Об авторе: Владимир Петрович Лукин - депутат Государственной Думы РФ.

Визит генсека НАТО Джорджа Робертсона в Москву вскоре после "судьбоносной" Пражской сессии этой организации - жест отнюдь не случайный. Робертсон, как и подобает церемониальному лидеру, следует по пути лидера реального - Дж. Буша, который продемонстрировал "городу и миру": расширение НАТО не должно поставить под вопрос улучшающиеся отношения с Россией. Возможен ли такой сценарий?

11 лет разделяют два важнейших события в европейской и мировой истории: прекращение существования Организации Варшавского договора и саммит НАТО, на котором семь государств Центральной и Восточной Европы получили официальное приглашение вступить в альянс. Казалось бы, цели, поставленные десятилетие тому назад, близки к реализации. Но в комментариях серьезных аналитиков эйфорические интонации отсутствуют.

Издавна хорошо известно, что дружить "против" всегда легче, чем дружить "за". Особые трудности возникают тогда, когда долгое время не удается найти те общие приоритеты, ради которых необходимо пожертвовать частью собственных интересов. Уже к середине 90-х гг. становится все более очевидным тот факт, что НАТО (в котором военная составляющая традиционно доминировала над политической), потеряв два основных, стержневых элемента своего существования - врага и миссию, не может сохраняться далее в неизменном виде.

После исчезновения "коммунистической угрозы с Востока" перед НАТО, по сути, было два наиболее реальных пути развития. Либо предоставить свой военный потенциал в распоряжение некоей общеевропейской организации, призванной более эффективно, нежели ОБСЕ, обеспечивать безопасность и стабильность на континенте, либо самой поэтапно превратиться в такого рода организацию.

Однако исчезновение общего врага не только поставило под сомнение практическую целесообразность дальнейшего существования НАТО, но и весьма быстро выявило противоречия между членами союза. Прежде эти противоречия удавалось нивелировать объективными потребностями жесткой союзнической дисциплины. Обозначившиеся разногласия привели к тому, что на протяжении всего минувшего десятилетия практические решения и шаги, которые могли бы способствовать приспособлению альянса к новым угрозам и геополитическим реалиям, упорно подменялись "процессом поиска" новых границ союза.

Практики внутри НАТО все больше разочаровывались в его возможностях: уже операция "Буря в пустыне" отчетливо продемонстрировала, что практически реализовать единую политическую линию альянса способны - и то с трудом - лишь два-три ведущих члена союза. Фундаментальный для НАТО принцип "коллективной обороны", по сути, прекращал существование.

Для поднятия "боевого духа" была спешно выработана концепция "гуманитарной интервенции", которая наряду с продекларированным расширением зоны ответственности НАТО за пределы его географических границ должна была придать новый динамизм военной машине альянса. Однако реализуя "новые идеи" на практике, НАТО, скорее, породила очередную порцию сомнений относительно собственной дееспособности при решении военных задач в автономном режиме, т.е. без опоры на "местные силы". Помимо прочего, своей очевидной пристрастностью в "балканском урегулировании" НАТО подорвала и собственные перспективы в качестве центрального звена новой общеевропейской системы безопасности.

Зато бюрократы торжествуют. Программа "Партнерство во имя мира" создала идеальные условия для превращения статьи "представительские расходы" в одну из ведущих в натовском бюджете. Укрепление доверия и взаимопонимания - дело, конечно, нужное. Но с военной точки зрения "Партнерство" в лучшем случае обозначило те пределы, внутри которых амбициозное военно-политическое руководство альянса не хотело бы видеть кого-то "другого". По содержанию же "Партнерство" мало чем отличается от финансово-экономических проектов МВФ или Всемирного банка. Подобное "прикармливание" потенциальных союзников (только в данном случае - по военной линии), вероятно, кажется перспективным с политической точки зрения. Но с военной - подобный подход порождает у партнеров скорее завышенные ожидания, неадекватность в восприятии собственных возможностей, а также весьма опасную самоуспокоенность в сфере безопасности.

До определенного момента все подспудно вызревавшие проблемы НАТО удавалось приглушать с большей или меньшей убедительностью. 11 сентября 2001 г. с обескураживающей наглядностью продемонстрировало всем, что НАТО не способно выполнить свою основополагающую функцию - защитить безопасность своих членов. Отрезвляющий эффект оказался настолько сильным, что в ходе антитеррористической кампании в Афганистане США почти демонстративно отказались от использования большей части натовского потенциала. Более того, публично поставили эффективность этого потенциала - а следовательно, и основные тезисы обновленной с таким напряжением всех интеллектуальных сил к концу 90-х стратегической доктрины альянса - под сомнение.

В США продолжаются споры как о роли НАТО в новой американской стратегии, так и о том, стоит ли вообще учитывать интересы европейцев в тех случаях, когда они не могут или не хотят оказать содействие Америке в защите ее собственных интересов. Европейские союзники, в свою очередь, активно дискутируют о практической целесообразности дальнейших попыток приспособиться к очередным односторонним инициативам заокеанских партнеров. Западноевропейцы входят во вкус идей европейской оборонной идентичности, однако воплощение европейских амбиций в жизнь весьма проблематично без использования части потенциала той же НАТО. В целом на фоне увеличивающегося разрыва в военных расходах и соответственно потенциалах между США и Западной Европой политические "веса" американцев и европейцев внутри НАТО сейчас значительно ближе к паритету, чем даже десять лет назад, что также не облегчает поиски консенсуса практически по любому вопросу.

