В России нет хозяйственного механизма, присущего демократической
рыночной экономике, - пишет Григорий
Явлинский. Нынешняя экономика России - это смешанная
экономика, но не в том смысле, в котором это слово употребляется
в экономической теории, а в ином, специфическом значении
- это экономика, в которой смешанной является сама логика
экономического поведения. Это и капитализм, и не совсем
капитализм, а в чем-то даже и совсем не капитализм. Это,
безусловно, не правовая демократия, но одновременно и не
анархия или засилье криминальной мафии, как иногда может
показаться. Это общество, в котором есть понемногу всего
- и силы права, и силы обычая, и политического произвола,
и криминала. Общество живет по "понятиям", т.е. по меркам,
которые невозможно свести в четкую логическую систему, и
которые при этом еще находятся в состоянии постоянного изменения.
Из программы: Последние годы были
для российской экономики относительно благоприятным периодом.
После 7 лет глубокого спада производства в 1991-98 годах
российская экономика значительно улучшила свои показатели.
За 2000-2001 год реальный ВВП вырос примерно на 14%, а с
учетом ожидаемого 4%-ного роста в 2002 г. прирост ВВП за
три года составит 19%. Произошло заметное повышение уровня
реальных доходов населения и потребительского спроса, сильно
пострадавших в ходе кризиса 1998г. Последние два года были
также отмечены повышенным оптимизмом инвесторов как в экспортном
секторе экономики, так и в некоторых обрабатывающих отраслях,
активно конкурирующих с импортом на внутреннем рынке. Экспорт
вот уже второй год превышает сто миллиардов долларов, обеспечивая
крупное активное сальдо торгового и платежного балансов
и нормализацию расчетов по внешнему долгу, а также относительную
стабильность курса национальной валюты.
Существенное улучшение экономических показателей
последних лет экономисты и политики обычно объясняют девальвацией
рубля и высокими ценами на нефть. Это в принципе верно:
толчок действительно дали обстоятельства, которые можно
назвать исключительными - быстрое обесценение рубля в конце
1998-начале 1999 г. (в три-четыре раза в течение считанных
месяцев) и почти трехкратный рост мировых цен на нефть в
течение 1999-2000гг. Вместе с тем нельзя отрицать, что в
последние годы и в самой российской экономической системе
произошли положительные изменения.
Так, рост инвестиций в экспортно-сырьевом
секторе, связанный с резким увеличением доходов в результате
взлета мировых цен на сырье, постепенно вышел за его рамки
и охватил ряд отраслей, работающих преимущественно на внутренний
рынок. Все большую роль в экономической динамике начинает
играть расширение внутреннего спроса, поддерживаемое как
ростом доходов населения, так и инвестиционной активностью
в реальном секторе. Более того, увеличение личного потребления
населения превратилось сегодня в главный фактор увеличения
производства.
Ирина Лагунина: Помимо этих
положительных факторов в российской экономики Григорий Явлинский
отмечает восстановление банковской системы, резкое снижение
бартерных расчетов, изменение лица российского капитализма.
Крупнейшие российские компании становятся международными
и вынуждены отказаться от наиболее одиозных "диких" форм
ведения бизнеса. Однако, пишет Григорий Явлинский, эти позитивные
изменения одновременно продемонстрировали и продолжают демонстрировать
принципиальную ограниченность потенциала созданной при Ельцине
и укрепившейся в последние годы экономической системы. Что
же можно отнести сегодня к экономическим проблемам России?
Проблема первая:
Из программы: Темпы увеличения производства
и доходов с учетом низкого исходного уровня и исключительно
благоприятной внешней конъюнктуры, можно охарактеризовать
в лучшем случае как умеренные, но никак не высокие1. С исчезновением
этих особых условий ежегодный прирост ВВП сокращается до
3-4 процентов, что совершенно недостаточно для глубоких
качественных сдвигов в экономике и обществе. (...) Следовательно,
кардинального улучшения положения в таких жизненно важных
для нашей страны областях, как обеспечение полноценной занятости
населения, которая бы соответствовала уровню накопленного
человеческого капитала, достойного уровня жизни большинства
граждан, стабилизации демографической ситуации, обеспечения
безопасности границ и т.п. при сохранении нынешней ситуации
ожидать не приходится.
Ирина Лагунина: Проблема вторая:
Из программы: Рынок в условиях сложившейся
в России является сильно сегментированным, а возможности
каждого экономического субъекта выходить на новые сегменты
уже поделенного и жестко охраняемого рынка - крайне ограниченными.
