Десять лет назад на протяжении четырех недель Россия столкнулась с самыми масштабными потрясениями за вторую половину двадцатого столетия. Восьмого декабря 1991 года перестал существовать Советский Союз, 25 декабря ушел в отставку президент СССР Михаил Горбачев, а со 2 января 1992 года, согласно указу президента России Бориса Ельцина, начались гайдаровские экономические реформы.

Две трети минувшего десятилетия граждане России ощущали себя подопытными, на которых радикал-реформаторы испытывали правильность исповедуемых ими экономических теорий. Во имя этих теорий в жертву абстракциям — «рынку», «приватизации», «либерализации» — были принесены принцип социальной справедливости и благополучие большинства населения. Последствия для десятков миллионов людей известны: жесточайшее социальное расслоение, падение уровня жизни и отбрасывание 40% населения за черту бедности, обесценивание накоплений, рост безработицы, ликвидация базовых социальных гарантий и крушение привычного образа жизни.

В любой стране подобное назвали бы национальной катастрофой, а ее организаторы надолго, если не навсегда, оказались бы отстранены от власти и лишены возможности распоряжаться судьбами соотечественников. В России случилось иначе: «реформаторы», которым покровительствовал Ельцин, могли экспериментировать над согражданами, не обращая внимания на общественное мнение и не неся ни малейшей ответственности за результаты своей деятельности. При этом они очень любили называть себя «камикадзе», приходящими в правительство чуть ли не на верную погибель, чтобы проводить непопулярные реформы. Правда, покидая правительство, каждый из «камикадзе» почему-то прихватывал с собой все, что мог унести, и становился удачливым олигархом, руководителем фонда, имеющего гигантские льготы, или директором института с государственным финансированием...

Понадобился август 1998 года, чтобы на идеологии «гайдарономики» жизнью был наконец поставлен крест. Лишь тогда, когда все широко разрекламированные достижения «либерального курса» — твердый рубль, стабильные цены, изобилие на прилавках, устойчивые банки, надежные ценные бумаги — растаяли как дым, экономический курс российской власти начал меняться в лучшую сторону. Но и по сей день из лагеря наследников и единомышленников Гайдара — правых радикалов из СПС — раздаются призывы к продолжению «либерального» курса, при котором каждый сам за себя, государство никому ничего не должно и выживает только сильнейший, а главной угрозой «завоеваниям молодого российского капитализма» объявляется «социальное иждивенчество, несовместимое со свободой»...

Тот, кто не помнит прошлого, как известно, обречен на его повторение. И если мы не хотим повторения «гайдарономики», стоит напомнить, в чем она заключалась и к чему привела.

В свое время усилиями правительственных пропагандистов была выработана следующая точка зрения на гайдаровские реформы. Согласно ей, на фоне пустых прилавков 1990 — 1991 годов и сумасшедших очередей правительство России отважилось на единственно верный шаг: провело либерализацию цен, после чего прилавки наполнились товарами и исчезли очереди. Затем Гайдар и его команда в соответствии с рекомендациями крупнейших экономистов мира провели приватизацию, создали в стране класс собственников и начали осуществлять программу финансовой стабилизации и укрощения инфляции, после чего должен был начаться экономический рост. К сожалению, противодействие реакционного Верховного Совета привело к тому, что поставленные цели так и не были достигнуты...

Скажем сразу: перед нами — искусно созданные мифы.

Да, правительство Гайдара «отпустит» цены, после чего действительно появятся товары и исчезнут очереди. Но не стоит забывать, что главной причиной пустых прилавков осени 1991-го стали массовые ожидания заранее обещанного «отпуска» цен! Если бы, скажем, в 1982 году цены «прыгнули» бы в десятки раз — очереди бы исчезли точно так же. К тому же, еще неизвестно, что хуже — стоять в очереди с надеждой купить нужный товар или приходить в магазин, как на экскурсию, заранее зная, что не можешь позволить себе необходимое?

Заметим, что в декабре 1991-го Гайдар уверял, что цены «прыгнут» в 2 — 3 раза, а уже к февралю 1992-го они выросли в 20 — 30 раз. Впоследствии Геннадий Бурбулис цинично признается: мол, если бы мы честно сказали, каким будет скачок цен, кто бы нам позволил их «отпустить»? Что же, недаром Григорий Явлинский — один из самых последовательных критиков «гайдарономики» — скажет: «Главным словом, определяющим способ проведения реформ, было слово ЛОЖЬ»... В довершение «либерализации» в пыль превратятся сбережения россиян, но правительство заявит, что никаких компенсаций не будет. А журналисты, годами специализирующиеся на восхвалении «реформаторов», будут уверять граждан, что инфляция, мол, просто «перешла из скрытой формы в открытую»...

