Чеченцам теперь может позавидовать разве что сумасшедший – тем чеченцам, которые живут в нашей стране. И раньше-то было несладко, но в последние недели машина государственной мести крутится на последней, пятой этнической скорости. Погромы и чистки под эгидой милиции стали рутиной. В один миг рушатся жизни, люди теряют жилье, работу и опору под ногами... А причина только одна: ты, он, она — чеченцы.
... – Когда ОНИ заговорили по-чеченски, прервав второй акт, я поняла, что все очень серьезно. И будет совсем плохо. Я это сразу поняла... — Яха Несерхаева, 43-летняя москвичка, по профессии и месту работы экономист, чеченка, родившаяся в Грозном, 23 октября пошла на «Норд-Ост». Давняя подруга Галя купила билеты на 13-й ряд партера и вытащила ее из дома на мюзикл, который хотела посмотреть. Яха – не любительница мюзиклов, но Галя очень просила.
– А вы ИМ сказали, что вы – чеченка?
– Нет. Я боялась. Я не знала, как лучше: сказать или не сказать. Могли бы и застрелить за то, что чеченка — на мюзикле.
Яха газа не увидела, просто услышала, как другие кричат: «Газ пустили!». И через несколько секунд отключилась. А стала приходить в себя только в больнице – в 13-й, ее сильно рвало, и вскоре появился следователь.
– Он спросил мое имя, фамилию, где живу и родилась, как попала на «Норд-Ост»... Потом пришли две женщины и забрали одежду на экспертизу, сняли отпечатки пальцев. Следователь появился к вечеру и сказал: «У меня плохие новости». Я подумала, что подруга, с которой я ходила на мюзикл, умерла. Но он: «Вы задерживаетесь за пособничество террористам». Это был шок. Но я сама пошла — в тапочках и халате. Привезли на двое суток в 20-ю больницу закрытого типа, где никто ни о чем не спрашивал и лечения тоже не было. В конце вторых суток сфотографировали и записали образец голоса. Через несколько минут принесли какое-то пальто и мужские ботинки, надели наручники: «Вам надо лечиться в другой больнице». Завезли минут на десять в прокуратуру, потом – в Марьино, в ИВС. В ботинках на босу ногу, в грязном мужском пальто, немытую и нечесаную неделю. Надзирательница только и сказала: «Ну чума..».
– Вас в изоляторе допрашивали часто?
– Меня вообще не допрашивали. Я просто сидела и просила охранницу о встрече со следователем...
Мы еще договорим с Яхой, так пока и не верящей, что вышла на свободу. Она признается, что не надеялась на это. Ну а пока — еще несколько сегодняшних московских историй, о нас с вами.

Девочка-пятиклассница пришла, как обычно, в школу. Учительница подняла ее перед классом и сказала: «Ребята, Исита – чеченка, вы должны это знать». Номер школы – неважен. Во-первых, потому, что директор оказалась нормальным человеком. А во-вторых, подобное сегодня – во многих московских школах: там просеивают и отсеивают чеченских детей, «сверху» давят, что это «патриотично»...
...Аэлите Шидаевой 31 год. Она – чеченка, с начала войны живет с родителями и дочкой Хадижат в Москве. Аэлиту арестовали 30 октября прямо на работе, в кафе у станции метро «Марьино». Она рассказывает свою историю спокойно и сдержанно, без слез и истерик, приветливо улыбаясь. И может даже показаться, что ничего особенного она не пережила... Правда, если не знать, что в тот момент, когда ее наконец вывели из отделения милиции «Марьинский парк» через семь часов бесконечных допросов, она тут же упала без сознания...
– Странно как-то было... Сначала один милиционер, как всегда, пообедал у нас в кафе – они у нас все обедают, отделение в ста метрах. И я никогда не скрывала, что чеченка, приехавшая из Грозного от войны. И этот милиционер поел и вышел... И тут же ворвались остальные – человек пятнадцать во главе с нашим участковым Васильевым (он меня тоже отлично знает). Всех поставили к стенке, обыскали, а меня забрали.
– А что они спрашивали?
– Какие у меня отношения с террористами? А я им объясняла: «Вы же все сами видели! Я была перед вашими глазами по 12 часов ежедневно, с 11 до 11!». Мне говорили, что, если я не сознаюсь в связях с террористами, то мне подкинут наркотики или оружие. Допрашивали по очереди. Мимо ходили какие-то мужики в форме и смотрели. Следователь тогда сказал, что, если я не признаюсь в связях с террористами, то он отдаст меня этим ребятам, а они только и ждут этого, потому что «у них все говорят».