В результате в стране так и не сложились условия для организации
действительно масштабного современного производства, невозможного
без выхода на крупные рынки. Именно по этой причине импульс,
исходивший от экспортно-сырьевых отраслей, так и не породил,
вопреки надеждам оптимистов, механизм взаимоподдерживающего
быстрого роста основных промышленных отраслей. Увеличение
доходов от экспорта в незначительной мере отразилось на
доходах занятых в других отраслях экономики, а рост внутреннего
спроса не превращается в действительно мощную движущую силу
самораскручивающейся спирали роста.
Ирина Лагунина: Третья проблема
- инвестиции и воспроизводство:
Из программы: Норма накопления в
российской экономике по сравнению с 80-ми годами сократилась
в разы. И даже на фоне инвестиционного подъема в 2000-2001
гг. ее величина составляла порядка 20%, что никак не соответствует
потребностям обновления и модернизации материальной базы
производства в реальном секторе экономики 2. (...) Тот факт,
что к концу десятилетия более 2/3 инвестиций в промышленности
финансировалось за счет собственных средств предприятий;
что предприятия почти не привлекают средства со стороны,
говорит не столько о финансовой мощи российских промышленных
предприятий, сколько о скромности их инвестиционных программ
и отсутствии финансовых рынков.
Никак не компенсирует снижение объемов
и изменение структуры инвестиций в основной капитал: более
половины капитальных вложений в относительно благополучный
период 2000-2001 гг. произведены сырьедобывающими, главным
образом экспортно-ориентированными компаниями, и узко нацелены
на удовлетворение их собственных нужд.
Ирина Лагунина: Таким образом,
в России не создан институт финансового посредничества,
который бы позволял перемещать капитал из отраслей с избыточными
(над собственными потребностями в производительном инвестировании)
текущими доходами в перспективные отрасли. То, что появляется
вместо этого института, - покупку сырьевыми компаниями предприятий
в непрофильных для них секторах экономики, - Григорий Явлинский
определяет как российские "чеболи". "Чеболь" в Южной Корее
- это конгломерат предприятий под общей крышей, под которой
нерентабельные, убыточные предприятия, которые стоило бы
и закрыть, выживают за счет успешных и процветающих. Упор
на топливно-энергетическую отрасль приводит, помимо прочего,
и к структурному перекосу. 80 процентов инвестиций в последние
годы - в электроэнергетику и экспортноориентированные топливно-сырьевые
отрасли. А машиностроение, легкая и пищевая промышленность
получают не более 15% инвестиций.
Из программы: Высокая доля продукции
топливно-сырьевого комплекса в экспорте не только ставит
жесткие пределы его возможному росту, но и обрекает его
на нестабильность, связанную с неизбежными резкими колебаниями
мировых цен на эту продукцию. Не говоря уже о том, что при
такой структуре обмена с внешним миром людской и интеллектуальный
потенциал страны остается маловостребованным, а национальные
ресурсы - недоиспользуемыми.
Наконец, еще большую угрозу экономическому
росту и эффективности представляет доминирование в экономике
крупных корпораций сырьевого профиля. Непосредственным следствием
этого становится недопустимо высокая зависимость общей деловой
конъюнктуры в стране от решений и настроений узкой группы
высших управленцев этих компаний. Стоит "Газпрому", нефтяным
компаниям и РАО ЕЭС просто задержать реализацию своих инвестиционных
проектов по причине недостаточной уверенности в перспективах
мировых энергетических рынков или даже внутренних кадровых
проблем, как по экономике прокатывается волна спада производственной
активности в большинстве отраслей, прежде всего в машиностроении
и нефтехимической промышленности, в металлургии и производстве
строительных материалов. Следом ощутимо снижается и потребительский
спрос, и механизм экономического роста надолго "сбивается".
Ирина Лагунина: Все сказанное
выше касается, прежде всего, экономического развития страны.
Но эти проблемы отражаются и на ее социальном развитии.
Экономический рост того типа, который происходил в последние
два года, не решил, да и не мог решить проблему занятости,
отмечает Григорий Явлинский. При относительно низких показателях
уровня безработицы в стране огромная масса трудоспособного
населения не только не имеет нормальной, достойно оплачиваемой
работы, но и шансов получить ее до конца своей трудовой
жизни. Сырьевая экономика востребует лишь малую толику человеческих
ресурсов, а потребности этой экономики в квалифицированном
труде вообще ничтожны в масштабе страны с таким населением,
как Россия. Следовательно, система фактически обрекает не
менее половины сегодняшних россиян на полулюмпенское существование
в условиях застойной безработицы и средневекового самокормления
с "шести соток". Остальным же она предлагает занятость главным
образом в сфере обслуживания, причем преимущественно в виде
рабочих мест, не требующих особой подготовки и квалификации,
а значит - малооплачиваемых и не сопровождаемых сколько-нибудь
ощутимыми социальными гарантиями. (...) Доля населения,
которое живет в условиях абсолютной бедности, то есть испытывая
затруднения с удовлетворением базовых потребностей, составляет
не менее 35%.
