренного экономического роста: ремонт и строительство дорог, поддержание работоспособности общенациональных сетей коммуникаций, охрана окружающей среды - все это требует неизбежных крупных затрат из федерального бюджета. Преодоление сырьевой направленности экономики, если такая задача будет поставлена, также не может быть реализована без определенных бюджетных затрат: страхование и кредитование сделок по экспорту высокотехнологичной продукции во всем мире осуществляется при участии государственных агентств, и Россия при всем желании не сможет стать счастливым исключением из этого правила. А ведь еще остаются хотя бы самые элементарные инвестиции в будущее развитие, каковыми являются затраты на инфраструктуру, общее и профессиональное образование, финансирование некоторых видов НИОКР и т.д.

C этой точки зрения нынешняя "победа" правительства над бюджетным дефицитом путем механического урезания федеральных расходов и перекладывания значительной части требующих финансирования государственных функций на региональные и местные бюджеты -достижение сомнительного характера. Действительное реформирование экономики и общества, если на то появится политическая воля, все равно потребует использования значительных общественных ресурсов, и размеры бюджетной системы, равно как и ее характер, неизбежно должны быть иными.

Поэтому предусматриваемая даже оптимистическими сценариями МЭРТ среднесрочная экономическая динамика (прирост ВВП до 6% в год) фактически означает, что по крайней мере в обозримом будущем разрыв, отделяющий Россию от развитых стран, существенно не сократится. Следовательно, кардинального улучшения положения в таких жизненно важных областях, как обеспечение полноценной занятости трудоспособного населения, которая бы соответствовала уровню накопленного человеческого капитала, достойного уровня жизни для большинства граждан, стабилизация демографической ситуации, обеспечение безопасности границ и т.п. при сохранении нынешней ситуации ожидать не приходится. В результате даже при отсутствии абсолютных спадов или резкого замедления роста Россия будет оставаться огромной слабозаселенной и малоосвоенной территорией, экономическая отсталость которой будет все более очевидной на фоне подтягивающейся к стандартам ЕЭС Центральной и Восточной Европы и динамичными "новыми индустриальными экономиками" Азии.

В конце концов, важны не проценты роста как таковые. В конечном счете, нас всех должно интересовать создание экономических возможностей для преодоления отставания или, иначе говоря, выживания страны, сохранение российской государственности и суверенитета. Для того, чтобы понять это, достаточно посмотреть на карту и увидеть, что у России наиболее протяженные границы с наиболее опасными и непредсказуемыми регионами мира и в связи с этим оценить масштабы необходимых в ближайшие 10-12 лет затрат на вооруженные силы, жилищно-коммунальную инфраструктуру, медицину, образование, преодоление демографического кризиса, современное освоение Сибири и укрепление нашего экономического суверенитета на Дальнем Востоке.

В России же создан такой мутант рыночной экономики, который в принципе не в состоянии сейчас и не будет в состоянии никогда (если его не изменить коренным образом) решить или хотя бы облегчить решение вышеперечисленных задач. И в этом смысле прозвучавшая весной этого года завуалированная полемика между президентом и премьером по поводу неоправданной, по мнению президента, скромности и "неамбициозности" правительственных прогнозов экономического роста на ближайшие годы в сущности означает (осознанное или неосознанное) политическое признание того факта, что рамки возможностей для экономического, а следовательно и социального прогресса в существующей системе очень и очень узки.

Выводы и постановка исследовательских задач.