Прямо в милиции Аэлите объявили, что с работы ее уже уволили. Следователь сказал, что они потребовали этого от хозяина кафе: иначе заведение закроют... А освободили ее только потому, что учительница русского языка Макка Шидаева, мама Аэлиты, – ну просто прирожденная правозащитница, она «поставила на уши всю Москву» (из лексики милиционеров ОВД «Марьинский парк»). Макка позвонила на радиостанцию «Эхо Москвы», подключила знаменитого адвоката Абдулу Хамзаева и многих других, и несмотря на то, что в ОВД продолжали талдычить, что Аэлиты у них нет, все равно — под давлением — вынуждены были ее освободить. Аэлита сейчас не в шоке – нет, конечно. Она все понимает, только говорит, что надо уезжать.
– В Чечню?
– Нет. За границу.
Макка – против. Нет, она не против, чтобы дочь увезла внучку: Хадижат надо учиться вопреки всем бараевцам и супербдительной к чеченским девочкам московской милиции. Макка — против своего отъезда, она не может себе представить, как станет жить не в России...
Но также не может представить, чего хочет Россия от Аэлиты, ее самой и Хадижат – трех поколений современных чеченских женщин? Взрослого – большая часть жизни которого прошла в СССР. Молодого – так и не пожившего всласть, только и знавшего, что бегать с места на место, от одной войны до другой. И совсем юного – всматривающегося пока, внимательно вслушивающегося в то, что творится вокруг. И молчащего…
Классная руководительница Хадижат в явном смятении позвонила Аэлите и сказала: нужно принести справку, что Аэлита – мать-одиночка (а где взять такую справку?), а если справки не будет (все остальные документы в полном порядке), то она, учительница, «и не знает, что делать»... Понимай так: Хадижат выкидывают из школы. Девочке-чеченке, которую привезла семья в Москву, чтобы выучить (со школами в Чечне туго), после 26 октября 2002 года нет места в пятом классе столичной школы № 931.
– А я даже не могу понять, — говорит Аэлита, — мое «материнское одиночество» – это «за» Хадижат или «против»? Кому тут доверять?..

Артур Курбанов всю войну прожил в палаточном лагере в Ингушетии. Летом поехал поступать в Саратов, откуда переехал в Москву, жил у своей тети Зуры Мовсаровой, аспирантки МАТИ, устроился работать и получил официальную регистрацию. 28 октября к ним домой пришли сотрудники уголовного розыска 172-го отделения милиции (район Братеево). Накануне Зура по просьбе участкового прошла процедуру дактилоскопии, и поэтому, когда милиционеры сказали, что Артур всего лишь должен проехать с ними, чтобы снять отпечатки пальцев, никто дома не насторожился.
Артур оделся и сел в милицейскую машину. Через три часа Зура забеспокоилась: племянника все не было. И пошла в отделение. Там ей сообщили, что Артур арестован за то, что в кармане обнаружены наркотики. То есть встал, оделся, положил в карман наркотики и поехал в милицию сдаваться. Артур успел крикнуть Зуре из «обезьянника», что его завели в комнату, достали из-под стола анашу, сказали: «Это будет твое. Потому что мы чеченцам жизни не дадим. И всех вас так засадим». А Артур даже не курит... 30 октября в тюрьме «Матросская тишина» он отметил свое 22-летие...
Утром 25 октября в квартиру московских чеченцев Гелагоевых ворвались милиционеры. Алихану, хозяину квартиры, надели наручники и увезли. Марем, его жена, бросилась за помощью в милицию – ОВД «Ростокино». Но там сказали: «Наши сотрудники никуда не выезжали». Марем позвонила на радиостанцию «Свобода».
Сообщение о похищении Алихана Гелагоева прошло в эфир, и к вечеру его отпустили. Алихан рассказал, что в машине ему на голову надели мешок и зверски били, пока ехали на Петровку. И орали: «Вы нас ненавидите, а мы вас ненавидим! Мы вас будем уничтожать!». На Петровке Алихана уже не били, а много часов уговаривали подписать признание в том, что он был идейным организатором теракта в «Норд-Осте». (Вам это ничего не напоминает?..) Признание было заранее составлено, и требовалось только подмахнуть. Алихан отказался. Но в обмен на свободу его заставили расписаться в том, что он «добровольно явился в ГУВД Москвы» и «претензий к сотрудникам не имеет»...