Соответствующим образом сформировалась
и социально-экономическая структура российского общества.
Пять процентов населения, "оседлавших" сырьевые и финансовые
потоки, имеют доходы, позволяющие им ощущать себя если не
всесильными магнатами, то во всяком случае людьми, навсегда
забывшими, что такое материальные вопросы. Еще 20-25% населения
- это наш "средний класс", который обязан своим относительным
процветанием нынешней системе и, соответственно, является
ее главной социальной опорой и защитником. Причем средний
класс в этой системе представляют не инженеры, офицеры,
врачи, учителя, научные работники, средние предприниматели,
высококвалифицированные рабочие и фермеры, а работники сферы
обслуживания, развлекательных услуг, чиновники и разного
рода рантье. Остальные же 70-75% населения - это "старые"
и "новые" бедные, подавляющая часть которых вполне в духе
марксистской теории капитализма живет на уровне простого
воспроизводства рабочей силы, или даже ниже. О чем, кстати,
красноречиво свидетельствует ситуация как с рождаемостью,
так и смертностью в большинстве российских регионов.
Из программы: Другой важнейшей областью,
принесенной в жертву финансовому "оздоровлению", является
наука и образование. По нашим оценкам, сделанным на основе
официальной российской статистики, за последние 8-9 лет
общественные расходы на образование в реальном исчислении
сократились в среднем на 55%, а рост частных расходов на
эти цели лишь в незначительной степени компенсировал сокращение
соответствующих расходов федерального и местного бюджетов.
В еще большей степени сократились государственные расходы
на науку и научное обслуживание, резко упал престиж профессиональной
научной и научно-производственной деятельности. Как следствие,
заметно упало качество образования и степень общеобразовательной
подготовки выпускников средней и высшей школ. Необходимость
неофициальных доплат на школьное образование затруднило
доступ к нему неимущих слоев населения, в результате чего
число детей, оставивших школу, приблизилось к 10% от общего
числа детей школьного возраста.
Результатом является нанесение огромного
ущерба человеческим (трудовым и интеллектуальным) ресурсам
страны. Трудоспособное население заметно сократилось количественно,
а его структура, что еще более важно, ухудшилась в качественном
отношении. (...) По данным некоторых опросов, не более 10%
тех, кто потерял или вынужден был оставить работу в научных
учреждениях России, нашел себе место в крупных частных компаниях
или кредитных учреждениях. Остальные девять десятых заняты
в мелком и мельчайшем бизнесе, либо в официальных структурах,
где их интеллектуальные способности оказываются невостребованными,
а приобретенные ранее опыт и знания постепенно утрачиваются.
Не менее миллиона человек эмигрировало из России (по данным
отечественных компаний, профессионально занимающихся миграцией,
поток выезжающих из России составлял в среднем 100 тыс.
чел. в год), причем весьма значительную часть этой эмиграции
составили образованные люди, которые до этого либо были
заняты интеллектуальной деятельностью, либо получали высшее
образование.
Ирина Лагунина: На микроуровне
хозяйственная деятельность в сегодняшней России - это не
последовательный переход от административной экономики тоталитарного
государства к современному ("нормальному") западному обществу,
а, скорее, причудливая смесь институтов и отношений самых
различных типов и уровней: современных и традиционных, рыночных
и дорыночных; правовых и неправовых, цивилизованных гражданских
и основанных на прямом насилии, и т.д.
Спросите любого российского бизнесмена,
по каким законам он живет и работает - и, если он искренен,
он не сможет сформулировать четкий ответ. Прежде всего потому
что в России пока нет единых правил, придерживаясь которых,
деловой человек (да и, кстати говоря, любой социально активный
гражданин), может рассчитывать на успех и относительную
безопасность. Где-то он действует на основе официального
права, в чем-то полагается на силу власти, в чем-то - на
инерцию привычных отношений, еще где-то просто инстинктивно
нащупывает форму поведения, адекватную обстоятельствам и
способную привести к успеху. Это - система экономики, сложившаяся
в период президента Ельцина. И в последние годы она не только
укрепилась, но и приобрела определенную устойчивость. Каковы
же основные черты этой системы, как их видит Григорий Явлинский?