Правительство Гайдара начнет приватизацию, обещая наделить каждого равной долей государственного имущества. И тоже обманет: к осени 1992 года именные приватизационные счета (при помощи которых граждане действительно могли бы получить обещанную долю) усилиями Анатолия Чубайса сменятся безличными ваучерами. После чего вместо обещанных реформаторами двух «Волг» рядовой гражданин не получит ничего, зато владельцы крупных состояний, обогатившиеся на дешевых государственных кредитах и полученных по протекции «друзей» из правительства квотах на экспорт сырья, беспрепятственно приберут к рукам лучшую часть государственной собственности. Особенно это коснется нефтяной и газовой отраслей, где доходы, на которые существовала вся советская империя, перешли в руки узкой группы лиц. И понадобится Александр Солженицын, чтобы сказать, что ни один российский гражданин не получил по своему ваучеру причитающейся ему доли собственности, не рискуя быть заклейменным как «противник реформ».

Правительство Гайдара будет молиться на «финансовую стабилизацию», полагая, что при подавлении инфляции автоматически начнется экономический рост. Однако скоро выяснится, что бороться с инфляцией правительство может только путем отказа платить людям зарплаты и пенсии и вздуванием налогов, способных задушить на корню любое производство. Что касается экономического роста, то дежурными заклинаниями о том, что в будущем году он непременно начнется, нас пичкали вплоть до дефолта 1998 года...

Столь же иллюзорными оказались и другие мифы «гайдарономики».

Как выясняется, «лучшие экономисты мира», консультировавшие реформаторов, давно уже кардинально изменили свои взгляды. Так, еще в 1994 году пять нобелевских лауреатов по экономике — в том числе Василий Леонтьев, Дуглас Норт и Кеннет Эрроу — публично заявят об ошибочности курса российских реформ, но их крик души останется гласом вопиющего в пустыне. Более того: об этом заявлении мы вообще узнаем лишь через два года (!), потому что ни одно российское СМИ не захочет предавать его огласке.

Как выясняется, никто и ни в чем не мешал Гайдару: Верховный Совет, который обвиняли в «противодействии реформам», реально не мог повлиять ни на какие действия исполнительной власти, ибо в 1992 году действовали так называемые «особые полномочия» Ельцина, позволявшие ему издавать указы, противоречащие законодательству. А в 1993 году парламент был уже разог-нан.

Как выясняется, никакого «среднего класса» из миллионов собственников в России так и не возникло (не считать же таковыми владельцев ваучеров). Напротив, командой Гайдара был взят сознательный курс на создание не «среднего класса», а узкого слоя «новых русских». Именно они, обязанные всем «реформаторам», станут их главной опорой — и, получив во владение основные СМИ, помогут в 1996 году сохранить за Ельциным политическую власть...

Ошибки гайдаровских реформ можно перечислять долго. Многие экономисты — Григорий Явлинский и Николай Петраков, Дмитрий Львов и Леонид Абалкин, Станислав Шаталин и Сергей Глазьев — пытались предостеречь от них или объяснить, как можно скорректировать проводимый курс, чтобы смягчить его негативные последствия. В ответ натасканная в стенах чубайсовского Госкомимущества компания правительственных пропагандистов, имевшая неограниченный доступ в СМИ, не переставала уверять: курс реформ верен, ему нет и не может быть альтернативы, а все, кто его критикует, — «красно-коричневые», мечтающие вернуть страну к тотальному дефициту, очередям и распределителям.

Итог оказался печален. «Шоковая терапия» не позволила возникнуть реальному среднему классу, зато приватизация «по Чубайсу» создала узкий слой крупных собственников-олигархов. В угоду им был создан уродливый финансовый рынок, выкачивающий ресурсы из реального сектора. В угоду им была построена «пирамида» ГКО, позволявшая олигархам извлекать сверхприбыли и перекачивать их на Запад. В угоду им были созданы основы криминально-олигархического капитализма, подчиняющего государство интересам олигархов. В угоду им все тяготы социально-экономических экспериментов легли на плечи граждан. В угоду им государство в одностороннем порядке отказывалось от своих социальных обязательств перед гражданами. И в угоду им российское общество оказалось расколотым на выигравшее меньшинство и разочаровавшееся большинство, доверие которого к власти упало к осени 1998 года до критической точки. Но именно ставка на меньшинство и была одной из особенностей «гайдарономики»...