В Москве – очередная милицейская античеченская вакханалия. – Так считает Светлана Алексеевна Ганнушкина, глава общественного комитета помощи беженцам и вынужденным переселенцам «Гражданское содействие», куда сегодня идут за помощью люди — чеченцы, родственники тех, кого забрали, кого дактилоскопировали, кому подложили «для верности» наркотики или патроны, кого выгнали с работы, кому пригрозили депортацией (господи, куда депортировать граждан России из столицы России?). – Старт этой новой волне оголтелого государственного расизма, официально именуемого операцией «Вихрь-Антитеррор», был дан сразу после штурма театрального комплекса на Дубровке. Чеченцев выкидывают отовсюду. Главное — с работы и из квартир. Это сведение счетов с целым народом за действия конкретных лиц.
Главный метод дискредитации по этническому признаку – фальсификация уголовного дела проверенным методом подброса наркотиков или патронов. Милиционеры выглядят «галантными», спрашивая жертв: «Тебе что? Наркотик? Или патрон?». Спасаются только те, у кого есть такие мамы, как Макка Шидаева. А у кого их нет?..
А мы что? Мы – безмолвствуем. Убеждены, что коллективная ответственность народа за преступления, совершенные его представителями, – вещь абсолютно нормальная?.. Чего же мы хотим от чеченцев? Чтобы они жили в составе РФ? Но что делать чеченцам среди нас? Тем, которые сегодня проклинают бараевцев? Что вы им посоветуете? Родить себя заново? Сделать коллективное харакири? На радость славянскому, еврейскому, украинскому — да какому угодно – нечеченскому сообществу? Вернуться в Чечню — в зону для изгоев, какой ее три года создавал Кремль, а общество не мешало?
Но большинство не могут сделать этого физически – здесь, среди нас, живут те, кто не может жить дома... Конечно, чеченцам сегодня не позавидуешь. Но и нам – остальным — тоже. Как продолжать чувствовать себя приличным человеком, понимая, что все это рядом — в сантиметре от тебя?..

Яха кажется сегодня маловменяемой. Если бы точно не знать, что Яха — живая, можно подумать, что она мертва. Глаза расширены – смотрят в одну точку. Лицо неподвижно. На паспортной фотокарточке — совсем иная женщина, другое выражение: гордячка и красавица. Время от времени Яха все-таки пытается улыбнуться, но за две недели мышцы забыли, как складываться в улыбку. А как иначе...
Она думала, что уже конец и ее ничто не спасет. Но под занавес был хеппи-энд. Ведь так и положено в мюзиклах.
Друзья Яхи Несерхаевой, забившие тревогу, нашедшие адвоката Станислава Маркелова, который и пробил стену, казавшуюся абсолютно непробиваемой, – эти друзья совершили чудо. И на десятые сутки Яху отпустили из ИВС – в полном соответствии с новым УПК. Следователи прокуратуры Юго-Восточного округа столицы, работающие в составе следственно-оперативной группы по расследованию уголовного дела № 229133 (захват «Норд-Оста»), не найдя НИЧЕГО против Яхи, просто ОКАЗАЛИСЬ ЛЮДЬМИ – и не стали ничего придумывать, как многие другие их коллеги сегодня, натягивать обвинение, подбрасывать, издеваться, глумиться... То бишь мстить чеченке только потому, что она — чеченка. И это теперь такая редкость среди нас...
Более того, объявив Яхе, что она свободна, еще и извинились перед ней, посадили в машину и отвезли домой. Спасибо старшему следователю юристу первого класса В. Прихожих. А также сотрудникам ОВД «Богородское», которые выдали Малике (старшей сестре Яхи, срочно сорвавшейся из Грозного в Москву, чтобы помочь Яхе встать теперь на ноги) специальную бумагу, что она, Малика, может находиться в Москве, поскольку член ее семьи нуждается в постоянном уходе. Выдали, зная, что без этой бумаги чеченка в сегодняшней Москве не может выйти за порог – будет арестована...
Расизм? Конечно. И циничная имитация борьбы с терроризмом. Не верю ни в одну цифру, которую произносят милиционеры, рапортуя о ходе операции «Вихрь-Антитеррор», — они липовые. Липовые милиционеры (ЕДИНСТВЕННОЕ, с Яхой, исключение описано). Пишут липовые бумажки. На основании липовой работы. А террористы-то в это время где? Что поделывают? А кто знает... У нашей милиции на них времени нет.