1. Значительная, если не преобладающая,
роль неформальных, официально не фиксируемых отношений:
колоссальный разрыв между существующим законодательством
и экономической реальностью.
Из программы: "Игра" в экономике
идет по своим, сложившимся в последние 10 лет правилам,
которые под угрозой "стихийных санкций" более или менее
полно соблюдаются всеми участниками хозяйственной деятельности.
При этом нормы официально существующего хозяйственного права
действуют в тех пределах и в той степени, в которых они
не противоречат стихийно устоявшимся нормам экономического
поведения. Совокупность этих правил, а также экономической
активности, ведущейся в соответствии с ними, достаточно
точно отражается термином "неформальная экономика".
Ирина Лагунина: 2. Особое
место, занимаемое системой мер неофициального принуждения.
Из программы: Неформальная экономика
с неизбежностью требует для своего функционирования "неформальной"
же системы власти. Не только экономика, но и общество, государство
начинают жить по неким неписаным правилам, когда и граждане
(особенно социально активная их часть), и даже официальные
органы действуют не по закону или другим юридическим актам,
а на основе личных отношений, прецедента, способности к
принуждению и тому подобных вещей. (...) Средством принуждения
при этом может выступать административный ресурс, контроль
над рынком или его субъектами или прямое насилие (криминал),
но в любом случае оно базируется на неформальном "праве"
- "право сильного".
Ирина Лагунина: 3. Государство
неспособно выполнять роль беспристрастного арбитра в хозяйственных
спорах и гаранта исполнения контрактов. Функцию последнего
вынуждены брать на себя сами хозяйствующие субъекты, полагаясь
исключительно на собственную силу или силу своих покровителей.
4. Доверие между экономическими субъектами находится на
крайне низком уровне. А население вообще никому не верит
и глубоко убеждено в том, что если сегодня его кто-то не
обманул, то это только потому, что обманул вчера или собирается
крупно обмануть завтра. О пятой и шестой характеристиках
нынешней экономической системы в России стоит сказать подробнее:
Из программы: Необходимость собственными
силами обеспечивать исполнение обязательств и опора на неформальное
"право" с неизбежностью порождают олигархическую структуру
экономики, когда не менее 70% производимого валового продукта
так или иначе контролируется двумя-тремя десятками бизнес-структур,
решения в которых приниаются несколькими сотнями лиц, составляющих
деловую и административную элиту России.
Шестое. В условиях подобной системы право
собственности вообще, и право частной собственности в частности
не являются безусловными. Ни законопослушность, ни сравнительно
добросовестное ведение дела, ни даже соблюдение неписанных
"понятий" не могут гарантировать собственность от "передела"
или изъятия более сильным в экономическом, политическом
или административном плане субъектом. Правоохранительная
и судебная системы оказались частью приватизированными или
коррумпированными, частью просто недееспособными. Органы
финансового контроля превратились в инструмент давления
на бизнес и граждан и полуфеодального их обложения официальными
и неофициальными поборами, размер которых определяется не
столько законом, сколько произвольными решениями и взаимным
торгом. Государственные структуры оказались поставленными
вне рамок общественного контроля, их чиновникам фактически
было позволено использовать свое положение прежде всего
для собственного обогащения.
Нового президента привели к власти как
представителя вполне конкретной политической и экономической
корпоративной группы на условиях ответственности перед ней
и солидарности.
Ирина Лагунина: Поэтому вполне
закономерно, пишет Явлинский, что лозунг "диктатуры закона"
так и остался лозунгом: ни одна влиятельная группа этого
не требовала и не требует, и более того, в ней никак не
заинтересована, поскольку в этом случае рискует многое потерять.
Что же касается поддержки "твердой и жесткой власти" как
верховного арбитра в частных спорах, то такая поддержка
весьма условна и к тому же предполагает возможность влияния
на эту "твердую и жесткую власть". Картина, нарисованная
Григорием Явлинским, не внушает оптимизма. Какие же перспективы
на будущее рисует этот политический и социально-экономический
анализ?
Из программы: В России создан такой
мутант рыночной экономики, который в принципе не в состоянии
сейчас и не будет в состоянии никогда (если его не изменить
коренным образом) сократить масштабы нашего отставания от
развитых стран. Это отставание, вследствие созданной у нас
экономической системы, будет увеличиваться.