Три с половиной года после дефолта-98 деятельность четырех правительств — Примакова, Степашина, Путина и Касьянова — была во многом направлена на то, чтобы преодолеть последствия тех лет, когда экономическую политику страны безраздельно определяли любители «шока без терапии».

Важнейшим среди «шагов от пропасти», куда вот-вот была готова обрушиться страна, стало изменение отношения государства к социальной сфере, которая перестала наконец (как это было принято при «реформаторах») рассматриваться как досадная помеха на пути макроэкономических преобразований. Достаточно сказать, что три с половиной года (!) начиная с января 1997 года в стране не менялась минимальная заработная плата и, в нарушение закона, не индексировалась минимальная пенсия — даже дефолт с последующим трехкратным обвалом уровня жизни не заставил российскую власть повысить зарплаты и пенсии собственным гражданам.

Уже с осени 1998 года, когда объявившее дефолт и девальвацию рубля правительство Сергея Кириенко было заменено правительством Евгения Примакова, ситуация стала меняться. Были постепенно погашены долги по зарплате и пенсиям, а затем, уже при правительстве Владимира Путина и Михаила Касьянова, были несколько раз подряд повышены минимальная зарплата и пенсия — без привычных страшилок отечественных монетаристов, что рост доходов граждан-де «провоцирует инфляцию»... Наконец, в федеральных бюджетах 2000 и 2001 годов серьезно выросли расходы на социальную сферу, а вице-премьеры и министры научились говорить о социальных проблемах без брезгливого выражения на лице.

Вторым шагом стало снижение налогов — впервые за десять лет в России был уменьшен налог на прибыль предприятий и введена «плоская» 13-процентная шкала подоходного налога. Заметим: все предшествующие годы на все предложения о снижении налогов правительство неизменно отвечало, что это совершенно немыслимо, невозможно и что этого никогда не будет. И лишь после того как в послании Владимира Путина к парламенту прозвучала мысль о том, что в России «неразумный уровень налогообложения» и надо вводить единую низкую ставку подоходного налога, ситуация изменилась.

Третьим важным шагом стали изменения в бюджетной политике: впервые за долгие годы федеральный бюджет стал бездефицитным, позволившим не накручивать новый государственный долг. Изменилась и политика в отношении предпринимателей, задавленных бесконечными проверками и вынужденных собирать немыслимое число бумаг для того, чтобы начать свое дело. Недавно через Думу проводился пакет законов, предусматривающий резкое сокращение числа проверок и введение принципа регистрации предпринимателей в «одном окне». Если он будет нормально работать — есть надежда на серьезные изменения в этой сфере.

Наконец, появились примеры того, что реакция общества на планы власти заставляет ее менять первоначальные намерения. Так, вопреки первоначальным пугающим заявлениям был приторможен немедленный «суперлиберальный» переход на 100-процентную оплату жилья и коммунальных услуг — столкнувшись с жестко отрицательным мнением населения, правительство само заговорило о том, что надо ориентироваться на платежеспособность граждан и бессмысленно форсировать переход к 100-процентной оплате...

Любимый тезис тех, кто задумывал и проводил «шоковые» реформы, — «мы все делали правильно, а то, что реформы не привели к позитивным результатам, вызвано исключительно тем, что нам не хватало власти и реформы не дали довести до конца». Но это неправда. Не власти не хватало «реформаторам», а совести. Недаром еще в 1990 году один из их лидеров, говоря о будущих реформах, заявил буквально следующее: «что будет с людьми, какие социальные последствия могут наступить — не имеет значения, на социальную сферу нам наплевать, кто выживет — тот выживет, нельзя себе позволить отвлекаться на раздумья, надо подавить в себе жалость, экспериментируя над ничтожными людишками, которые лишь «навоз истории»...

Что же, кто хочет — тот может и поныне верить, что «гайдарономике» не было альтернативы. И что в огромной стране с умным и трудолюбивым народом, прославленной на весь мир наукой, мощнейшей промышленностью и богатейшими природными богатствами нельзя было провести экономические реформы иначе, кроме как отбросив миллионы граждан за грань нищеты, превратив качественное образование и медицинское обеспечение в привилегию меньшинства, взрастив небывалую коррупцию, передав большинство национальных богатств узкой группе олигархов и поставив страну в зависимость от унизительно нерегулярно выдаваемой порции международных кредитов.

Я этому верить отказываюсь.