Наконец, новые члены, а также только что приглашенные кандидаты в альянс заинтересованы в первую очередь в интеграции в богатое и процветающее западное сообщество. Теперь и они претендуют на часть евроатлантического "пирога", но способны ли они уже в обозримом будущем внести реальный вклад в его приращение? Сумеют ли "старые члены клуба" внушить им должные представления об этикете и дисциплине, если "новые едоки", к примеру, попытаются отвлечь ресурсы НАТО на "компенсацию" своих старых комплексов и взращивание национальных амбиций? Вопрос отнюдь не риторический.

В этих условиях "процесс" по-прежнему преобладает над содержанием. Решение о приглашении в альянс семи государств ЦВЕ выглядит эффектно; однако эта дорогостоящая имитация развития лишь приглушает брожение в стане союзников, одна из главных причин которого - понимание если не искусственности, то ритуальности немалой части нынешней повестки дня НАТО. Не покидает и ощущение, что актуальность тех угроз, которые декларировались в том числе и в ходе последнего пражского саммита как "общие" для всех натовцев (как нынешних, так и будущих), все же не одинакова для различных государств, входящих в НАТО либо претендующих на вступление в него. Реальная опасность для существования альянса возникнет в том случае, если его невостребованность не удастся преодолеть и после формального присоединения семи стран ЦВЕ. А это весьма и весьма вероятно.

Таким образом, на данном этапе НАТО в военно-организационном отношении выглядит лишь немногим менее "разобранным", чем Варшавский договор в последние годы его существования. Сможет ли нынешний большой и рыхлый альянс стать инструментом, адекватным реальным угрозам европейской и международной безопасности - глобальному сетевому терроризму, распространению оружия массового поражения, этническим конфликтам? Хотелось бы в это верить. Угрозы слишком серьезны, и возможности НАТО в сферах взаимодействия спецслужб, полицейских операций, борьбы с источниками финансирования террористов имеют большое значение для международного сообщества. Как и когда участники НАТО найдут адекватную форму своего вхождения в новый миропорядок, свою миссию в нем, еще не знают, по всей вероятности, и они сами. Отсюда - подчеркнутое протокольное внимание к России.

Теперь о самой России. К сожалению, в нашей стране, по сути дела, отсутствует традиция подведения итогов. Особенно не любят у нас анализировать результаты своей работы в тех случаях, когда усилия не принесли желаемого результата. Больше десяти лет ломались копья вокруг того, представляет ли альянс по-прежнему угрозу для нашей страны и какой ущерб нашим национальным интересам способно нанести расширение НАТО на восток. Тем временем НАТО расширяется. Отечественные противники этого процесса признают, что у России нет рычагов для воспрепятствования расширению, но по-прежнему отказываются вынуть затычки из ушей, протереть глаза и проанализировать объективное положение.

Развитие событий показывает, что правы оказались те, кто призывал не зацикливаться на тех проблемах, которые наши западные партнеры создают сами себе. Десять лет они полагали, что единолично способны предложить внятную и работоспособную концепцию европейской безопасности. После 11 сентября 2001 г. их уверенность явно пошатнулась. Они - наконец-то - начали понимать, что сближение с Россией - не прихоть и не одолжение, но объективная потребность. И что искусственные препятствия на пути кооперации противоречат нашим общим интересам. Причем пока - в силу объективных обстоятельств - это лучше всего осознают именно в стане главного и традиционного исчадия ада для наших антинатовцев и антизападников - в США. Буш опередил Робертсона не только на протокольном уровне.

Борцам же за "ущемленные национальные интересы России" давно следует понять, что вновь становиться лицом друг к другу с ломами наперевес - это уже не трагедия, а фарс. Точнее, трагический фарс, ибо это потеря для решения реальных проблем Европы и мира по крайней мере еще на одно десятилетие. Напротив, направив свой интеллектуальный потенциал на выработку взаимовыгодной, ответственной, ориентированной не на страны, а на реальные угрозы системы международных отношений на континенте, Россия сможет укрепить свою безопасность и добиться достойного места в пространстве объединяющейся Европы.

Позиции России в европейской политике в гораздо большей степени зависят от развития наших отношений с Евросоюзом с долгосрочной целью вступления РФ в ЕС. Какова при этом будет эволюция отношений между медленно отживающим свой ХХ век НАТО и медленно, но неуклонно входящим в свой XXI век ЕС - не самый актуальный для нас вопрос. Ущербность нашего экономического и социально-политического развития - вот сейчас главная угроза российским интересам не только в Европе, но и в международных делах в целом. И коль скоро судьба Североатлантического союза не может не затрагивать Россию, то нам следует не вздорить попусту с почтенным пенсионером, а сконцентрировать усилия на том, чтобы сделать его как минимум безвредным, а как максимум - полезным для нас. Думаю, что сейчас это вполне возможно.