<Экономика> устроена так, что сможет обеспечить
приемлемый уровень жизни примерно для четвертой части населения
России. Москва и еще максимум 1-2 крупных российских города,
вероятно, смогут быть похожими на современные европейские
мегаполисы.
Ресурсом социально-политической устойчивости
этой системы есть и будут всего лишь 25% населения, они
же будут обеспечивать ее воспроизводство. Конечно, если
мировые цены на нефть и газ будут на высоте.
Для абсолютного большинства людей "рыночная
экономика", построенная в России, не может сделать ничего.
Экономический потенциал российской рыночной
системы в принципе не способен позволить не только создать
новую, но даже сохранить имеющуюся национальную систему
образования, науки, здравоохранения, вооруженные силы, жилищно-коммунальную
инфраструктуру.
В обществе начинают происходить опасные
процессы, ведущие к его глубокой демодернизации.
Ирина Лагунина: Можно ли при
таком мрачном прогнозе изменить что-то в этой стране?
Из программы: Я уже отмечал, что
вся российская элита так или иначе вовлечена в существующий
порядок вещей и не может его разрушить без ущерба для себя.
Сохранившаяся по ряду (в том числе и внешнеполитических)
соображений демократическая декорация требует от нее раз
в 4 года назначать главного менеджера режима, способного
гарантировать сохранение существующей структуры.
При всей тщательной регламентированности
процесса подбора и назначения "наследника", он несет, тем
не менее, потенциальную угрозу для элиты и ее режима.
Президент РФ, работающий в Кремле, неизбежно
начинает, во-первых, понимать, что у нас в стране происходит,
а во-вторых, ощущать себя государственным деятелем - такая
особенность у этих стен и у этой должности. В результате
появляется носитель общегосударственных интересов и ценностей,
может быть единственный во всей властвующей политической
элите. Но при этом он понимает, что ограничен теми, кто
привел его к власти, что они на то, что он станет государственным
деятелем, как раз и не рассчитывали. Если у него есть мужество,
он может действовать решительно: вернуть свободу слова,
обеспечить независимость суда, приглашать во власть приличных
людей, сформировать правительство, не связанное с корпоративными
кланами, организовать механизм "круглого стола" с участием
и тех представителей элиты, которые готовы подняться над
своими корыстными интересами, чтобы предотвратить сползание
страны на задворки мировой цивилизации.
Может быть, в этом состоит один из последних
шансов на то, что что-то еще можно сделать.
Ирина Лагунина: Но это - опять
надежда на "доброго царя", очередная попытка "борьбы за
хорошего президента с плохими боярами и генералами"? В определенной
степени - да, признает Григорий Явлинский, поскольку это
предопределено особенностью реальной власти в России.
Тогда на что надежда?
Из программы: На то, что "царь не
будет соблюдать царскую дисциплину и окажется при этом умным
человеком".
Есть ли основания надеяться?
Не знаю, не уверен, но лет пятнадцать
тому что-то похожее уже было и привело к казалось бы невероятному
- исчезла советская тоталитарная система.
Есть ли другие варианты?
Судите сами. Позитивной альтернативой
"доброму царю" могут быть только люди, граждане, ведущие
себя не по-советски (именно ведущие, а не только говорящие).
Что это значит?
Это значит обращение к нашей нравственности,
ответственности, самому наличию жизненной позиции, наконец.
Если мы, как народ, считаем, что все сегодня
правильно, или что иначе и быть у нас не может, и если мы
все еще готовы голосовать на референдумах за увековечивание
памяти палачей; молчать, а то и поддерживать, когда от нашего
имени стирают с лица земли города и деревни на Северном
Кавказе, повторяют залоговые аукционы и чековую приватизацию.
Если мы предпочитаем осмеивать за слабость всякого, кто
не циник и не наглец, кто решается вести себя как интеллигент,
и при этом любуемся собственной маргинальностью. Если мы
миримся с очевидной коррупцией, повседневной государственной
ложью, разрастающейся ксенофобией и зачатками культа личности,
отсутствием правосудия и прогрессирующей нищетой...
Тогда реальной альтернативы "доброму царю"
пока нет, а несколько сотен наиболее властных людей в стране
всегда могут убедиться, что имеют "народную поддержку" на
все что угодно, в том числе и на назначение народу другого
менеджера, если им потребуется. А мы все - миллионы - от
них ничем не отличаемся, просто хотели бы поменяться местами.
Это значит, что общество спит, и все останется,
как есть. Неизбежно, однако, что общество проснется.
Ирина Лагунина: Последний
вопрос этой социально-экономической программы Явлинского:
не будет ли поздно?
|